Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы
Шрифт:
Он пробежал радио «Indomitable», сладко щурясь.
— Так… Отлично! Вцепились и пусть держатся. Объявление войны последует, вероятно, не позже полудня, и мы утопим наконец эту бронированную проказу. А что во второй?
Митфорд молча подал бланк. Адмирал высоко поднял левую бровь и сверкнул глазом на флаг-капитана.
— Почему не в расшифрованном виде?
— Прошу прощения, сэр. Видимо, телеграмма чрезвычайно важного и секретного характера. Она зашифрована вашим личным флагманским шифром.
— Что? — Адмирал попятился.
Личные флагманские
— Ступайте, Митфорд. Я позову вас, когда разберу это… эту… — Флагман запутался в определяющем «это» термине.
Он расправил бланк на доске стола. Аккуратным частокольчиком бежали цифры:
1479, 9335, 1021, 8815, 3124, 4545, 7126, 7298, 1 90° OST. 7179, 5547, 1793, 3561, 5711, Трубридж, 9297, 0516, 9112, Форейн Оффис, 1214,3299,1875,9357, 1541, Тюркей, 1977, 7454, 1127, 9889, 1716, 2444, 1251, 5190, 0041, 5562, 6084…
Щелкнув замком, сэр Бэрклей Мильн открыл сейф и вынул пакет с ключом. Сухо прошуршав, разорвался подклеенный батистом бристоль, осыпав сухую кровь сургуча. Адмирал вынул таблицу ключа и сел за стол. Пальцы его медленно водили карандашом, седая голова гнулась над бумагой, а плечи подымались углами, по мере того как из-под серого жальца графита вытекали слова. Карандаш сломался. Адмирал нервно швырнул его и схватил другой.
Когда последнее слово легло на бумагу, адмирал тяжело поднялся, оперся на стол, поглядел вокруг и, оттолкнувшись, неверными шагами подошел к зеркалу. Несколько секунд он смотрел в стекло, не узнавая себя. Лицо у него стало зеленовато-землистым, призрачным. Потом долго накоплявшаяся у сердца медленная старческая кровь хлынула в щеки, залив их мутно-багровым цветом. Адмирал отшатнулся от зеркала, отошел на середину салона и там медленно поковырял носком туфли ворс ковра. Смотря на ковровый узор, произнес сдавленным хрипом:
— Это безумие! Чудовищно!
Он оглянулся, как будто испугавшись своего голоса. Нагнулся над текстом и еще раз беззвучно прочел его, шевеля увядшими губами. Потом вздохнул и зажег свечу. Взял со стола запись и уже уверенными пальцами поднес к огню. Забегали синие дымные змейки. Бумага скорежилась, лопнула, пошла вихрастыми черными клочьями. Адмирал аккуратно собрал их, бросил в чашку умывальника и открыл кран. Блестящая пленка воды, сбежав по голубому фаянсу, смыла и унесла пепел. Адмирал отошел от умывальника и нажал кнопку одной из пяти звонковых груш, свисавших с люстры. В дверь втиснулся вестовой.
— Капитана Митфорда!
— Есть, сэр! Капитана Митфорда!
Вестовой лихо повернулся вокруг оси и вылетел.
Флагман дважды прошелся из угла в угол, остановился посреди каюты и, бережно поднеся руки к голове,
— Минутку, Митфорд! Сейчас же сдадите это связисту.
5
Командир «Indomitable» стоял у узкой щели боевой рубки, уткнувшись лбом в окуляры стереотрубы. Рога трубы медленно ползли вбок, следуя склонению низкого, закутанного дымом силуэта на лиловой черте горизонта. Рядом с командиром, тоскуя и нервничая, топтался старший артиллерист корабля.
— Ход у него все время падает… Черт! Неужели мы так и не дождемся известия о начале военных действий? Противно чувствовать себя лисой, которой запрещено рвать курицу.
Он нагнулся к переговорной трубке.
— На дальномере!.. Дать дистанцию до противника!
— Шестьдесят три, пять, — глухо заурчало из трубы.
— Вот видите, опять нагоняем. Нужно оттянуть. Я хочу расчехвостить его с девяноста пяти кабельтовых на предельной дальности его артиллерии. Он не сможет даже поцарапать нас.
Хлопнула броневая дверь. Запыхавшийся рассыльный подал командиру листок.
— Из радиорубки, сэр. От адмирала.
Командир выхватил листок. Он и артиллерист взглянули друг на друга жадными, настороженными глазами, и артиллерист нажал кнопку. Ток ринулся в башни и казематы, призывая к вниманию.
— Ну? — спросил артиллерист, заметив нервную спазму мускула на щеке командира.
— Ничего не понимаю, — командир протянул радиограмму, — читайте сами.
Артиллерист поднес листок к щели рубки.
«Командиру „Indomitable“. Ввиду неясности до сего времени наших отношений с Германией предписываю: преследование адмирала Сушона прекратить. Но, дабы ввести немцев в заблуждение о нашей способности держать ход, что считаю важным для возможных будущих операций, преследование прекращайте не сразу, а постепенным уменьшением количества оборотов, чтобы у Сушона создалось впечатление медленного отставания преследующего. По выходе из видимости противника ворочать на W и держаться, крейсируя на траверзе Бизерты, наблюдая за путями на Гибралтар.
Мильн».
Артиллерист вскинул светлые глаза на командира.
— Что за белиберда? Вы понимаете что-нибудь?
— Не больше, чем вы.
— Неслыханный вздор! Каким образом Сушон может поверить в такую небылицу, что мы отстаем из-за невозможности держать ход, после того как в течение семи часов он убеждался в обратном и видел, что, не вводя в действие всех котлов, мы обжимаем его, как хотим? Ведь, прости господи, мы же имеем дело с отличным моряком, а не с учительницей школы для раскаявшихся девок. Кого может ввести в заблуждение такой лошадиный анекдот? Тут что-то неладно! Спятил старик, что ли?