Собрание сочинений. Том 11
Шрифт:
Опишем положение дел в настоящий момент. Весь морской берег от Константинополя до Дуная, с одной стороны, и черкесское побережье, Анапа, Керчь, Балаклава до Евпатории, с другой, отняты у русских. Держатся пока только Кафа и Севастополь, причем Кафа находится в трудном положении, а Севастополь так расположен, что при возникновении серьезной угрозы его придется оставить. Более того, флот союзников бороздит воды внутреннего Азовского моря; их легкие суда Доходили до Таганрога и совершали нападения на все важные прибрежные пункты. Можно считать, что ни одного участка берега не осталось в руках русских, за исключением полосы от Перекопа до Дуная, то есть одной пятнадцатой того, что им принадлежало на этом побережье. Теперь предположим, что Кафа и Севастополь тоже пали и Крым оказался в руках союзников. Что же тогда? Россия, находясь в таком положении, мира не заключит, об этом она уже во всеуслышание заявила. Это было бы безумием с ее стороны. Это означало бы отказаться от сражения из-за того, что отброшен авангард, в тот самый момент, когда подходят главные силы. Что же смогут сделать союзники, добившись таких успехов ценой огромных жертв?
Нам говорят, что они могут разрушить Одессу, Херсон, Николаев и даже высадить большую армию в Одессе, укрепиться там так, чтобы отразить натиск любого количества русских, а затем уже действовать в зависимости от обстоятельств. Кроме того, они могут послать войска на Кавказ и чуть ли не уничтожить русскую армию под командованием Муравьева, которая занимает сейчас Грузию и другие части Закавказья. Что ж, предположим, что все это осуществлено, но тут снова встает вопрос: что будет, если и после этого Россия откажется заключить мир, а она наверняка это сделает? Не следует забывать, что Россия находится
174
Тильзитский мир — мирные договоры, заключенные 7 и 9 июля 1807 г. между наполеоновской Францией и участниками четвертой антифранцузской коалиции, Россией и Пруссией, потерпевшими поражение в войне. Условия мира были крайне тяжелыми для Пруссии, которая лишилась значительной части своей территории (в том числе всех владений к западу от Эльбы). Россия не понесла никаких территориальных потерь и даже приобрела Белостокский округ, отошедший к ней от Пруссии. Но Александр I должен был признать французские завоевания в Германии и произведенные там Наполеоном территориальные изменения, а также суверенитет Наполеона над Ионическими островами, согласиться на образование герцогства Варшавского, явившегося французским плацдармом у границ России, и присоединиться к блокаде Англии (так называемой континентальной блокаде).
Ограничатся ли союзники тем. что будут удерживать свои позиции и изматывать силы русских? Болезни будут уносить солдат союзников в Крыму и на Кавказе быстрее, чем будут прибывать пополнения. Их главные силы, например в Одессе, придется снабжать при помощи флота, так как земли на сотни миль вокруг Одессы не обработаны. Русская армия, имея в своем распоряжении казачьи части, особенно полезные при действиях в степях, будет нападать на союзников при любой их попытке выйти за пределы своего лагеря, а может быть сумеет и занять постоянные позиции вблизи города. При таких условиях нельзя будет заставить русских дать сражение; у них всегда будет то большое преимущество, что они смогут заманивать противника в глубь страны. На каждое наступление союзников они ответят медленным отходом. Между тем нельзя в течение длительного времени держать большую армию в укрепленном лагере в бездействии. Постепенный рост недисциплинированности и деморализации вынудит союзников предпринять какие-нибудь решительные действия. Болезни тоже будут осложнять положение. Одним словом, если союзники займут главные пункты на побережье и будут ждать там момента, когда Россия сочтет нужным уступить, это ни к чему не приведет. Имеются три шанса против одного, что союзники устанут первыми и могилы их солдат на берегах Черного моря скоро будут исчисляться сотнями тысяч.
Подобный образ действий и с военной точки зрения был бы ошибочным. Чтобы господствовать на побережье недостаточно овладеть его главными пунктами. Только обладание внутренней территорией гарантирует обладание побережьем. Как мы видели, обстоятельства, вытекающие из самого факта захвата союзниками побережья на юге России, заставят их двинуть свои войска в глубь страны. Но здесь-то и начинаются трудности. До границ Подольской, Киевской, Полтавской и Харьковской губерний земля представляет собой плохо орошаемую, почти необработанную степь, на которой ничего не растет, кроме травы, да и трава летом высыхает от солнечного зноя. Предположим, что Одесса, Николаев, Херсон будут превращены в операционные базы, но где же объект операций, против которого союзники могли бы направить свои усилия? Городов там немного, расположены они далеко друг от друга, и среди них нет ни одного настолько значительного, чтобы взятие его придало операциям решающий характер. До Москвы нет таких значительных пунктов, а Москва находится на расстоянии 700 миль. Для похода на Москву нужно пятьсот тысяч человек, а где их взять? Положение безусловно таково, что если события развернутся в этом направлении, то «локальная» война ни в коем случае не даст решающих результатов. И пусть Луи Бонапарт со всем богатством своего стратегического воображения попытается найти иной путь!
Однако для осуществления всех этих планов нужен не только строгий нейтралитет Австрии, но и ее моральная поддержка. А на чьей стороне эта держава в настоящее время? В 1854 г. Австрия и Пруссия заявили, что продвижение русских войск на Балканы они будут рассматривать как casus belli [повод к войне. Ред.] против России [175] . Где гарантия, что в 1856 г. они не сочтут наступление французов на Москву или даже на Харьков поводом для войны против западных держав? Не следует забывать, что всякая армия, продвигающаяся от Черного моря в глубь России, будет иметь неприкрытый фланг со стороны Австрии не в меньшей мере, чем русская армия, которая движется в Турцию от Дуная; поэтому на определенном расстоянии ее коммуникации с операционной базой, то есть самое ее существование, окажутся поставленными в зависимость от милости Австрии. Чтобы заставить Австрию не вступать в войну, хотя бы некоторое время, ее придется подкупить, отдав Бессарабию австрийским войскам. Выйдя на Днестр, австрийская армия окажется таким же полным хозяином Одессы, как если бы этот город был занят австрийцами. Может ли армия союзников при таких условиях броситься в сумасбродную погоню за русскими в глубь страны? Это было бы безумием! Но это безумие, напомним, является логическим следствием последнего плана Луи Бонапарта — плана «ведения локальной войны».
175
Имеется в виду договор о союзе между Австрией и Пруссией от 20 апреля 1854 г., по которому оба государства брали на себя обязательство выступить совместно против России в случае отказа ее эвакуировать
Первым планом кампании была «grande guerre», в союзе с Австрией. Этот план отводил французской армии в численном отношении такое же подчиненное место по сравнению с австрийской, какое сейчас занимает английская армия по сравнению с французской. Этот план предоставлял России революционную инициативу. Луи Бонапарт не мог пойти ни на первое, ни на второе. Австрия отказалась участвовать в войне; план отпал. Вторым планом была «война национальностей». Этот план вызвал бы бурю среди немцев, итальянцев и венгров, с одной стороны, и восстание славян с другой, что немедленно отразилось бы на Франции и смело бы империю времен упадка [Lower Empire] [176] Луи Бонапарта за более короткий срок, чем тот, который потребовался для ее создания. Поддельный «железный человек», выдающий себя за Наполеона, с ужасом отступил. Третий и самый скромный из всех планов — это план «локальной войны во имя локальных целей». Абсурдность этого плана сразу же бросается в глаза. И снова мы вынуждены задать вопрос: что же дальше? В конце концов, гораздо легче стать императором французов, когда все обстоятельства благоприятствуют этому, чем быть этим императором, даже когда длительные упражнения перед зеркалом сделали его величество прекрасным знатоком всех внешних атрибутов императорской власти.
176
Lower Empire (от французского Bas-Empire) — употреблявшееся в исторической литературе название Византийской империи; стало нарицательным для обозначения государства, находившегося в стадии упадка и разложения.
Написано Ф. Энгельсом около 15 июня 1855 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune № 4431, 2 июля 1855 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
На русском языке публикуется впервые
К. МАРКС
ПИСЬМА НЕЙПИРА. — КОМИССИЯ РОБАКА
Лондон, 15 июня. Сэр Чарлз Нейпир начал публикацию серии писем о балтийском флоте письмом № 1 следующего содержания [177] :
177
Письмо Ч. Нейпира было опубликовано в газете «Morning Advertiser» 15 июня 1855 года.
«Спрашивают, почему наша эскадра в Балтийском море не совершила ничего значительного в истекшем году и, вероятно, ровно ничего не сделает в этом году? На этот вопрос легко ответить: потому что сэр Джемс Грехем оставил без внимания планы, которые я послал ему в июне прошлого года, и даже сделал вид, что ничего не знает о них; далее потому, что адмиралтейство не обратило внимания на планы, которые я послал ему в сентябре прошлого года. Если бы адмирал Дандас был обеспечен всеми теми приспособлениями, на которые я указывал, то бомбардировка Свеаборга была бы уже проведена, и крепость, возможно, разрушена. Вместо того, чтобы сделать это, истратили около миллиона на броненосные плавучие батареи, которые лишь с трудом могут плавать и, если будут посланы в Балтийское море, вряд ли когда-либо вернутся обратно. И это после того, как в Портсмуте было доказано, что они могут быть разрушены 68-фунтовыми орудиями на расстоянии 400 ярдов, тогда как каждый знает, что на расстоянии 800 ярдов они не могут причинить вреда гранитным стенам. Если бы те же деньги были истрачены на мортирные лодки, то еще можно было бы на что-нибудь надеяться; или если бы только половина этих денег была истрачена на выполнение планов лорда Дандональда, которыми он поделился со мной, то без сомнения мы имели бы успех как на Балтийском, так и на Черном морях. Придет время — и оно уже близко, — когда я буду в состоянии разоблачить все поведение сэра Джемса Грехема по отношению ко мне. Г-н Данкомб его уже изобличил» (в деле братьев Бандьера) «в том, что он вскрывал письма частных лиц. Грехем пытался свалить вину за смерть бедного капитана Кристи на г-на Лейарда, и я обвинил его в извращении моих писем. Представить доказательства мне не позволяют под тем предлогом, что опубликование их дало бы неприятелю информацию. Этот предлог скоро отпадет, и тогда страна узнает, какие средства применял достопочтенный баронет, чтобы склочить адмирала Беркли и адмирала Ричардса к подписанию инструкций, выполнение которых привело бы к гибели королевского флота. Пусть страна знает, может ли первый лорд адмиралтейства предавать огласке личные письма офицера, а затем препятствовать ему делать то же самое с письмами первого лорда.
Сэр Ч. Нейпир».
Комиссия Робака вчера снова собралась, в сорок девятый раз, чтобы прийти к какому-нибудь заключению относительно доклада, который должен быть представлен палате общин. После четырехчасовых дебатов члены комиссии, как и на предыдущих заседаниях, не пришли к соглашению. Они снова отложили заседание до понедельника в «надежде», что смогут, наконец, доложить об окончании своей работы.
Ассоциация административной реформы организовала вчера большой митинг в театре Друри-Лейн, однако не открытый, a ticket meeting — митинг, на который имели доступ лишь лица, удостоенные входных билетов. Господа из Ассоциации чувствовали себя, таким образом, совершенно непринужденно, «au sein de leur famille» [ «в своем семейном кругу». Ред.]. Они заявили, что собрались, чтобы дать выход «общественному мнению». Однако, чтобы защитить это общественное мнение от сквозняка извне, у входа в театр Друри-Лейн было поставлено полроты констеблей. Что за деликатно организованное общественное мнение, которое лишь под охраной констеблей и входных билетов осмеливается быть общественным! Этот митинг прежде всего был демонстрацией в поддержку Лейарда, который сегодня вечером вносит, наконец, в палату свой проект реформы.
На открытом митинге, состоявшемся позавчера в Ньюкасле-на-Тайне, Давид Уркарт поносил «предательское министерство и слабоумный парламент».
О митингах, которые готовятся в настоящее время чартистами в провинции, — в следующий раз [178] .
В момент, когда существующее положение вещей подвергается критике с различных сторон и с различных точек зрения, принц Альберт воспользовался одним званым обедом в Тринити-хаус [179] , чтобы охарактеризовать отношение двора к всеобщему брожению. У него, оказывается, также есть панацея от кризиса. Она гласит: «Патриотическое беззаветное доверие кабинету!» Только деспотизм кабинета, полагает принц Альберт, может сделать конституционную Англию способной вести войну с северным деспотизмом, побивая Россию ее же оружием. Сравнения, которые он проводил между Англией и Россией, не были ни убедительными, ни удачными. Например: королева не имеет права набирать солдат, нет у нее в распоряжении других войск, кроме тех, которые предлагают ей свои услуги добровольно! Принц Альберт забывает, что в распоряжении королевы почти 30 млн. ф. ст., чтобы нанять солдат. С каких это пор принудительный труд стал продуктивнее наемного труда? Что сказали бы о каком-нибудь манчестерском фабриканте, который жаловался бы на конкуренцию московитских фабрикантов, основываясь на том, что у него в распоряжении лишь такие рабочие, «которые добровольно предлагают свои услуги»? Вместо того чтобы подчеркнуть, что император России повелел ясно и определенно объявить с амвонов народу о целях своей «священной» войны, тогда как Англия в течение двух лет ведет войну, относительно которой премьер-министр заявляет в парламенте, что «никто не может определить ее цель», — вместо этого принц Альберт жалуется на то, что
178
Обещанная Марксом статья в «Neue Oder-Zeitung» не обнаружена.
179
Тринити-хаус — здание в Лондоне, где помещалось правление британской лоцманской корпорации, основанной в XVI в. в целях содействия торговле и мореплаванию.