Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна
Шрифт:
Старатели тяжело топали по тропе к штреку. Холодная и светлая ночь копила в долинах туманы, четко вырисовывались на желтевшем с востока небе черные хребты гор. Приближалось утро.
Около двух последних окон штрека толпились горняки. Несколько человек с лопатами бежали к хвосту канавы.
— Ну, что там? — спросил Рыжков, положив на землю захваченный на всякий случай инструмент.
— Забой упустили, Афанасий Лаврентьич, — грустно сказал Егор и кивнул на Точильщикова. — Вот спроси его, он в смене работал.
— Чего уж теперь толковать? — неохотно
— Наверно, черная вода пошла? — сказал неуверенно Егор.
— Может быть. Грунты кругом уже пооттаяли…
— Ну, как там? — спрашивал Рыжков поднимавшихся из окна старателей. Он еще не терял надежды на благополучный исход дела. «Ну, затопило, ну, закумполило, это поправимо, должна же канава выносить излишек воды, иначе зачем мы ее проводили?»
Старатели поднимались злые, и голоса их звучали грубее обычного:
— Выходит, отработались.
— Либо бросать придется, либо заново переделывать.
Переждав последнего, Рыжков зажег свечу и начал спускаться сам по сырым и скользким ступенькам узкой лесенки. На первой площадке он прислушался: внизу словно живой кто-то вздыхал и ворочался. И чем ниже горняк опускался, тем яснее доносился этот шорох, сильнее звенели струйки, льющиеся со стен колодца. И вот вода у него под ногами…
Ее набралось уже сантиметров на восемьдесят, и она заметно прибывала. Булькал дождь с кровли. Свеча в руке Рыжкова то и дело трещала, угрожая погаснуть, а он все стоял на лестнице, держась за ступеньку, и все глядел, как текла одолевшая старателей вода, как, насмешливо журча, тащила она из черноты невидимого забоя доски, пучки стланика, обрушенные бревна огнив.
Рыжков был совершенно подавлен. Огорчение свое он выразил наконец тем, что, медленно подбирая слова, крепко выругался и швырнул в воду горящую свечу.
Когда он поднялся наверх, старатели угрюмо сидели на отвалах, пригретые лучами восходящего солнца.
— В передовых забоях аккуратность нужна, — говорил Зуев, обрезая на досуге складным ножом грязные твердые ногти.
— Теперь расшевелили верха, так при нарезке кумпола замучают. Хотя неизвестно еще, как дело обернется: может, начальство порешит остановить совсем нашу работу, а пока обсудят, придется ждать — валандаться без толку.
— Ввалился я в эту большую артель, как сом в вершу! У меня от одного черного хлеба вон что делается. — Лежавший на пригреве Точильщиков заголил на груди рубаху, показывая мощные ребра, обтянутые кожей. — Все кости на счету, скоро шкура прорвется. В двадцать четвертом здесь, на Пролетарке, мы куда лучше работали мелкими артелями: где взглянется, тут и яму бьешь.
— Вот вы все и взрыли, как
— Какой порядок может быть для старателей?! — удивленно промолвил старик Зуев, вытянув тонкую жилистую шею и уставив на парня клин белой бороденки. — Глупость одна! Самая мы выгода есть для государства, и не должно оно нас стеснять ни в чем. Ты как скажешь, Афоня?
Рыжков насупился.
— Порядок и для старателей не вредный, — сказал он и скупо усмехнулся. — Чтобы на дольше хватило — это верно. Много ведь нашего брата…
Егор лег в траву, положил подбородок на сплетенные пальцы. Черный слоник взбирался у самого его лица на тонкую былинку. Былинка гнулась, и жучок то и дело разводил сизые крылья, словно собирался взлететь. Егор бережно снял его с травины, зажал в кулаке, прислушался к щекотному барахтанью.
— Чего нашел? — поинтересовался Рыжков.
— Да вот, — Егор, смущенно улыбаясь, разжал ладонь, — жук. Цепкий такой.
— Слон это, — сказал Рыжков и придвинулся ближе.
— Сергей Ли идет! — крикнул кто-то, и все старатели обернулись в сторону Орочена.
Два человека шли к ним по тропинке между кустов. В одном действительно признали председателя приискома, в другом смотрителя Колабина. Сзади поспевал посыльный из артели.
Ли казался сердитым и взъерошенным. Колабин, голубоглазый красавчик, нерешительно переминался с ноги на ногу. Оживленные их приходом старатели теснились со всех сторон и наперебой рассказывали о происшедшем.
— Посмотреть надо, — сказал Сергей Ли и направился к окну. Он спустился первым, потом Колабин, следом артельный староста, и всем тоже захотелось спуститься, чтобы увидеть, какое впечатление произведет на пришедших затопление штрека. Один, другой уже полезли в окно, но третьему загородил дорогу Рыжков.
— Без тебя ахальщиков хватит! Друг дружке на шею сядете, что ли! Не ровен час и лестница обломится.
Ли, поднявшись наверх, не скрывал своего огорчения.
— Плохо! — сказал он, посмотрев снизу вверх на Рыжкова. — Надо было мне в прошлый раз решительно настоять на присылке маркшейдера [9] . Похоже, что уклон вам дали неверный.
9
Маркшейдер — инженер, проводящий съемку местности с изображением ее на планах.
— Хороша показательная артель! — ввернул с горькой усмешкой Точильщиков.
— Может, оно и богатое золото на делянке, только, пока его возьмешь, помереть можно.
— Видит кот молоко, да рыло коротко…
— Земляная работа, она тяже-олая! Без мяса в забое не наробишь.
— Чего теперь делать будем? — спросил Зуев, выставляя свою бороду из-за плеча соседа.
Сергей Ли огляделся, покусывая губы. Лица старателей, освещенные ярким солнцем, показались ему особенно измученными: острые скулы, запавшие глаза. Тяжелый труд и скудная пища подсушили горняков порядочно, но народ сплошь был здоровый, жилистый, ширококостный. Таким только бы дорваться до настоящего дела — горы перевернут.