Собрание сочинений. т.1.
Шрифт:
Она даже не пыталась понять, что означает странное сладостное спокойствие, овладевшее всем ее существом. Очарованная, дочитала она до конца, не спрашивая себя, хорошо или плохо она поступает.
Письмо ожило у нее в руках. Оно говорило с ней языком страсти, открывало ей, что такое любовь. Жанне казалось, что она не читает, а слышит, как этот неведомый влюбленный кричит ей о своей нежности голосом, прерывающимся от рыданий. Эти страницы были написаны кровью и слезами, и в каждой фразе, в каждом слове она слышала биение сердца.
Она почувствовала какой-то трепет в груди, в мысли ее были уже далеко.
Тогда, стыдясь своего малодушия, молодая женщина решила примириться с одиночеством, в котором уже не будет одинокой. Благородный порыв овладел Жанной, она как бы ощущала дыхание друга, нежно ласкающее ее лоб. Мысль о нем будет сопровождать ее повсюду и поддерживать в минуты слабости. Даже если бы ей пришлось теперь плакать, слезы не были бы такими горькими, потому что в душе ее воцарились мир и надежда.
Жанна с беспредельной радостью повторяла, что она любима и сердце ее не окаменеет от разочарования. В эту минуту светское общество казалось ей далеким. Она видела, как по ее гостиной, точно в глубокой тьме, проходят мужчины в черном, похожие на зловещих паяцев. Она вся была во власти своего видения, думая о влюбленном, плачущем вдалеке и посылающем ей страстные слова утешения.
Этот влюбленный был как бы бесплотен. Она созерцала его в мечтах, не задумываясь о его облике. Для нее он был только идеей любви и возник, как дуновение, которое подняло ее в мир света; она дала увлечь себя, не пытаясь узнать, что за сила вознесла ее на небо.
В течение долгой недели Даниель не решался пойти к Лоренам. Он строил всевозможные предположения и твердил себе, что ему останется лишь умереть, если он опять увидит Жанну в состоянии лихорадочного возбуждения.
Наконец он отважился. Жорж с радостью согласился сопровождать его. На этот раз им повезло, и они застали Жанну одну. Лорен был вызван в Англию по делам, внушавшим ему беспокойство. Молодая женщина с милой улыбкой и искренней сердечностью приняла их в маленькой голубой гостиной.
Безграничная радость овладела сердцем Даниеля, едва он взглянул на Жанну. Она показалась ему преображенной. На ней было белое кашемировое платье; лицо ее просветлело; губы не дрожали. Чувствовалось, что покой воцарился у нее в душе.
Жанна долго удерживала друзей; между ними завязалась непринужденная беседа, одна из тех приятных бесед, в которых время пролетает незаметно.
Даниель понял, что тайна его не раскрыта, и свободно любовался спокойным выражением лица Жанны. Он слышал в интонациях ее голоса ласку, предназначенную для неизвестного возлюбленного, он замечал неявное сияние в ее глазах и испытывал огромную радость от этих знаков любви, которую он в ней пробудил.
Он поклялся довольствоваться этим. Действительность пугала его, мысль о том, что он может выдать себя, приводила в трепет, — он страшился, что Жанна его разлюбит.
Но все это было делом будущего. Он наслаждался настоящим мгновением. Жанна находилась рядом, добрая, обаятельная, во власти радостных мечтаний, навеянных им, и Даниель погружался в ее созерцание.
Жорж тоже был очарован. Молодая женщина разговаривала преимущественно
Но пришло время расстаться с маленькой голубой гостиной. Друзья обещали навещать Жанну. Здесь, в скромном уютном уголке, они оставили свои сердца.
В течение трех месяцев Даниель вел жизнь, исполненную божественных волнений. Он грезил наяву, уносясь в далекий, лучший мир. Тревожные мысли покинули его, он больше не рыдал и ни к чему не стремился, ему лишь хотелось навеки остаться в этом раю тайной удовлетворенной любви.
Он не мог удержаться от желания снова писать Жанне, но теперь его послания дышали ласковым спокойствием. «Пусть будет так, — писал он ей. — Я хочу питать к вам такие чувства, какие человек питает к божеству: я весь — молитва, обожание, порыв смиренной нежности». Даниель указывал Жанне на отверзшееся перед ней небо и отвращал ее от земного зла.
Жанна повиновалась голосу этого доброго духа, охваченного любовью к смертной. Она принимала его как незримую опору и хранителя, которого не должна была знать.
Даниель часто бывал у молодой женщины и всякий раз наслаждался плодами своих трудов. После каждого нового письма он спешил прочитать на лице Жанны пережитое ею волнение.
Он с восторгом наблюдал, как она изменяется под влиянием его любви, и не думал о пробуждении. Ему достаточно было знать, что она любит его и полна им. Если бы он назвал себя, снял покров с тайны, она, возможно, отшатнулась бы от него. Даниель все еще оставался робким, тонко чувствующим ребенком, боящимся яркого света. Единственно возможной для него любовью была тайная любовь, которой он мог отдаваться, не сомневаясь в своих силах.
Теперь он сам просил Жоржа сопровождать его к Жанне и не осмеливался беседовать с ней с глазу на глаз: он стал бы запинаться и краснеть при мысли, что она читает в его сердце. Присутствие Жоржа помогало ему оставаться наедине со своими думами: его друг беседовал с Жанной, а он мечтал о любви.
Три месяца Жорж боролся с охватившим его чувством, но он полюбил молодую женщину с глубокой страстью рассудительного человека.
Он таил слою любовь от всех, даже от Даниеля и особенно от Жанны. Когда он открыл правду, бежать было поздно. Не имея смелости отказаться от своей первой любви, Жорж перестал сопротивляться, продолжал посещать маленькую голубую гостиную и проводил там восхитительные часы, не спрашивая себя, к чему это приведет.
Иногда Жанна пристально вглядывалась ему в лицо, словно желая проникнуть в глубину его существа и прочитать скрытые там мысли. Он дрожал под этим вопрошающим взглядом и замечал, как тень нежной, едва заметной улыбки пробегала по лицу молодой женщины.
Однажды, явившись к ней, друзья узнали неожиданную новость: в Лондоне скоропостижно умер Лорен. Они возвратились домой крайне взволнованные. Оплакивать Лорена они не могли и просто думали о том, что двери маленькой голубой гостиной закроются перед ними. Эта смерть, вернувшая свободу женщине, которую оба любили, вселила в них скорее страх, чем надежду; им было так хорошо сейчас, что они боялись всяких перемен в привычном образе жизни.