Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы
Шрифт:
— Вот семь целковых наберем, тогда попрошу заведующего, чтоб купили все нужное, и в мастерской сработаем как игрушечку, — разъяснял монтер.
На следующее утро коробка, спущенная дежурным в третий раз, очень долго висела неподвижно. Дежурный решил, что прохожий не заметил, и потянул, но услыхал окрик:
— Погоди. — Немного спустя он услышал: — Подымай!
В поднятой коробке оказалась записка. Все сбежались и стали разворачивать листок, затаив дыхание.
«Мальчата! Я инженер, работаю по радио. Рад счастливой встрече. Вы умеете
— Стой, братишки! Давай карандаш, сейчас я ему все досконально насчет техники, — засуетился монтер.
Он быстро начиркал ответ: «Товарищ енжинер. Приемник умеем делать, толька нет дениг штоб усилитель, без его плоха слышный. Памагите».
Коробка вернулась с запиской: «Ждите завтра оклика».
— Вот это подвезло, — сказал довольно монтер, — инженер, — он собаку съел, он во что сделать может.
Но наутро все стояли у окошка, ждали, а оклика не дождались. На занятия пошли мрачные и подавленные. Сообразили, что инженер надул, и проклинали его на все лады.
Среди работы дверь мастерской открылась и на пороге появился заведующий, а за ним какой-то неизвестный рыжеватый высокий человек в сером пальто.
Заведующий оглядел мастерскую и сказал:
— Антон Заровняев, Василий Ключарев, подойдите сюда!
Антон и монтер подошли, недоумевая.
— Вы почему ничего не сказали мне, что затеяли делать радиоприемник? Почему вы занимаетесь попрошайничеством? — строго спросил заведующий, но под усами его забегала лукаво-добрая усмешка.
Антон и монтер стояли повеся головы. Было ясно, что инженер не только надул их, но еще и нажаловался.
— Нужно было сказать сразу, — продолжал заведующий, — я бы разрешил вам и дал бы материал.
Антон и монтер молчали.
— Ну, ничего. Не вешайте головы. Вот товарищ Татаринов решил заняться с вами.
Человек в сером пальто поздоровался с мальчиками за руку.
— Вы на меня не злитесь, мальчата, — сказал он ласково, — я вчера после вашей записки пошел в губоно и получил разрешение заняться с вами. Ну вот, я пришел и принес материалы.
Он положил на стол сверток.
— А теперь, ребята, за работу.
Слова его были встречены восторженным гамом, и заведующему с трудом удалось водворить тишину среди радостно разбушевавшихся мальчиков.
Работа закипела.
Татаринов приходил каждый день часа на два. Мальчики старались вовсю, оттачивая каждый винтик, отшлифовывая каждую дощечку.
На четвертый день приемник к вечеру был собран.
Татаринов с Антоном и монтером с четырех часов возились на крыше, укрепляя антенну. Наконец все было сделано, и они спустились вниз.
— Ну, — сказал Татаринов, вынув часы, монтеру, — умеешь настраивать? Валяй. Сейчас Москва начинает концерт.
Монтер, пыхтя от волнения, задвигал рычажки, ловя волну. Вдруг он широко улыбнулся и опустил руку.
— Слыхать! Живой голос!
Мальчики стояли, боясь дышать. В раковине трубки, прижатой к ушам монтера, ясно слышались
Мальчики подходили, один за другим, тихие, присмиревшие, взволнованные, — слушали и так же молча отходили. На лицах их была грусть и радость вместе.
Подошел даже Судков с наглой усмешкой, взял точно нехотя трубку и долго не отходил, а когда уступил очередному, топтавшемуся от нетерпения, губы его, разгладившись, потеряли свою недетски жестокую складку, и он, словно отгоняя тяжелое воспоминание, тряхнул головой и быстро ушел.
— Пусть мальчата слушают, — сказал Татаринов, взяв Антона и монтера за руки, — а мы пройдем в канцелярию. Мне нужно с вами поговорить.
В канцелярии он усадил их и сел сам.
— Вот что, детишки! Я пригляделся к вам за эти дни. Вы славные парни! И я получил разрешение взять вас на поруки. Хотите работать в радиомастерских?
Антон и монтер подскочили на стульях, вспыхнув от радости, но вдруг разом переглянулись и потускнели. И Антон, выражая поразившую обоих мысль, сказал тихо и тревожно:
— А товарищи? Они ж по радио мало смыслят, сами не управятся. Монтер один у нас все знает, а я ему помогать должен.
— Ничего, — ответил Татаринов, — заведующий обещал их научить и помогать дальше. Они тоже вернулись к жизни.
— Радио им поможет!
БЕЛАЯ ГИБЕЛЬ
Струистые ленты хризолитового блеска, шелестя, качались внизу, и на их сверкающих сгибах вздрагивали опаловые тени высоких, ленивых, круглых облаков. Облака плыли над заливом, над косматыми взлобьями скал, на восток, навстречу ширящемуся молочно-розовому сиянию рассвета и, наливаясь им, розовели над морем, как теплые девичьи тела на пляже.
Хризолитовые ленты с медленным и тягучим шипением рвались, разбивались, рассыпались сияющими, живыми хрустальными пузырьками. Пузырьки в шаловливую перегонку, кувыркаясь и блестя, катились на сероватую полосу гальки и гасли в ней.
Ленты валов медленно и валко шли без числа из открытого устья залива, из матовой глуби зыбкого тумана, залегшего над далью, над гудящей широтой океана.
За свежими, желто-смолистыми сваями пристани, в глубине бухты, лепясь к грузным скатам плато, к вывихнутым корням горных сосен, к темной шерсти хвои, притаившимися подслеповатыми троллями спали дома фактории.
Черные косящатые оконца мрачно пялились на море. В одном только окне крайнего сарая электростанции сонно трепетал бледный сиреневатый свет, стираемый утром.
Утро великой тишины просыпалось над заливом неторопливо, торжественно баюкаемое шуршаньем шелковых лент и детским плачем чаек.
На перемычке последних свай сидел, свесив ноги над водой, парень в брезентовых грубых сапогах и вязаной серой фуфайке. На его брови, белые лохматые брови северного человека, свисала кисточка шерстяного, зеленого с белым, колпака.