Собрание сочинений в одном томе

Высоцкий Владимир Семенович

ПЕСНЯ КОСМИЧЕСКИХ НЕГОДЯЕВ

Вы мне не поверите и просто не поймете: В космосе страшней, чем даже в дантовском аду, — По пространству-времени мы прём на звездолете, Как с горы на собственном заду. От Земли до Беты — восемь дён, Ну а до планеты Эпсилон — Не считаем мы, чтоб не сойти с ума. Вечность и тоска — ох, влипли как! Наизусть читаем Киплинга, А кругом — космическая тьма. На Земле читали в фантастических романах Про возможность встречи с иноземным существом, — Мы на Земле забыли десять заповедей рваных — Нам все встречи с ближним нипочем! От Земли до Беты — восемь дён, Ну а до планеты Эпсилон — Не считаем мы, чтоб не сойти с ума. Вечность и тоска — игрушки нам! Наизусть читаем Пушкина, А кругом — космическая тьма. Нам прививки сделаны от слез и грез дешевых, От дурных болезней и от бешеных зверей, — Нам плевать из космоса на взрывы всех сверхновых — На Земле бывало веселей! От Земли до Беты — восемь дён, Ну а до планеты Эпсилон — Не считаем мы, чтоб не сойти с ума. Вечность и тоска — ох, влипли как! Наизусть читаем Киплинга, А

кругом — космическая тьма. Прежнего, земного не увидим небосклона, Если верить россказням ученых чудаков, — Ведь, когда вернемся мы, по всем по их законам На Земле пройдет семьсот веков! То-то есть смеяться отчего: На Земле бояться нечего — На Земле нет больше тюрем и дворцов. На бога уповали бедного, Но теперь узнали: нет его — Ныне, присно и вовек веков! 1966

В ДАЛЕКОМ СОЗВЕЗДИИ ТАУ КИТА

В далеком созвездии Тау Кита Все стало для нас непонятно, — Сигнал посылаем: «Вы что это там?» — А нас посылают обратно. На Тау Ките Живут в тесноте — Живут, между прочим, по-разному — Товарищи наши по разуму. Вот, двигаясь по световому лучу Без помощи, но при посредстве, Я к Тау Кита этой самой лечу, Чтоб с ней разобраться на месте. На Тау Кита Чегой-то не так — Там таукитайская братия Свихнулась, — по нашим понятиям. Покамест я в анабиозе лежу, Те таукитяне буянят, — Все реже я с ними на связь выхожу: Уж очень они хулиганят. У таукитов В алф'aвите слов — Немного, и строй — буржуазный, И юмор у них — безобразный. Корабль посадил я как собственный зад, Слегка покривив отражатель. Я крикнул по-таукитянски: «Виват!» — Что значит по-нашему — «Здрасьте!». У таукитян Вся внешность — обман, — Тут с ними нельзя состязаться: То явятся, то растворятся… Мне таукитянин — как вам папуас, — Мне вкратце об них намекнули. Я крикнул: «Галактике стыдно за вас!» — В ответ они чем-то мигнули. На Тау Ките Условья не те: Тут нет атмосферы, тут душно, — Но таукитяне радушны. В запале я крикнул им: мать вашу, мол!.. Но кибернетический гид мой Настолько буквально меня перевел, Что мне за себя стало стыдно. Но таукиты — Такие скоты — Наверно, успели набраться: То явятся, то растворятся… «Вы, братья по полу, — кричу, — мужики! Ну что…» — тут мой голос сорвался. Я таукитянку схватил за грудки: «А ну, — говорю, — признавайся!..» Она мне: «Уйди!» — Мол, мы впереди — Не хочем с мужчинами знаться, — А будем теперь почковаться! Не помню, как поднял я свой звездолет, — Лечу в настроенье питейном: Земля ведь ушла лет на триста вперед По гнусной теорьи Эйнштейна! Что, если и там, Как на Тау Кита, Ужасно повысилось знанье, — Что, если и там — почкованье?! 1966

ПРО ДИКОГО ВЕПРЯ

В королевстве, где все тихо и складно, Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь, Появился дикий вепрь огромадный — То ли буйвол, то ли бык, то ли тур. Сам король страдал желудком и астмой, Только кашлем сильный страх наводил, — А тем временем зверюга ужасный Коих ел, а коих в лес волочил. И король тотчас издал три декрета: «Зверя надо одолеть наконец! Вот кто отчается на это, на это, Тот принцессу поведет под венец». А в отчаявшемся том государстве — Как войдешь, так прямо наискосок — В бесшабашной жил тоске и гусарстве Бывший лучший, но опальный стрелок. На полу лежали люди и шкуры, Пели песни, пили мёды — и тут Протрубили во дворе трубадуры, Хвать стрелка — и во дворец волокут. И король ему прокашлял: «Не буду Я читать тебе морали, юнец, — Но если завтра победишь чуду-юду, То принцессу поведешь под венец». А стрелок: «Да это что за награда?! Мне бы — выкатить портвейну бадью!» Мол, принцессу мне и даром не надо, — Чуду-юду я и так победю! А король: «Возьмешь принцессу — и точка! А не то тебя раз-два — и в тюрьму! Ведь это все же королевская дочка!..» А стрелок: «Ну хоть убей — не возьму!» И пока король с им так препирался, Съел уже почти всех женщин и кур И возле самого дворца ошивался Этот самый то ли бык, то ли тур. Делать нечего — портвейн он отспорил, — Чуду-юду уложил — и убег… Вот так принцессу с королем опозорил Бывший лучший, но опальный стрелок. 1966

«При всякой погоде…»

При всякой погоде — Раз надо, так надо — Мы в море уходим Не на день, не на два. А на суше — ромашка и клевер, А на суше — поля залило, — Но и птицы летят на Север, Если им надоест тепло. Не заходим мы в порты — Раз надо, так надо, — Не увидишь Босфор ты, Не увидишь Канады. Море бурное режет наш сейнер, И подчас без земли тяжело, — Но и птицы летят на Север, Если им надоест тепло. По дому скучаешь — Не надо, не надо, — Зачем уплываешь Не на день, не на два! Ведь на суше — ромашка и клевер, Ведь на суше — поля залило… Но и птицы летят на Север, Если им надоест тепло. 1966

«Один музыкант объяснил мне пространно…»

Один музыкант объяснил мне пространно, Что будто гитара свой век отжила, — Заменят гитару электроорганы, Электророяль и электропила… Гитара опять Не хочет молчать — Поет ночами лунными, Как в юность мою, Своими

семью Серебряными струнами!.. Я слышал вчера — кто-то пел на бульваре: Был голос уверен, был голос красив, — Но кажется мне — надоело гитаре Звенеть под его залихватский мотив. И все же опять Не хочет молчать — Поет ночами лунными, Как в юность мою, Своими семью Серебряными струнами!.. Электророяль мне, конечно, не пара — Другие появятся с песней другой, — Но кажется мне — не уйдем мы с гитарой В заслуженный и нежеланный покой. Гитара опять Не хочет молчать — Поет ночами лунными, Как в юность мою, Своими семью Серебряными струнами!.. 1966

«У домашних и хищных зверей…»

У домашних и хищных зверей Есть человечий вкус и запах, А каждый день ходить на задних лапах — Это грустная участь людей. Сегодня зрители, сегодня зрители Не желают больше видеть укротителей. А если хочется поукрощать — Работай в розыске, — там благодать! У немногих приличных людей Есть человечий вкус и запах, А каждый день ходить на задних лапах — Это грустная участь зверей. Сегодня жители, сегодня жители Не желают больше видеть укротителей. А если хочется поукрощать — Работай в цирке, — там благодать! 1966

«А люди всё роптали и роптали…»

А люди всё роптали и роптали, А люди справедливости хотят: «Мы в очереди первыми стояли, — А те, кто сзади нас, уже едят!» Им объяснили, чтобы не ругаться: «Мы просим вас, уйдите, дорогие! Те, кто едят, — ведь это иностранцы, А вы, прошу прощенья, кто такие?» Но люди всё роптали и роптали, Но люди справедливости хотят: «Мы в очереди первыми стояли, — А те, кто сзади нас, уже едят!» Им снова объяснил администратор: «Я вас прошу, уйдите, дорогие! Те, кто едят, — ведь это ж делегаты, А вы, прошу прощенья, кто такие?» Но люди всё роптали и роптали, Но люди справедливости хотят: «Мы в очереди первыми стояли, — А те, кто сзади нас, уже едят…» 1966

ДЕЛА

Дела! Меня замучили дела — каждый миг, каждый час, каждый день, — Дотла Сгорело время, да и я — нет меня, — только тень, только тень! Ты ждешь… А может, ждать уже устал — и ушел или спишь, — Ну что ж, — Быть может, мысленно со мной говоришь… Теперь Ты должен вечер мне один подарить, подарить, — Поверь, Мы будем только говорить! Опять! Все время новые дела у меня, всё дела и дела… Догнать, Или успеть, или найти… Нет, опять не нашла, не нашла! Беда! Теперь мне кажется, что мне не успеть за судьбой — Всегда Последний в очереди ты, дорогой! Теперь Ты должен вечер мне один подарить, подарить, — Поверь, Мы будем долго говорить! Подруг Давно не вижу — всё дела у меня, без конца всё дела, — И вдруг Сгорели пламенем дотла все дела, — не дела, а зола! Весь год Он ждал, но дольше ждать и дня не хотел, не хотел, — И вот Не стало вовсе у меня больше дел. Теперь Ты должен вечер мне один подарить, подарить, — Поверь, Что мы не будем говорить! 1966, ред. <1973>

ПЕСНЯ О ДРУГЕ

Если друг оказался вдруг И не друг, и не враг, а так; Если сразу не разберешь, Плох он или хорош, — Парня в горы тяни — рискни! — Не бросай одного его: Пусть он в связке в одной с тобой — Там поймешь, кто такой. Если парень в горах — не ах, Если сразу раскис — и вниз, Шаг ступил на ледник — и сник, Оступился — и в крик, — Значит, рядом с тобой — чужой, Ты его не брани — гони: Вверх таких не берут и тут Про таких не поют. Если ж он не скулил, не ныл, Пусть он хмур был и зол, но шел, А когда ты упал со скал, Он стонал, но держал; Если шел он с тобой как в бой, На вершине стоял — хмельной, — Значит, как на себя самого Положись на него! 1966

ЗДЕСЬ ВАМ НЕ РАВНИНА

Здесь вам не равнина, здесь климат иной — Идут лавины одна за одной, И здесь за камнепадом ревет камнепад, — И можно свернуть, обрыв обогнуть, — Но мы выбираем трудный путь, Опасный, как военная тропа. Кто здесь не бывал, кто не рисковал — Тот сам себя не испытал, Пусть даже внизу он звезды хватал с небес: Внизу не встретишь, как ни тянись, За всю свою счастливую жизнь Десятой доли таких красот и чудес. Нет алых роз и траурных лент, И не похож на монумент Тот камень, что покой тебе подарил, — Как Вечным огнем, сверкает днем Вершина изумрудным льдом — Которую ты так и не покорил. И пусть говорят, да, пусть говорят, Но — нет, никто не гибнет зря! Так лучше — чем от водки и от простуд. Другие придут, сменив уют На риск и непомерный труд, — Пройдут тобой не пройденный маршрут. Отвесные стены… А ну — не зевай! Ты здесь на везение не уповай — В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала, — Надеемся только на крепость рук, На руки друга и вбитый крюк — И молимся, чтобы страховка не подвела. Мы рубим ступени… Ни шагу назад! И от напряженья колени дрожат, И сердце готово к вершине бежать из груди. Весь мир на ладони — ты счастлив и нем И только немного завидуешь тем, Другим — у которых вершина еще впереди. 1966