Собрание сочинений. Т. 3
Шрифт:
Утречком позавтракали. У меня был выходной. На «Волге» поехали покататься. Потом пора было и честь знать. Распрощались. Зовут на день рождения Сталина приходить. Подарков, говорят, не надо.
Прихожу через недельку. Компания подобралась приличная. Трех человек я в газетных фотографиях видел. Большие люди. Но главное – начальник мой подходит и запросто здоровается:
– Привет, Поземкин. У нас тут, блядь, не высший свет,
а народная демократия. Так что – не робей.
Посадили рядышком с Марленой. Она в юбке была на этот раз. Волосы распустила по плечам. На двух языках тре-кает
Сушеная неподалеку. Со значением охотничью сосиску пожевывает и яйцо под майонезом, начиненное красной икрой…
Тост поднял полковник. Голос дрожит. Кланяется серебряному Сталину в пояс, с которого бабу чайную убрали, и говорит слова:
– Живы в сердцах… скорбим в распущенности нра вов… ваше учение непобедимо внутри страны и на международной арене… Бывайте здоровы, так сказать…
– Ура-а-а, – забазлали гости со смехом и шутками.
Поддали. Марленка за коленку меня держит невзначай.
Я тоже провел по ее ноге экспедицию вниз и вверх… Сытая баба. Гладкая, но волосом колется – бритым, по всей видимости… Волос на женской ноге меня возмущает и вводит в псих… Однако про него и забыть можно, рассуждаю про себя.
Потом снова тосты пошли, воспоминания и тоска по былому порядку, когда каждый из них был полным хозяином и мог лично расстрелять любую ленивую и вражескую шваль.
Окосел я порядочно. Все же – не шутка, что я в свои молодые годы с такими людьми выпиваю и закусываю. Кое-кто из них папаню моего знал по работе в органах. Мы его помянули с маманей. Она посуду мыла в Кремле и рак легких схватила от вечного пара и разной химии, которой яд на сталинских тарелках убивали вместе с микробами…
Потанцевали. Зажал я Марленку по-нашенски, по-чекистски, так что косточки у нее хрустнули и фары на лоб вылезли от томления. С парой дипломатических кобыл покружился для пущего тона. К сушеной не подхожу принципиально. Нечего человека будить и вскакивать на него, рот одеялом заткнув. Я тебе не лошадь Буденного. Я сам должен шагнуть на тебя, а там видно было бы.
Тут генерал мой отводит меня в сторонку и говорит:
– Ты, Поземкин, не зевай тут. Карьера сама прет тебе в руки. Приятнейший способ. Девка видная. Приданого на целый полк хватит. Я – за! Поздравляю.
– Спасибо, – отвечаю, хотя холодок у меня пробежал между ног. Волосатость ножная меня очень смутила, тогда как у сушеной тело было поглаже. Да и при таком раскладе трудно будет жить с тещей похотливой под одной крышей. Застукает, думаю, полковник и врубит в брюхо крупной дробью.
А генерал мой уже тост предлагает за помолвку и рекомендует меня как достойного члена семьи верного сталинца. Что мне было делать?… Была не была. Раздухарился… Нацелился, однако, на будущую свою половину с первого взгляда и, как говорится, упал. Дружно пройдем рука об руку до заветной цели…
Гости почему-то загрохотали после моих слов. Генерал мой говорит:
– До такой цели и дурак дойдет. На такую цель народ подгонять не надо. Тут он без политических руководителей обходиться привык. Ха-ха-ха…
Хотел я затем обжать посущественней Марленку в бе-седеле. С этим делом не шутят. А мне завтра в охранке топтаться… Поцелуи пошли… Предлагаю по-папанински возлюбить
– Ты слишком горяч, Петушок. Хочу, чтобы все было, как при царе, в деле брака… Ты напейся воды холодной – про любовь забудешь.
– Хорошо… Извини… Но где мы жить-то будем? Надо бы нам отдельно.
– У нас две комнаты есть в центре. Туда переедем.
– Тебе сколько лет? – спрашиваю.
– Возраст для нас не имеет значения. Ты ведь на человеке женишься, а не на возрасте…
На этот раз не остался я ночевать, хотя будущая сушеная теща оставляла настойчиво. Ну, сука, думаю, погоди. Я тебе покажу, что такое моральный разброд в доме сталинца.
Генерал мой довез меня до общаги лубянской. Между ног все опухло и болит. Пришлось уборщицу-дежурную вызывать и раскошеливаться. Она пользовалась с позволения начальства нашей возбудимостью и драла безбожно с неженатых телков втридорога. Однако здоровье дороже денег.
В общем, на службе меня поздравляют, анкету велят писать в высшую школу шпионов и втолковывают, что у меня теперь манеры должны быть солидными. Воздух надо научиться не портить в столовой, что еще случается в наших рядах… все силы отдать изучению языков… усилить любовь к беззаветной преданности и бдительности.
В этом месте костюм мой был наконец принят. Я проводил его печальным взглядом в морозильную камеру. Выкуплю ли я его когда-нибудь?
Забыл сказать, что нами были допиты в очереди остатки целебного коньяка… Затем мы купили вермута и продолжили поправку здоровья в атомном бомбоубежище, где было вполне тепло и достойно. Петяня продолжал, закусывая сырком «Нева» и еще кое-чем, купленным в продмаге.
Свадьба, современник, была у нас блистательная. После загса полковник-тестюшко на колени поставил нас перед Сталиным, с которого снова сняли чайную бабу. Повторили мы за ним какую-то клятву. Затем гулево пошло. Стюдень. Рыбка. Икра. Пироги. Поросенка целого внесли на трофейном блюде. Теща сказала, что ему цены нет, так как оно принадлежало королю Фридриху. Песни петь начали. Сначала про Сталина, потом блатные: у тещи коллекция была после службы на золотых приисках. Все, как в дыму, в общем, было. Свадьба… А я сижу, дышу, как зверь, и в кровать рвуся. Месяц никого, кроме уборщицы, не имел. Сам Марленке шепчу:
– Давай… как при царе… чтобы простыня была… иначе говоря… алый стяг невинности бывшей…
– Не говори, Петр, глупостей. Лучше выпей еще и закуси.
Я и налакался постепенно в сосиску. Отвезли нас, не помню как, на машине в московскую квартиру на брачную ночь и оставили. Корзину выпивки и закуси дать не забыли.
Просыпаюсь. Рядом жена, а у меня башка на части трескается. Пускай поспит. Успею еще, думаю, отдуплиться. Вышел в сортир, а мне тут же какая-то шмакодявка пожилая заявляет, что у них по коммунальной квартире в кальсонах не ходят. Ей поддакивает сосед мужского пола. Просит одеться. Меня зло взяло. Цыц, говорю, обыватель херов. Что мне, в бальном платье спешить в сортир? Я – человек простой. У меня тесть и теща из органов. Так что сопите потише. У нас в стране есть демократия унитаза. Они продолжают настаивать: