Собрание сочинений в пяти томах. Том первый. Бремя страстей человеческих. Роман
Шрифт:
ГЛАВА 52
На следующий день Филип приехал в Блэкстебл. Со смерти матери он не терял никого из близких; кончина тетки потрясла его и наполнила душу каким-то страхом — он впервые почувствовал неизбежность смерти. Ему трудно было себе представить, каково теперь дяде, потерявшему верного друга, который любил и холил его сорок лет. Он ждал, что найдет священника в безысходном горе. Филипа пугала их встреча: он знал, что ему нечего сказать в утешение. Всю дорогу он придумывал подходящую к случаю речь.
Филип
— Поезд опоздал? — спросил он, поднимая голову.
Филип ожидал излияния чувств, и такой деловой тон его поразил. Подавленный, но спокойный, дядя протянул ему газету.
— Тут о ней помещена очень маленькая заметка. Это «Блэкстебл таймс»,— сказал он.
Филип машинально прочел заметку.
— Хочешь поглядеть на нее?
Филип кивнул, и они вместе отправились наверх. Тетя Луиза лежала на двуспальной кровати, со всех сторон окруженная цветами.
— Хочешь немножко помолиться? — опять спросил священник.
Он опустился на колени, и Филип, понимая, что должен последовать его примеру, сделал то же. Он глядел на маленькое, сморщенное личико. Голову его сверлила мысль: какая зря загубленная жизнь! Минуту спустя мистер Кэри кашлянул и поднялся. Он показал Филипу венок в ногах у покойницы.
— Это от нашего помещика.— Говорил он приглушенным голосом, как в церкви, но, так как был священником, это его ничуть не стесняло.— Чай, наверно, готов.
Они снова пошли в столовую. Спущенные шторы придавали комнате траурный вид. Священник сел у того конца стола, где раньше сидела его жена, и стал церемонно разливать чай. Филипу казалось, что ни ему, ни дяде кусок не полезет в горло, но, когда увидел, с каким аппетитом закусывает священник, и сам охотно принялся за еду. Некоторое время оба молчали. Филип с убитым видом, которого требовали приличия, жевал кусок отличного кекса.
— Сколько произошло перемен с тех пор, как я был помощником священника,— сказал дядя Уильям.— В прежние дни участникам погребения выдавали пару черных перчаток и кусок черного крепа на шляпу. Бедняжка Луиза всегда шила из этого шелка платья. Она говорила, что двенадцати похорон ей хватит на платье.
Потом он перечислил, кто прислал венки,— их получено уже двадцать четыре! Когда умерла миссис Роулингсон — жена священника из Ферна,— у нее было тридцать два венка; но, вероятно, многие еще пришлют венки завтра; похороны назначены на одиннадцать часов, вынос тела отсюда, из дома священника, и они без труда переплюнут миссис Роулингсон. Луиза всегда недолюбливала эту миссис Роулингсон.
— Я сам отслужу погребальную службу. Я обещал Луизе, что не дам никому другому ее хоронить.
Когда дядя взял второй кусок кекса, Филип посмотрел на него неодобрительно: в нынешних обстоятельствах это было просто обжорством.
— Мэри-Энн все-таки отлично печет пироги! Боюсь, что новой служанке с ней не сравниться.
— Новой? А разве Мэри-Энн уходит? —
Мэри-Энн жила в доме священника с тех пор, как Филип себя помнил. Она никогда не забывала его дня рождения и посылала ему подарки — пустяковые, но трогательные. Филип был к ней по-настоящему привязан.
— Да,— ответил мистер Кэри.— Я считаю неприличным держать в доме незамужнюю женщину.
— Но, господи прости, ей уже, наверно, за сорок!
— Не меньше. Последнее время мне с ней было тяжело, она зазналась, взяла слишком большую власть. Мне кажется, что это удобный случай дать ей расчет.
— Да, такой случай больше не подвернется,— сказал Филип.
Он вынул сигарету, но дядя не позволил ему закурить.
— Прошу тебя, после похорон, Филип,— сказал дядя мягко.
— Ладно.
— Нехорошо курить, пока наверху лежит твоя бедная тетя.
После похорон священник пригласил на обед церковного старосту и директора местного банка Джозию Грейвса. Шторы были подняты, и, помимо своей воли, Филип почувствовал какое-то облегчение. Присутствие покойницы в доме его угнетало; пока она жила, бедняжка была олицетворением доброты и кротости; но там, наверху, она лежала такой неживой и застывшей, что казалось, будто от нее исходит какой-то тлетворный дух.
Эта мысль ужаснула Филипа.
На несколько минут он остался вдвоем с церковным старостой.
— Надеюсь, вы сумеете немножко побыть с вашим дядей,— сказал тот.— Его пока не следует оставлять одного.
— Мне самому еще неясно, что я буду делать дальше,— сказал Филип.— Если он захочет, я с радостью останусь.
За обедом, желая развлечь безутешного вдовца, церковный староста рассказал о недавнем пожаре в Блэкстебле, от которого сильно пострадала методистская церковь.
— Говорят, она не была застрахована,— с довольной улыбкой заметил староста.
— Им все равно,— сказал священник.— Достанут денег и отстроятся. Методистская паства охотно дает деньги.
— Я заметил, что Холден послал венок.
Холден был нонконформистский священник, и, хотя, памятуя о господе нашем Иисусе Христе, распятом за них обоих, мистер Кэри и кивал ему на улице, никогда еще он не обмолвился с ним ни единым словом.
— Я считаю его поступок бестактным,— заявил он.— Нам прислали сорок один венок. Ваш был очень красивый. Нам с Филипом он чрезвычайно понравился.
— Рад, что угодил,— скромно заметил директор банка.
Он с удовлетворением отметил, что его венок был больше других. И весьма эффектно выглядел. Потом разговор зашел о людях, пришедших на похороны. Во время погребения магазины были закрыты, и церковный староста достал из кармана специально напечатанное объявление: «По случаю похорон миссис Кэри торговля будет производиться после часу дня».
— Это я придумал,— сказал староста.
— С их стороны было очень любезно закрыть лавки,— сказал священник.— Бедняжка Луиза была бы крайне тронута.