Собрание сочинений в одном томе
Шрифт:
— Нет! Так хорошо!
— Ничего хорошего в мокрых штанах. Кстати, нужно идти по городу. Где твои вещи?
— Там, — она указала в море и улыбнулась.
— А? Ты оттуда! — догадался он. — Русалка! Дочь Посейдона!
— Что такое русалка?
— Отложим изучение русского фольклора! Я серьезно.
— И я серьезно. Вещи смылись.
— Смылись! — передразнил он. — Не смылись, а смыло. А как пойдем?!
— Если пойдем вместе, ты дашь мне брюки.
— Что? — удивился он —
— У тебя есть альбом!
— У меня есть альбом! У меня еще есть кисть, — сказал он, — и палитра.
— Пол-литра — это замечательно! — воскликнула она, — потому что мне холодно! Отвернись!
Она встала, отошла в темноту и, когда он отвернулся, стала выжимать волосы и купальник, и потом крикнула:
— Давай брюки!
Он послушно разделся и отдал. Она выжала джинсы, надела их и хихикнула:
— Как раз.
Здесь они впервые взглянули друг на друга и остались довольны. Из ресторана доносилась та же ласковая мелодия, она пробивалась сквозь шум моря, а когда они пошли прочь от воды, звук стихии ушел, а мелодия стала внятнее и громче.
По набережной шла странная пара: белая женщина в мокрых джинсах и купальнике и мужчина в плавках и рубахе, неловко прикрываясь альбомом. Люди, улыбаясь, смотрели на них, а они продолжали знакомиться:
— Откуда ты знаешь русский? — спросил он.
— Я работала в Москве 3 года и была замужем за русским переводчиком.
— А теперь?
— А теперь я не замужем за переводчиком.
— Почему? — задал он глупый вопрос.
— Он плохо переводил, — ответила она.
— А теперь?
— Теперь он переводит лучше.
— Нет! Что ты делаешь теперь?
— Преподаю в колледже русский.
Они подошли к отелю на самом берегу, к отелю, где она жила.
— Я пойду переоденусь, — сказала она. — Хочешь зайти?
— В таком виде? Тебе удобно?
— Конечно, нет, — согласилась она. — Но совсем не лучше выходить с мокрыми брюками. Хотя я тебе брошу с балкона. Ромео надевает брюки под балконом Джульетты. Бедный Шекспир.
— Так и договорились! — сказала она. — Дай мне твою рубаху и жди здесь.
— Караул! Раздевают, — сказал он, снимая рубаху.
— Что такое «караул»? — спросила она.
— Караул — это караул.
— А? — понятно! Я сейчас.
И она вошла в холл и независимо спросила у портье ключ. В окне второго этажа вспыхнул свет, а через паузу вниз полетели брюки и рубаха. Ромео оделся, и к нему спустилась Джульетта в красивом платье и причесанная.
— Ты уже одет? — спросила она.
— О да! Только не так красиво.
— Давай я тебя причешу.
Она расчесала ему волосы и снова его поцеловала.
— Все!
— Нет не все! Пойдем продолжать переодевание. Ко мне — это рядом.
Пока
— Ты поешь? — спросила она, когда он был готов, кивнув на гитару!
— Попеваю.
— А какая разница?
— Ну, я говорю нараспев стихи и перебираю струны. Получается печально и интимно. Вот так! — Он перебрал струны.
— Спой!
— Я не пою.
— Ну говори под гитару.
— Как-нибудь потом. Пойдем что-нибудь съедим и выпьем!
Они спустились в ресторан. Официанты узнавали его и благосклонно оглядывали его спутницу. И из уважения приветствовали его по-русски. Только вместо «здравствуй» говорили «спасибо!».
— Они тебя любят! — сказала она, когда они устроились за маленьким столиком на террасе — прямо над морем.
— Они любят русских, — ответил он.
— Почему?
— Потому что мы славяне и из-за войны. В Югославии знают, что это такое.
— Везде знают, что это.
— В Югославии особенно. Они даже говорят: наша страна до Владивостока.
Оркестр заиграл какую-то русскую песню, и певица спела ее по-югославски.
— Мне мясо, — сказала она официанту, — и кофе.
— Мне тоже и… что-нибудь выпить.
— Русская? — улыбнулся официант.
— Нет! Француженка.
— Но это то же самое, — нашелся официант, не желая ее обидеть, и убежал.
— А ты красивая, — сказал он вдруг, — жаль, если бы ты утонула!
— Я не утонула бы. Ты что рисуешь?
Он рисовал на салфетке.
— Тебя! Как ты выходишь из воды.
— Из морской пены! Афродита пенорожденная! Нарисуй что-нибудь из Москвы.
— Хорошо. А ты будешь узнавать, что это.
— Я постараюсь, если ты хороший художник.
— Я хороший!
— Я говорю, если ты хороший художник.
— Я хороший художник. Что это?
— Это Кремль.
— Надо же. Неужели похоже?
— Похоже.
Салфетки (ложились на стол) с видами Москвы.
— Этого я не узнаю, — сказала она.
— Это мой дом.
— Где это?
— На Садовом кольце, около площади Маяковского.
— А это набережная Сены! Ты был в Париже?
— Нет! Но это набережная Москвы-реки.
— Может быть — я не помню. Но это правда площадь Согласия! — воскликнула она. — Откуда ты знаешь?
— Видел в кино. И вот еще.
Он набрасывал карандашом контуры всем на свете знакомых парижских достопримечательностей, и оркестр вдруг заиграл французскую мелодию, сразу после русской, без перехода, и певица спела ее по-югославски.
Пришел официант, чему-то ухмыляясь. Это, вероятно, он попросил оркестрантов сыграть что-нибудь для французской гостьи.