Собрание сочинений в шести томах. т.6
Шрифт:
То как любопытный Ген, всегда пытливо вникавший в любое человеческое дело и самонатаскавший себя на участие в чтении, становился лапами на колени хозяина, пытаясь перевернуть страницу книги одной из них, – смешило, бодрило, пробуждало надежду на то, что все потихоньку образуется; постепенно, даст бог, сгинут нетерпение с унынием и тоской, гложущей сердце тупой надсадной болью; после того – всего лишь одного – взгляда на быстро мелькнувший общий план злодейской мизансцены, заснятой на пленку, паршивое настроение А.В.Д. обострилось; словно бы назло, возникали вопреки его воле вспышки памяти о безобразном унижении насилуемой женщины и уродуемого кобеля, происходившие на глазах торжествующего Шлагбаума.
«Господи, – подумал А.В.Д., неужели Ты бесстрастно, как мы в микроскопы, наблюдаешь за видами зла, творящимися всего лишь в одной из многих точек на земле, в каком-то километре от резиденции самодержца одной шестой света и его вечно живого учителя – патологического убийцы, основателя власти, отбросившей миллионные массы людей на много тысяч лет назад – в пору человекозверской стадности?.. как это может быть, Господи?»
Подумав так, А.В.Д. ощутил, как его охватил стыд: «А сам-то ты чем занимался? – спросил он себя. – кто перевел за всю свою жизнь, видите ли, в науке массу ни в чем не повинных мышей, крыс, хорошо еще, что не обезьян с кошками и собаками?.. так что попроси заткнуться свой богоподобный
Он вообще не первый уже раз в жизни упирался в тупики мировых вопросов, потом «потирал синяки на лбу» и переставал наивно размышлять обо всем, казавшемся таким простым, но, к сожалению, продолжавшем оставаться абсолютно непостижимым; и вдруг, в минуты умственного и душевного отчаяния, когда девятый вал уныния уже вот-вот готов был обрушиться, накрыть с башкой и обездушить все его существо, до него, до одного – не такой уж невинной, если разобраться, – жертвы дьявольского времени, дошла совершенно несусветная глупость ожесточенно недоуменного вопрошания и напрасность все того же Иовоподобного вопля: «Как это может быть, Господи, что Ты, Всевидящий, Всеслышащий, Всеприсутствующий, ранодушно взираешь на все творимое непотребными идеями обезумевшего, точней, разбожествленного человеческого разума, безропотно служат которому руки наши, ноги, весь волшебно организованный организм – как это может быть, Господи?.. ну взял бы Ты и ответил хотя бы краткой формулкой, буковкой слабой, если не смутным, но многозначительным намеком на смыслы фантасмагорических ужасов реализма действительной нашей жизни… Господи, ответь, ибо вопрошать больше не к кому, возможно, не к чему, разумеется, если Ты – совершенно невообразимое, к тому же неорганическое и нечеловекообразное существо!»
В тот момент А.В.Д. не мог бы с уверенностью сказать, заклинило ли шарики в его башке внезапным ударом?.. уснул ли на миг он сам?.. быть может, бодрствовал, попав во власть мистического вдохновения?.. и чем именно это было: тихо ответствующим, безмолвным гласом?.. чувствомыслием?.. призраком некой благословенной фундаментальной истины?..
«Доброво, существо ты Наше человекообразное, но подслеповато не замечающее ни всеединства надмирных высот и основоположений, ни земных низин и бесчисленно мелких значений, но – это ладно… Мы всегда остаемся заодно и с ними и с тобой, поскольку богооставленности не существует, она всегда мнима и навязчиво призрачна… беда двуногого вашего племени – тут тоже ничего не поделаешь – увенчанного Нами Разумом, вот в чем: однажды народам, прости за словесную шутку, всенеплеменно придется обратиться к простейшему положению о постоянном превращении бесконечной Силы в бесконечную Слабость и, разумеется, наоборот, о чем Нами давно уже сообщено Лао-Цзы и нескольким другим Великим Пророкам… пожалуйста, успокойся, любезный Доброво, и сумей различить в несложном этом положении причину невозможности нашего Всесилия увидеть бедствия, творящиеся вашими разумами и руками, а также причину, не позволяющую вам – немыслимо слабым в своей малости – узреть Образ этого Величественного Всесилия, чему виной вечно слиянная близость наших несоизмеримых разномалостей-разновеликостей… но однажды Мы увидим Вас, а Вы увидите Нас так близко, словно ни на миг мы не были в разлуке, и, надо полагать, друг другу улыбнемся как давнишние знакомые… извини, это все».
А.В.Д., оглянулся вокруг с растерянной улыбкой слегка стебанутого человека и соображал: где он?.. как сюда попал?.. собственно, что происходит?.. ничего не понимая, он пробормотал: «вопросов нет».
35
Полностью он очнулся, когда Ген предупреждающе загавкал, что делал весьма корректно, когда не желал беспокоить задумавшегося хозяина. – Приветствую, надеюсь, вы тут слегка отдохнули? – сказал Шлагбаум, вошедший в камеру-люкс. – Отдохнул да так, что даже не обратил внимание на отсутствие окон, что, согласитесь, психологически весьма странно, и, к горю человека, говорит о его почти безграничных способностях адаптироваться черт знает к какими сюрреальностями изнанок несвободы… выходит дело, жизненная сила – сила дышать, верней, просто существовать, как существуют бактерии, черви, букашки-таракашки, – намного превышает в людях все остальное, идущее и от Небес, и от разума, не забудем, часто становящегося так называемым Лукавым… я вот забыл поесть… кроме того, ни разу не поинтересовался, где именно оправляется собака… правда, с удовольствием заглянул в Брема – это совершенно дивное издание… не теряю ли я чувство реальности?.. не удивлюсь, если заодно с иммункой полетит у меня и оно. – Знаю, мне это состояние знакомо, но будьте уверены: отличное настроение вот-вот к вам вернется… всего Брэма – дарю… никаких отказов – это первое официальное распоряжение директора НЦ. – Благодарю – эта штука явно сильнее «Девушки и смерти» Пешкова… извините, я никогда не мог произнести его кличку «Горький» из-за уважения к одному из натуральных вкусов… а что с Дребеденем? – То же, что было бы не только с вами и со мной, хотя Ежов еще хватает жабрами свежий воздух в качестве наркома речного флота… между нами девушками, немало людей должны быть навеки благодарны за свободу и жизнь лично вам и одному нашему знакомому, гению сцены, а я всего лишь был на подхвате, Чека всегда на чеку, простите плохой каламбурчик,… предлагаю поужинать… по-моему, Александр Владимирович, вы тут слишком уж перекрутили жернова своих полушарий… отмахнитесь к чертовой матери от мыслей – иначе они облепят, искусают, высосут, сволочи, всю кровь… к вашему сведению, там уже завизировано срочное строительство и неограниченное финансирование закупок заграницей первоклассного технического обеспечения для Научного Центра… опять-таки, между нами, если б не новое назначение, я бы окончательно свихнулся от здешней работы… собственно, я уже калека и полуимпотент на нервной почве… вы поражены скоростью, с которой там решаются и немедленно проводятся в жизнь проблемы не только насущные, но зачастую кажущиеся таковыми?.. эту бы, мечтательно повторюсь, скорость социально-политическому и государственному мышлению… стоп, телефон!.. да, да… здравствуйте, одну секунду, передаю трубку… пожалуйста – это вас.
Первым к трубке подбежал Ген – уши навострены, глаза горят, морда то и дело наклоняется влево и вправо, видимо, в поисках того оптически необходимого угла зрения, под которым гораздо сподручней пытаться обмозговать все нечто для него невероятное и абсолютно непостижимое. – Узнаю, счастлив приветствовать вас, Василий Евдокимыч… трижды рад, трижды рад, более того, счастлив… как жизнь?.. ну и слава Богу – выше ведь инстанции быть не может… я тоже не жалуюсь… с приездом вас всего моего слаженного коллектива… вот чего не знаю, того не знаю… на ваш вопрос затруднилось бы ответить само Время… сие – в компетенции начальства, разумеется, самого что ни на есть высокого… конечно, конечно, информации наших газет о снятии и назначении нового на его место можно верить… чего-чего, а желтой прессы не имеем с семнадцатого… да что уж тут смешного?.. согласен, что трагическое временами кажется комическим и вызывает нервный смех, а комическое – чистые слезы… пожалуй, это наиболее трудное из восприятий не совсем обычных
На вопросительный взгляд А.В.Д. Шлагбаум взглядом же ответил, что все в порядке, смело болтайте. – Катюша, я буду заниматься исключительно своими исследованиями… это опять-таки вопрос времени, а оно, ты знаешь, начальник-молчальник и мочалок командир… вполне здоров, поставь там свечку за меня и пса… я тебя тоже – всегда, навек, на череду жизней и различных реинкарнаций, если таковые предназначены… да, да, именно здесь-и-сейчас дошло, что мы с тобой будем друг для друга то мужьями, то женами, и до того нам надоест сия функциональная разноликость, что отдохнем от нее, превратившись однажды в нечто замечательно целое, причем, в бесплатную нирвану… а бог его знает во что именно – Целое должно быть прекрасным, великолепным, полным покоя и воли… целуй и Верочку, и тестя – всех… ты ясно поняла, что слегка ошибалась?.. вот и славно, вот и превосходно… нет, душа моя, иначе я не мог… зато скажу вам обеим, что истинно виновным перед самим собой, перед вами, всем миром и Небесами, скорей всего, в отличие от Земли, перенаселенными ангелами, я был в пятнадцатом… идиотом я был – одним из бесчисленных идиотов, вот в чем мое «Дело», естественно, с большой буквы… и я тебя целую… поверь, лицо и душа моя вечно отдыхают на твоем плечике… Верочка, птичка ты моя обожаемая, опять ты вырываешь у мамы трубку?.. плюнь ты на все науки вместе взятые, заканчивай тамошнюю консерваторию, потому что только у музыки есть единственно правильные ответы на все мировые вопросы… правда, смыслы услышанных ответов можно только почувствовать, поскольку сам вопрос вопросов не нуждается в понимании и, понятное дело, не желает нисходить до разъяснений со своих блаженных эмпиреев – до китайцев, японцев, буддистов, эллинов, иудеев, итальянцев, испанцев, немцев, англо-саксов, французов, пигмеев, папуасов и так далее, прости за шутку… да, да, дорогая, такова уж музыка, иначе она была бы не музыкой сфер, а кованным железом, медью тусклой, алгеброй, целиком подчиненной акустике, а вскоре и электронике… мы будем переписываться… непременно, непременно поцелую его прямо в нос, он тычет им прямо в трубку… слышишь, как сопит, как вдыхает и повизгивает, словно вынюхивает ваши образы и смыслы разговора?.. не плачь… давай мамулю… Катюша, мы будем переписываться… я здоров, как бык перед боем в Толедо… увы, дорогая, невозможно представить варианта судьбы, лучшего, чем этот, слава Тебе, Господи – Владыка случая… мы тут сейчас за вас выпьем с нашим директором… ну что у меня впереди?.. во-первых полное за вас спокойствие, работа, книги, музыка, Ген, во-вторых, исключительно пространство жизни как таковой, чертовых научных мыслей и исследований – разве этого мало, если уж на то пошло?.. поверь, для вас и для меня – это сказка, рай земной… да – чистая правда, чище не бывает… я чувствую, что обе вы, как бы то ни было, тоже в порядке… нет, нет, ни о чем не жалей… мы будем переписываться… башка еще работает – адрес помню наизусть… лобызаю тыщу раз, тыщу раз… ты не представляешь, как я вас благославляю – словно я в одном лице и Патриарх, и Папа Римский, и Архиепископ Кантерберрийский, и Верховный Муфтий, и Главный Раввин, и Тибетский Лама, и Чрезвычайный, Полномочный Гуру дзен-буддизма – вот как я вас, любимые мои, благославляю и целую, целую, целую…
А.В.Д. передал трубку Шлагбауму, после чего, зажмурившись, пару раз встряхнулся, словно человек выведенный из глубокой спячки и вновь возратившийся на Землю после многодневного пребывания в каком-то ином измерении, или пес, выбравшийся из пруда. – Вам, Александр Владимирович, действительно тошно думать о науке? – В данный момент не до нее, даже смешно: до чего, по сравнению с катаклизмами душевной жизни, все науки жалки и ничтожны вместе с технологиями, механизмами и общественно-политическими системами… тело-то – черт с ним… грешно и неблагодарно сравнивать науки и технологии хотя бы с вашими, с моими, с собачьими чувствами – со всем тем, чем полна сегодняшняя атмосфера человеческой жизни во всем мире… при этом, не скрою, своя рубаха ближе к телу… наливайте… пью за неведомые пути следования Их Величеств – почтенных Причин, зачастую гримирующихся под свои Следствия, а также нищие рубища носящих.
В тот вечер? день? ночь? – оба эти человека о многом болтали, как это ни странно, ни разу не поспорив; да и что могло бы подвигнуть на спор или дискуссию двух счастливчиков, чудом выкорабкавшихся из преисподней, чудом спасшихся от бездарнейшей из гибелей и теперь находящих очень простое, при всей его несказанности, удовольствие беззаботного произнесения ничего не значащих слов, пустяковых фраз, взаимных – о том, о сем – охотно возникавших, по-детски сбивчивых, воспоминаний.
Кроме того А.В.Д. необыкновенно осчастливливала и ублажала радость за двух любимых существ, с невероятной скоростью проделавших не внезапный переезд из подвалов этого зловещего лабиринта, полного гадов пакостничества, прямо в Лондон, – а прямо-таки совершивших мистический трансцензус в осенний яблоневый сад, радующий переспевшей, но свежей, как первый морозец, «антоновкой», десны сводящей обожаемой кислятинкой. «Слава Тебе, Господи, – прошептал он, – теперь они на райском острове, оказывается, имеющемся на этой планете».
– Ну а если не биология, не генетика, то чем бы вы предпочли заняться?
– Несомненно, музыкой, либо живописью, разумеется, когда б имел призванье и талант… рисовал бы и живописал человеческие лики, добиваясь излучения ими – как умели намалевывать гении кисточки – богоподобной одухотворенности, красоты чувств, мыслей, характеров, небесно загадочных улыбок, неистовой веры, чистоты скорбящей слезы… быть может, увлекся бы изображением безобразных личин зла – Босх, признаюсь, мой самый, самый любимый художник… короче говоря, я просто признательно откликнулся бы на зов Богов, если вас устраивает слово сие, именующее созидательную Силу, – Силу невообразимую, абсолютно несоизмеримую со всеми мизерными возможностями нашего разума, необычайно далекими от уразумения ее сути и от проникновения в изначальную Тайну Тайн. – Я вот смотрю на это дело, на теологию, как юрист, и не могу понять одной очень простой вещи: на кой черт, на кой ляд всемогущим Божествам, Богу – не неважно, кому или чему – звать на помощь человека, по вашему добровольному заявлению, маленького и ничтожного?.. чего это такого у Всевышнего не имеется, что оказывается в наличии у двуногого ничтожества, точней, у представителя преступной группировки, по существу данного дела называемой человечеством?.. я вот тоже с некоторых пор трепещу, стою на пороге веры, временами сомневаюсь в существовании вашего Всевышнего – стою, значит, на дрожащим подо мной пороге, но боюсь, безумно боюсь ступить в дом, в Храм, чтоб, уже укрепив там стопу, безмолвно воскликнуть: «Верю!».. вот что хочу сказать: мне ваше, опять же шутливо повторю, показание по существу данного дела кажется весьма абсурдным, от того и смешным.