Собрание сочинений. т.2.

Золя Эмиль

В день родов, привязав белый лоскут к ставне окна, Бланш вынула ключ из ящика, где она его прятала, и, ложась в постель, сунула его под подушку.

Узнав, что роды начнутся вечером, г-н де Казалис решил не уезжать из Сент-Анри, пока не завладеет младенцем. Он задержал врача, позвал акушерку и послал в Марсель за кормилицей, нанятой им заблаговременно. Эта женщина целиком от него зависела, и он мог на нее положиться. Отдав нужные распоряжения, г-н де Казалис пошел на берег и стал ждать. Несмотря на принятые им меры, мысль о том, что ему грозит, если ребенок ускользнет из его рук, не давала ему покоя. Он убеждал себя, что это невозможно; он не отойдет от дверей Бланш,

пока кормилица не унесет новорожденного. Это немного успокаивало его. В течение нескольких часов он ходил вдоль берега, время от времени посматривая на окна комнаты, в которой его племянница мучилась в родовых схватках. Г-жа Ламбер должна была прийти за ним, как только все кончится. Наступила ночь. Он присел на камень, глядя, как за освещенными окнами маленького домика мелькают тени.

В это время бедняжка Бланш находилась между жизнью и смертью. Была минута, когда доктор и акушерка уже не надеялись спасти ее. Горе так изнурило Бланш, что сильное потрясение, вызванное родами, едва не убило ее. Она родила сына, но не слышала его первого крика. Она лежала в постели без сознания, мертвенно бледная, и казалась бездыханной. Ребенка положили рядом с ней. Кормилица еще не прибыла, и г-жа Ламбер побежала сказать депутату, что роды кончились и что племянница его умирает.

Депутат стремглав кинулся к дому. Отсутствие кормилицы страшно раздосадовало его, однако он сдержался: ему не хотелось, чтобы доктор и акушерка догадались о причине его тревоги. Роженица, белее полотна, лежала на постели. Г-на де Казалиса мало трогали страдания племянницы, но ему пришлось сделать вид, что он любит ее и беспокоится о ней. Он спросил доктора, есть ли еще какая-нибудь опасность.

— Не думаю, — ответил тот. — Пожалуй, я могу уйти.

Указав на акушерку, он добавил:

— Она справится без меня. Но я должен вас предупредить, что больной нельзя волноваться. Речь идет о ее жизни… Я зайду завтра.

Господин де Казалис проводил доктора и по дороге столкнулся с кормилицей. Он вернулся в дом вместе с ней и, пока они поднимались в комнату Бланш, осыпал ее упреками. Кормилица извинилась за опоздание, и депутат отдал ей последний наказ: она должна сейчас же взять к себе новорожденного и беречь его как зеницу ока. Завтра утром она увезет младенца в свою деревушку, затерянную в Нижних Альпах. Он надеялся, что никто не станет искать его внучатого племянника в таком глухом углу.

Возле постели Бланш бесшумно суетились г-жа Ламбер и акушерка. Когда г-н де Казалис подошел, чтобы взять ребенка, Бланш посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Но этот пристальный взгляд не остановил его, и он все-таки протянул руку к постели.

Сделав нечеловеческое усилие, молодая женщина села на кровати и прижала к себе ребенка.

— Чего вы хотите? — низким, сдавленным голосом спросила она.

Депутат отступил.

— Приехала кормилица, — нерешительно ответил он. — Вы же помните наш уговор. Надо отдать ей ребенка.

За несколько дней до родов г-н де Казалис заявил племяннице, что во имя спасения чести семьи ребенок Филиппа должен быть удален сразу же после рождения. И, как всегда, грубые, резкие слова дяди заставили Бланш покориться. Но она надеялась, что ей оставят младенца хотя бы на один день. На этом она построила план его спасения.

И вот теперь г-н де Казалис требует немедленно отослать ребенка прочь, — значит, все погибло. Если его сейчас от нее заберут, ей не удастся осуществить свой замысел. Она не успеет спасти ребенка от опасности, которую угадывало ее материнское сердце.

Бланш побледнела еще сильнее и прижала ребенка к груди.

— Ради бога,

оставьте мне его до завтрашнего утра! — воскликнула она.

Бланш была слаба, она боялась, что сдастся и уступит.

— Вы просите о невозможном, — возразил депутат. И добавил приглушенным голосом, чтобы не услышала акушерка: — Если вы не хотите покрыть позором весь свой род, ваш сын должен на некоторое время исчезнуть.

— Я отдам вам его завтра утром, — сказала Бланш. Она дрожала всем телом. — Сжальтесь, дайте мне насмотреться на него и приласкать малютку. Это не причинит вам никакого вреда, никто не увидит его ночью в этой комнате.

— А! Лучше покончить с этим сразу же. Поцелуйте его и отдайте кормилице.

— Нет, не отдам… Вы убиваете меня, сударь!

Последние слова она выкрикнула душераздирающим голосом. Боясь вспылить, г-н де Казалис ничего не ответил: неожиданное сопротивление удивило и встревожило его. Он сделал шаг вперед, намереваясь оторвать несчастного младенца от материнской груди, но акушерка, которая все слышала, отвела его в сторону и сказала, что, если эта тягостная сцена сейчас же не прекратится, она не отвечает за жизнь его племянницы. Г-ну де Казалису пришлось уступить.

— Ну что ж, держите у себя вашего сына, — грубо обратился он к молодой матери. — Кормилица подождет до завтра.

Бланш положила ребенка подле себя и опустила голову на подушку, радуясь и удивляясь своей победе. Щеки ее чуть порозовели; счастливая, полная надежды, она закрыла глаза, притворяясь, что дремлет.

Видя, что Бланш затихла, г-жа Ламбер и акушерка вышли из комнаты немного передохнуть. Г-н де Казалис одну секунду оставался наедине с племянницей, которая продолжала лежать с закрытыми глазами. Он смотрел на новорожденного и думал, что вот это жалкое существо, такое слабое и тщедушное, — его злейший враг. Он уже совсем было решился уйти, но тут услышал легкий шум в туалетной. Г-н де Казалис открыл дверь, заглянул туда и, не найдя никого, подумал, что ошибся. Наконец он спустился вниз, но, ощущая какое-то смутное беспокойство, решил не спать всю ночь. Он был вынужден уступить мольбам Бланш, другого выхода у него не оставалось. Но лучше бы ребенок находился уже далеко отсюда. Впрочем, успокаивал себя депутат, завтра он избавится от него, все уже приготовлено, и за это время Кайоли не смогут похитить ребенка. Ведь он сам запер входную дверь.

Как только Бланш осталась одна, она быстро села на кровати и прислушалась. Она тоже услышала легкий шум, донесшийся из туалетной. Бедняжка с трудом поднялась, взяла спрятанный под подушкой ключ и, нетвердо ступая, цепляясь за мебель, кое-как доплелась до двери, проделанной в задней стене дома. Это могло стоить ей жизни. Но, казалось, какая-то сверхъестественная сила поддерживала ее, и она ступала босыми ногами по каменному полу, не думая, что это может ее погубить. Она спасала сына.

За дверью послышался шорох, казалось, кто-то скребется. Этот шум и привлек внимание г-на де Казалиса. У Бланш кружилась голова. Прежде чем ей удалось вставить ключ в замочную скважину, она раз десять была близка к обмороку. Наконец она открыла дверь.

Вошла Фина.

В записке, которую несколько дней назад Бланш тайком вручила ей на берегу, было сказано: «Мне нужна ваша дружба и преданность. Зная ваше доброе сердце, обращаюсь к вам, как к другу. Когда мне понадобится помощь, я привяжу к ставне окна белый лоскут. Жду вас около часа ночи, следующей за тем днем, когда вы увидите этот сигнал. Подойдите к старой двери, что в задней стене дома, и тихонько постучитесь, чтобы дать мне знать о своем приходе. Будьте моим ангелом-хранителем».