Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна

Коптяева Антонина Дмитриевна

Утром хозяин долго ходил по тайге, разыскивая напуганных лошадей; видел кровь и помятую траву на поляне, но следы затерялись на кочковатой земле у ключа. Жесткая осока за ночь выпрямилась, и мужик решил, что жеребенка зарезали волки или медведь.

Когда Надежда приехала с покоса, Забродина дома не было. Он явился только через два месяца, злой и оборванный: попался со спиртоносами в станице Черняевой и сидел в тюрьме. Надежда сказала ему, что жить с ним не будет, и, осмелев от возмущения, назвала его разбойником. Василий выслушал молча, а потом

набросил ей на голову одеяло и так избил, что она с неделю не могла подняться…

— Рано сегодня смеркается: все небо обложило, — сказала Акимовна, подбирая обрезки материи. — Устаю смотреть ушибленным глазом, так вот заломит в висках. Как это я на сук-то напоролась, батюшки! Могла ведь и вовсе окриветь. Давай уж бросай. Чай пить охота, а Маруся где-то запропала.

Акимовна помешала в печке короткой клюшкой. Крыша возле трубы протекала, и грязные ручейки, шипя, сползали по нагретому железу, испаряясь и оставляя ржавые потеки. Дождь шел с самого утра и к вечеру усиливался.

Маруся на этот раз не заставила ожидать себя слишком долго и явилась еще засветло в чужом мужском дождевике. Из-под наброшенного на голову капюшона влажно блестело ее гладкое личико.

Повесив дождевик поближе к печке, она, морщась, стащила разбухшие сапоги и пробежала к столу с книгой, захватив по пути материну шаленку.

— Опять принесла. — Надежда с любопытством взяла книгу и посмотрела картинку на обложке.

— Ты погоди с чтением, — сказала Акимовна дочери, — поешь сперва. Будет уж голову-то забивать!

— Я не хочу есть: пила чай у ребят.

— Беда с тобой, право! Нашла у кого чаи распивать. Они ведь, поди-ка, все холостежь?

— Ну и что из этого? Бросьте вы со своими предрассудками! Для меня они не холостежь, а товарищи.

Акимовна презрительно хмыкнула:

— Гусь свинье не товарищ.

Маруся обиделась:

— Рассуждение у тебя… совершенно отсталое. Лицемерность одна. Вроде старых девок: ах, ох, а сами в щелочку на парней заглядывают. — Маруся помедлила, отыскивая заложенную страницу, потом сказала вслух, но как будто рассуждая сама с собой: — Надо, однако, перейти на горные работы. Чего я в конторе с моей грамотой добьюсь? Лучше учиться на десятника, все-таки можно до смотрителя дослужиться.

— Куда тебе на горные работы, — испуганно всплеснув руками, сказала мать. — Девушке да по ямам лазить! Еще оборвешься, искалечишься. Да и народ на старании разный… то пьяные, то с похмела…

— А в актрисы-то раздумала уже? — спросила Надежда.

— Ну, какая из меня актриса!

Крашеные волосы Маруси приняли зеленоватый оттенок, от корней уже посветлели, и, глядясь по утрам в зеркало, девушка каждый раз испытывала чувство стыда и досады. Недавний разговор с Черепановым особенно поколебал ее намерение пойти в кино. Черепанов сказал ей:

— Чтобы быть артисткой, нужно иметь талант.

Есть ли у нее талант, Маруся не знала и очень приуныла, когда узнала, какое трудное дело стать кинозвездой. Черепанов — человек серьезный,

не станет обманывать.

Надежда как бы угадала ее последнюю мысль.

— Говорят, секретарь партийного комитета ухаживает за тобой?

— Сплетни, — строго отрезала Маруся.

Черепанов ей нравился, но он был намного старше и вел себя по-товарищески просто, да и сама она еще не задумывалась по-настоящему о семейной жизни.

«Путное образование дать не смогли, специальности нет. Остаться ученицей в конторе… До восемнадцати лет еще далеко, но на какую должность зачислят потом? Ведь научилась только подшивать бумаги да принимать телефонограммы. Проситься на рабфак — не на что ехать».

На улице шумно и тоскливо свистел ветер, трепал клок моха, повисший над окошком. Крупные капли дождя стекали по стеклу, как слезы.

— Вот в такую-то слякоть небольшая радость на горных-то работах грязь месить… А зимой вовсе беда, — доносился от печки голос матери, заглушаемый потрескиванием дров. Акимовна старалась протолкнуть в дверку суковатое, измочаленное топором полено и, когда искры брызгали ей на фартук, сердито отряхивалась и что-то еще ворчала себе под нос.

— Знаю, что нелегко, да ведь надо чем-нибудь толковым заняться, — сказала Маруся.

— А я так вовсе без толку живу, — промолвила Надежда и, облокотясь на стол, положила на руки пышноволосую голову. — Мне бы сейчас в самый раз уехать отсюдова, пока Василий сидит. В деревню он не поедет. Сестра-то меня ждет, поди. Мы с ней дру-ужно жили!

Марусю никто нигде не ждал, о деревне она и представления не имела. Ее душа жаждала увлекательных путешествий, приключений, романтики, поэтому девушка с особым интересом открыла принесенную книгу.

Фамилия автора не совсем хорошая, вроде даже ругательная — Скотт, но, читая его книги, Маруся уносилась из своего барака бог знает куда Нарядные красавицы важно шествовали перед нею по комнатам замков; в мрачных подземельях томились пленники; звенело оружие на рыцарских турнирах, скакали лошади, сверкая дорогой сбруей. Рыцари, завоевывая сердца прекрасных дам, безжалостно пронзали друг друга копьями и мечами. Мрачная история Англии, походы крестоносцев, битвы и завоевания ошеломляли Марусю. Огромный, полный движения мир распахивался перед нею, приковывая к себе ее неискушенный ум. Она неуверенно пробиралась в этом мире, следя за судьбами милых сердцу героев и коварных злодеев, сердилась на свою неразвитость.

Вот норманны!.. Почему она никогда не слыхала о таком народе? Что это за страна, где сражались за господний гроб, и каким образом гроб там очутился?

Мать собрала на стол, с трудом оторвала Марусю от занимательной книги.

К чаю ржаные шанежки с пшенной кашей… А сколько кушаний подавалось на рыцарских пирах! Маруся, похрустывая корочкой и сверкая глазами на сидевшую напротив Надежду, пила с блюдца чай, обжигалась и рассказывала о прочитанном. Надежда ела не торопясь: она любила слушать, когда рассказывали.