Собрание сочинений в девяти томах. Том 8. Мост дружбы
Шрифт:
– А я без плана хочу, раньше времени! – сияя глазами, наступала на него Аня. – Ты знаешь, сколько я ждала?
– Так еще ждать придется, пока Андрейка свой Арктический мост построит.
– Дай пожму твою медвежью лапу! И здравствуй, Денисище великолепный! Как раз вам обоим я и должна рассказать о самом важном.
– О чем, Аня?
– Об Арктическом мосте… и о Степане, твоем брате.
– При чем тут Степан? И почему Арктический мост? – нахмурился Андрей.
– Сейчас все узнаешь. Давайте сядем на эти катушки
– То ж не катушки, то бунты, – поправил Денис, склонив голову чуть набок, как бы присматриваясь к Ане.
– Представьте, совершенно неожиданно к нам с папой на дачу приехал Степан Григорьевич…
Степан Григорьевич приехал на дачу Седых в одно из воскресений, точно зная, что старик Седых в командировке.
Аня очень удивилась. Она не видела Степана Григорьевича со Светлорецка. Как он постарел! Хотя еще чувствуется сила: крепкая шея, энергичные морщины у губ, жесткий взгляд.
– Я знаю, как неожидан мой визит, ибо что общего может быть между вами, кому улыбается счастье, и человеком, отставленным от дел!
– Ну что вы, Степан Григорьевич!
Женщина сразу по-другому начинает относиться даже к неприятному ей человеку, если хоть немножко его пожалеет. Конечно, Аня знала все, что произошло со Степаном Григорьевичем. Иван Семенович мог рассказать ей даже больше, чем было опубликовано в «Правде». Этот человек умел «не ошибаться», приспосабливаться, выдвигаться… Но разве он один искал удобного пути?.. Может быть, ему в самом деле не повезло. Его показали всей стране, чтобы воздействовать на других…
Аня провела Степана Григорьевича в сад, предложила чаю. Степан Григорьевич не отказался, попросил разрешения снять пиджак – было жарко. Аня заметила на его рубашке подпалину от утюга. Одинокий, верно, сам гладит, и так неумело…
– Вы знаете, Анна Ивановна, что мы с братом в неладах. Глупо, конечно. Порой удобно валить все на одного. Я уже привык.
– Ну что вы, Степан Григорьевич! – только и нашлась сказать Аня.
– Мне горько… и не то, что другие ко мне переменились… горько, что Андрюшка, которого я, как отец воспитал… Словом, объяснять трудно…
– Конечно, Степан Григорьевич! Я вот не понимаю злопамятных людей.
– Яблоко раздора – в его идее. Но я все же был прав, ибо техническая идея тогда принимается, когда она способна двинуть вперед общество. А если ее нельзя применить – ее отвергают. Так было в те дни, Андрюша не смог мне простить своего закономерного провала… Такова ирония несправедливости… Однако я по-прежнему люблю его, забочусь о нем. Многое изменилось в мире, Анна Ивановна!
– Конечно. Вы позволите еще налить вам чаю?
– Пожалуйста. Так приятно, когда тебя угощают!
Аня и Степан Григорьевич сидели на свежем воздухе, под соснами, на крутом спуске к пойме реки Истры. Отсюда открывался широкий вид на другой ее крутой
– Да, многое изменилось, – продолжал Степан Григорьевич. – Но если разобраться, то менялась политическая погода, политический же климат оставался неизменным. Климат этот определяется нежеланием людей погибать от ядерных бомб, в стремлении выжить, сблизиться, жить общей для всего земного шара экономической жизнью. И я думаю, Анна Ивановна, что вопрос о строительстве Андрюшиного моста между СССР и Америкой будет поднят.
– Неужели вы так считаете? – спросила Аня, не спуская со Степана Григорьевича пристального взгляда.
– Более того: этот вопрос уже поднят. Меня еще помнят вверху. Не буду вам подробно рассказывать, но недавно мне снова привелось побывать там…
– В правительстве?
– Да, – многозначительно ответил Степан Григорьевич, решительно отодвигая стакан. – На этот раз разговор там пошел об Арктическом мосте.
– Степан Григорьевич, милый! Как вас благодарить? Позвольте, я вас поцелую.
– Неужели это доставит вам удовольствие? – улыбнулся Степан Григорьевич.
Потом они спустились к Истре. Быстрая и мелкая, она напомнила обоим речку Светлую, Светлорецк.
Прощаясь, Степан Григорьевич сказал Ане:
– Можете мне поверить: я сделаю все для Андрюши, что от меня зависит. Я имею в виду не только свои разговоры вверху… Я готов отдать Андрюше весь свои инженерный опыт, все свои знания, проектировать и строить мост вместе с ним. Кстати, наверху это считают само собой разумеющимся.
– Степан Григорьевич, я знаю Андрюшу – он совсем не злопамятный! Он никогда не откажется от такой помощи… Тем более что вы… ну, понимаете, сумели заинтересовать там, в правительстве.
Аня стояла перед Корневым, молодая, легкая, в развевающемся платье, с распушившимися паутинками волос, золотящихся на солнце. Степан опустил глаза.
– Не переоценивайте моих заслуг, Анна Ивановна, – сказал он. – Представьте, что меня вызывали туда только за тем, чтобы узнать адрес Андрюши.
Аня весело рассмеялась:
– Ну вот, он еще и шутит! А я думала, вы не умеете.
Степан Григорьевич улыбнулся, глядя на Аню.
Она взяла его за обе руки:
– Я благодарю вас… и от Андрюши… и от себя… Как хорошо, что вы снова будете друзьями!
Степан Григорьевич подтянулся, помолодел:
– Думаю, что мы с ним сработаемся. Я многому его научу, ибо по-прежнему хорошо к нему отношусь. И к вам… Аня…
Он уехал. Аня ходила по саду, прижав кулаки к щекам, и плакала от счастья.
Ледокольный гидромонитор «Северный ветер» ясным летним утром ошвартовался около морского причала на Химкинском водохранилище.