Собрание сочинений в шести томах. т 1

Алешковский Юз

– Поскольку горю с поличным – сознаюсь… да, виноват, не воздержался, уеб стриптизинку при ейном нахождении в производственном положении, было дело под Полтавой… и правильно сделал, не раздевайся сикопрыга на моих глазах – ты мне не жена… спасибо Гуталину за наше счастливое детство, всегда готов к предварительному тюремному заключению!

Вот как поступит здоровый русский человек, который против разврата эмоций любви и чувства уважения к даме как таковой… объясняю: миллиардеры ходят на оголтелось, потому что можно не ебать раздевающуюся особу… богатеи не то что мы – они еще и рады, что закон запрещает забираться на сцену, а сам закон защищают вышибалы… здоровый мужик, вроде нашего Штирлица, туда не пойдет… яйца так опухнут от сеанса, что придется враскорячку добираться до того, с чего начинается родина в твоем букваре… вопросы есть?.. конечно, я и с уборщицами крутил, и с кассиршей… эта дама мое ухо, как ручку кассы крутила, когда дело шло к апогейному экстазу… задумчиво говоря, может, и наоборот… мн-да, крутил я и с завхимчисткой, и с разными поварихами, и с одной летчицей-испытательницей вертолетов, помирали мы с которой в продолжительном пике… пике – это штопор…

ты лучше спроси, с какой профессией я не жил… разве что с вагоновожатой трамвая «Аннушка»… это было бы цинизмом, слишковать нельзя, в плане народной мудрости – жадность фраера сгубила… даже с должностями я жил, не то что с профессиями… к примеру, тянул заведующую парикмахерской, дом управшу, нотариуса женского пола, директорш вагон-ресторана и гастронома – она была потолще бочки пива – главврачиху уделал лагерного госпиталя… народная судья, которая меня судила, приезжала в зону на личное свидание, кешарями заваливала, не знала куда девать взятки данное лицо нашей коррупции… вот это были оттяжки – высший класс… надзор ее с трудом оторвал от личного свидания… еле-еле доползала до станции… так я мстил ей за то, что срок влупила, сукоедина, могла и оправдать… само собой, ждала меня на воле… нахуя мне на ней жениться?.. тогда я принадлежал всем желающим женщинам и ни одну из них не любил в отдельности, а теперь, если забежать вперед, все наоборот… да, в обморок падали почти все… бывало по многу раз… какой ты все же паскудный атеист, что не веришь в эти обмороки?.. у тебя же логика в башке не ночевала… я не следак Шерлок Холмс, но кое-что шуруплю в дедукции… ты прав – она есть мудрость наших дедов и прадедов, грохнутых большевичками… доказываю: ты замечал, что в аптеках нашатырного спирта часто не бывает?.. нет, его не пьют, а нюхают, он из обмороков возвращает… они случаются заподлицо с оргазмами, особенно, если страстная женщина пылает, как кино-ведьма, на костре половой инквизиции… теперь возьмем аптеки, подолгу ваты нету ни в одной из которых.. это значит, к женскому полу в один день заявились, как дамы говорят, гости… прикидывай анализ-то, но не кала, не мочи, а логики ситуации, главное, сам допирай до выводов, учись рассуждать, мудила… помнишь, лезвий нигде было не достать?.. ходим бородатые, как при Иване Грозном, который являлся Гуталином послезавтра, так сказать, пидарас, сыноубийца своей же молофейки… почему не бреемся?.. да потому что китайцы перекинули к нам через Амур тучу летающих мандавошек – вот почему… миллионам мужчин пришлось все вплоть до бровей брить, когда лезвия были в продаже… а когда пропали, не стану же я, после бритья муде с лобком, скоблить тем же лезвием бороду… не по мне такая нелогичная дедукция, не по мне… плесни боржомчику – изжога достает от ТТТТ – твою таежную тагильскую тупость имею в виду… любя говорю, ты не образован, каким я был недавно, но любопытен, поэтому не бзди – образуешься… на чем остановились?.. да, влюбился я, верней, въебурился по самые уши.

8

На другой день Кимза на меня волком смотрел, не разговаривал, а Влада Юрьевна медово-цыганским своим голосом спросила:

– Может быть, сегодня, Николай Николаевич, вы сами? А я бы задала установке параметры ее действий.

– Конечно, говорю, без проблем… запираюсь в хавирке, жду команды: готовность номер 1, которая перед вниманием – оргазм… думаю только о Владе Юрьевне, фиксирую в тетради опыта начальную стадию эрекции, поскольку та приканать не поленилась.

Тут Влада Юрьевна постучала, просовывает в дверь книжку, душевно советует:

– Отнеситесь, Николай Николаевич, к мастурбации профессионально и совершенно исключите сексуальный момент как таковой. К примеру, мог бы дядя Вася работать в морге, если бы он рыдал при виде каждого трупа?

Логикой она меня убедила, хотя я подумал, что как же это так, если исключить сексуальный момент самой ебли?.. ведь тогда стоять не будет.. однако поверил… одной рукой дрочу, другой – читаю книгу, кажется, "Хождение по мукам"… Кимза, олень-соперник, стучал два раза и торопил… послал его, твердо сказав, что я ему не Мамлакат Мамаева, обеими руками работать не умею, поскольку не левша… хотя ты же знаешь, я, как Давид Ойстрах – артист на обе грабки… нет, я ошибся, книга была «Далеко от Москвы»… вшивая книжонка – ебал бы я писателя, фуфлового Ажаева, просто он тоже срок волок на том же нефтепроводе… вот какие судьба дает повороты… это сделало настроение отличным, осваиваю профессию, струхнул, несу пробирку с молофейкой Кимзе и Владе Юрьевне.

– Спасибо. Не уходите, Николай Николаевич. Вникайте в суть наших экспериментов. Анатолий Магомедович разрешил. Сегодня, в этой установке мы будем бомбардировать ваших милых живчиков несколькими безобидными элементарными частицами. А затем, вот в этом приборе ИМ-1, начнется наблюдение за развитием плода. Это – матка. Только искусственная. Не обращайте внимание, какой-то вандал уже нацарапал на ней, как видите, древнее, увы, ставшее маргинальным, слово. К сожалению, не знаю, почему первый слог пи. Второй слог слова – зда, по словам Анатолия Магомедовича, это глина до татаро-монгольского ига. Затем эта зда коренным образом вошла в здание, созидание, издание, первозданность и так далее. Наша тема: исследование мутаций и генетического строения эмбрионов в условиях жесткого космического облучения, с целью выведения более устойчивой к нему человеческой особи.

Я раскрыл ебало, как ты сейчас, нихт фарштеен таковой ситуацимес, но кнокаю. Мою молофейку в гладкой стекляшке – внешне, если не ошибаюсь, чем-то похожей на полированного хуилу – заложили, кирюха, мою молофейку в какую-то камеру. Кимза орет: «Разряд!» Мне страшно, мне ее жалко, это моя – моя она, не партии, не правительства. Ты представь: частица эта сиротливая несется, как в печень ебанутая, и моего родного живчика – половинку, считай, Николай Николаевича – шарах промеж рожек, он и хвостик в сторону. Надо быть Гитлером или Гуталиным, чтоб спокойно наблюдать за безжалостной вивисекцией. Я зубами заскрежетал, еще немного – распиздошил бы всю лабораторию. Тут вынимают

прозрачный футлярчик с молофейкой, смотрят в микроскоп – а она ни жива ни мертва – и в какой-то суют ее газ для активности. Потом отделили одного живчика от его и моих родственников, в искусственную поместили матку. Господи, думаю, куда же мы забрели, если к таким сложностям прибегаем. К чему всезнающий Аристотель эту выдумал науку? Пойду я лучше куропчить в троллейбусе «Букашка» и в трамвае «Аннушка». Особенно, разбирало меня зло на эту матку искусственную. Шланги к ней разные тянутся, провода, сама блестит, стрелками шевелит, лампочками, сука такая, мигает, а рядом четыре лаборантки вокруг нее на цырлах бегают, и у каждой по матке, лучше которых не придумаешь, хоть у тебя во лбу семь-восемь пядей. И поместили туда моего, Николая Николаевича – полупотомочка! А что, если он выйдет оттуда через девять месяцев, но глаз у него правый протоном выбит и ноги кривые, и одна спина короче другой, и вместо жопы – мешок, как у кенгуру? А? Чую – говно ударило в голову. Хорошо, что Влада Юрьевна спросила, о чем я размечтался.

– Так. Прогресс науки обсуждаю про себя, – говорю это, в оба шнифта на нее уставившись, сам косею от одного только ее голоса, ебаться надо до которого Валентине Зыковой вместе с Клавдией Шульженко и прочими Барсовыми… сердчишко колотится, как глупый – об окно – воробышек, концы подгибаются, сбивается дыхание – любовь, беда, светопреставление, Олег Попов весь вечер на арене! Тут Академик приказывает Кимзе подойти и разъяснить почему на зеркальной поверхности такого драгоценного швейцарского аппарата какая-то антинаучная сволочь непристойное накорябала слово пизда, невероятно режущее слух, куда смотрит охрана?.. бескультурье, восстание масс, хулиганский вандализм, полнейшая компрометация ЖПО… пасть заткнул бы, кирюха, ЖПО – это не жилищная помойка, а женский половой орган.

Вечером беру спирт, закусон. Канаю на консилиум к международному урке… да, консилиум – это консультация трех-четырех умов бывалых насчет глупости одного какого-нибудь тупого ума, вроде моего, или твоего… нет, политбюро не консультация, у него же не ночевало ни ума, ни чести, ни совести, само собой, понятий о стране и ее различных народах.

– Так и так, – говорю, – что теперь делать, Фан Фаныч, и как мне быть?

– Не с твоим кирзовым рылом, Коля, лезть в шевровый ряд. На этом деле грыжу наживешь и голой сракой ебнешься об крашеный забор, забудь любовь, вспомни маменьку.

– К сожалению, маменьку мне не вспомнить, я найденыш, валялся и ревел с голодухи на пороге обкома партии – она, бедная, знала, куда меня подбросить… все ж таки как не крути, как не верти, а ихняя партия – не царь Ирод, она его еще хуевей, но, на сегодня, изводит только взрослых, а не младенчиков… ради факта это говорю – не ради справедливости… сам знаешь, где она была, там Картавый с Гуталином давно уж выросли… стоят себе, блядь, один указывает, куда нам идти, другой задумался, надо ли двигать нас, пьянь и рванину, к светлому будущему.

– Хороший ответ, молодчик. Вот если бы так – с ходу – в райсобесе отвечали, то и никакой бюрократии в государстве не было. А то с пенсией тянут справки, тянут, каждая справка неделю жизни отнимает. Прямо, блядь, какие-то повсеместные вопросы марксизма-похуизма, а не гуманизм заботы райсобеса об одиноком маргинале.

Фан Фаныч пенсию по инвалидности хлопотал. Он, видать, задумался, приуныл. Я и покандехал к дому. В сердце – сплошной гной, саднящая болячка. Впору подсесть и перезимовать в Таганке всю эту непереносиму-нагасаку, как говорил японский адмирал на пересылке. Мочи нет. Я даже не думал, имеется муж у Влады Юрьевны, или его нет, то есть было мне насрать на все такое, глаза на лоб лезут, и учти, дело не в ебле как таковой. Бери, повторяю, выше. Ночь не спал, ходил, голову обливал из крана ледяной водицей, к Кимзе постучал, он не пустил. Может, спал? Утра не дождусь. Как назло, часы встали. Прибегаю, а в лаборатории все Владу Юрьевну с чем-то поздравляют, руки трясут, в руках у нее букет, она всему коллективу кивает по-княжески. С некой занебесной высоты увидела меня, подходит, дарит пышный цветок, физиономия у него ужасно смахивает на мохнатую, собачью. Сам холодный, никакими розами не пахнет, такие продают на Трубном абхазы и другие грузины, на букву Х его название… Сам ты, мудила, хер… а то кто ж ты еще, хромосома что ли?.. У Кимзы же, я заметил, из одного глаза слезы текут из-за всех научных переживаний. Сразу не поверилось, что, подарив тот цветок, Влада Юрьевна обратилась лично ко мне.

– Любезный Николай Николаевич, поздравляю! Для вас это тоже своего рода праздник.

У меня рыло перекосило шесть на девять, и что бы ты думал? Оказывается, она искусственно попала лично от меня – первый раз то ли в СССР, то ли во всем мире. «Как? Как?» Ну и олень ты сохатый. На твои рога только кальсоны сраные вешать, шляпу же с зонтиком – большая бы тебе оказана была честь. Голодовку объявлял когда? А я объявлял. Меня искусственно кормили не через хавало, а прямо миномет такой в очко вставляли. Ну и навозились с ней граждане начальнички, жопу имею в виду! Только воткнут в очко трубку с манной кашей, а я как пердану – всех их с головы до ног. Они меня сапогами под ребра, по пузу топают, газы спускают и опять в очко загоняют кашицу, иногда бульон, но без сухариков, не помню какое именно меню у жопы было. А я опять как поднатужусь, как заору: «Уходи! Задену!» – их как ветром сдувало. Откуда во мне бздо бралось? – ума не приложу. От волюнтаризма, наверное. А может, от стального духа. Веришь, перевели из Казанской тюрьмы в Таганку, чего и добивался. Похудел только. Гад буду, до сих пор одного не пойму: к чему МВД так сражается за жизнь зека, которому на нее насрать, а того, кто хочет жить, вроде Николая Островского с Джек Лондоном, доводят, падлы, если не до петли, то до цинготной дистрофичности? Вообще, я не пессимищенко-передрыщенко, но думал и в карцере и на воле, что, когда тебя со всех сторон окружают тайны – то военные, то государственные, то научные, заебись сколько их на наши с тобой бОшки – клянусь мамой, не жить охота, а тянет немедленно бухнУть, закусить, на полшишки засадить и петь, как пел в опере Каварадосси, и вот я помираю, и вот я помираю. Не отвлекай.