Собрание сочинений. т.1. Повести и рассказы
Шрифт:
У нее было счастливое, но и несколько встревоженное лицо.
Подойдя к мужу, она ласково прикоснулась губами к его лысине.
— Спасибо, Сашенька! Прелестная дорожка. Но, голубчик, до чего ты стал рассеян! Почему твой хронометр валяется в кармане пальто? Счастье, что не вытащили!
Профессор опустил глаза на руку жены и в ямке ладони увидел золотые часы. Тепло поблескивала, раскачиваясь, свесившаяся цепочка.
— Странно, — сказал он, потянувшись к часам, — как же это вышло?
Но, еще не коснувшись часов, он вдруг отдернул
— Это не мои часы! — вскрикнул он. — У меня же не цепочка, а шнурок!
Анастасия Андреевна застыла, перебегая взглядами с лица мужа на часы и обратно.
Профессор, расстегнув пиджак, пощупал селезенку и вытащил из жилетного кармана хронометр, который закачался на круглом шелковом шнуре.
— Вот мой хронометр, — продолжал он, совершенно растерявшись, — а это… это не мои часы!
— Как же они могли попасть в твой карман, голубчик! — ахнула профессорша.
— Дай сюда, — твердо бросил профессор и взял часы таким странным движением, как будто золото раскалилось и обожгло ему руку.
Он повертел часы, открыл крышку и поднес к глазам циферблат.
— Нет… не мои, — упавшим голосом сказал он, — мои английские, а эти Лонжин. Тоже превосходная фирма, но это ничего не объясняет. Я отказываюсь понимать!
Он продолжал разглядывать часы, подержал на руке тяжелую анкерную цепочку и вдруг побледнел. Цепочка была оборвана, вернее перекушена острым инструментом, звена за два до кольца, продевающегося в петлю жилета. Профессор положил часы на стол с неимоверной быстротой, почти бросил.
— Они обрезаны… обрезаны! — выдохнул он трагическим шепотом.
— Но откуда они у тебя?..
— Ах!.. Я откуда знаю? Столько же, сколько ты. Невероятная вещь!
Профессор волновался, у него дрожали руки и брови.
— Успокойся, Саша, — положила руку на плечо ему жена, — припомни хорошенько, где ты был.
— Сейчас… сейчас. Сначала я ехал в трамвае, потом на углу Садовой купил газету, затем зашел в магазин за дорожкой, оттуда я прошелся по Гостиному… поглядел витрины. Еще стоял долго у обувного магазина. По дороге домой я зашел к Ивану Парменычу проверить хроно… — Профессор остановился и радостно хлопнул в ладоши. — Ну да же, конечно! Ах я, старая растяпа! Вероятно, часы лежали у него на прилавке, и я как-нибудь машинально… Но что подумает Иван Парменыч? Вот история. Давай я их отвезу. — Он схватил часы и устремился к двери.
— Саша! Куда же ты? Дообедай, тогда и отвезешь.
— Что ты?.. Что ты? — возмутился профессор… — Человек, верно, ищет, голову потерял, милицию вызвал, угрозыск. Может, сюда уже ищейка идет.
Он на лету поцеловал руку жены и убежал с необычайной энергией.
Анастасия Андреевна долго ждала его возвращения, но только около восьми вечера хлопнула входная дверь, и в столовую ввалился в картузе, пальто и галошах Александр Евлампиевич. На безмолвный вопрос жены он поднял руку жестом слепого Эдипа. В комнате, как свинцовый шар, повисло грузное молчание.
— Что? Что
— Часы… не Ивана Парменыча, — глухо выдавил профессор и тяжело бухнулся в кресло, так что точеные ореховые ножки обидчиво взвизгнули и затрещали.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Утром на семейном совете было решено, что профессор даст объявление в газету о находке часов. Александр Евлампиевич почти не спал ночью, осунулся, под глазами у него набрякли две лиловые арабские сливы.
Анастасия Андреевна, прощаясь с ним в передней, скорбно вздохнула:
— Саша, ты только не волнуйся, побереги себя. За эту ночь ты постарел на десять лет. Ведь ничего страшного не случилось. Глупое недоразумение. Ты же ни в чем не виноват!
— Еще не хватает, чтоб я был виноват! — окрысился профессор и надел картуз уже не на затылок, но резко надвинул козырьком на нос.
Объявление появилось, но за часами никто не приходил, и они продолжали мирно тикать на письменном столе, ежедневно заводимые профессором, сердце которого при этой процедуре раздиралось сомнениями.
Ровно через три недели профессор снова побывал на проспекте 25 Октября по причине необходимости купить себе полдюжины носков.
Он уже почти успокоился и даже показывал заходившим друзьям часы, рассказывая их фантасмагорическую историю.
Вернувшись после сделанной покупки домой, он хотел повесить пальто, но заметил, что перемычка вешалки оборвалась. Профессор был аккуратен и немедленно, взяв покупку в одну руку и пальто в другую, отправился к жене, чтобы привести вешалку в должный порядок.
Анастасия Андреевна взяла пальто, разложила его на коленях, достала из бархатного гриба иголку и принялась поправлять повреждение, а профессор ходил по диагонали спальни и с оживлением рассказывал о невском ледоходе.
Внезапно он остановился на полушаге, услышав металлический стук на паркете, у ног Анастасии Андреевны. Он нагнулся с юношеской легкостью и так и остался, присев на корточки, с растопыренной рукой и открытым ртом.
Анастасия Андреевна отбросила пальто и, нагнув голову, увидела у носка левого ботинка на полу золотой плоский портсигар, сверкавший алмазами монограммы. Она вздрогнула и посмотрела на тяжело дышавшего профессора.
— Что это, Саша? — спросила она, дрожа в ужасе и уставясь на портсигар глазами птички, повстречавшей очковую змею…
— Н-не знаю… П-порт-сигар, — произнес профессор, пронзительно икнув.
— Откуда же он?
Профессор поднялся и ухватился рукой за грудь. Лицо его мгновенно посерело, вытянулось, и на носу проступил пот.
— Нехорошо… сердце… — сказал он дурным голосом и сел на пол.
Анастасия Андреевна запищала, с быстротой экспресса проскочив спальню, коридор и переднюю, слетела по лестнице на площадку ниже, где жил давний домашний доктор, Серафим Серафимович Архангелов.