Собрание сочинений. Том 2. Голуби преисподней
Шрифт:
Они ушли, не заметив нас, и мы продолжили путь. Спустилась ночь, и лунный свет придавал всему вокруг оттенок неправдоподобия. Мы натыкались на следы отхода иных групп — там, смотришь, легионер, пронзенный копьем, лежит на краю пропасти, там валяется тело без головы, там, в другом месте, голова без тела. Разбитые шлемы, поломанные мечи и копья…
Теперь мы шли исключительно ночами, прячась днем среди камней. Мимо нас часто проскальзывали небольшие отряды варваров, иногда мы пропускали их, затаившись в камнях чуть ли не на расстоянии вытянутой руки.
Уже светало, когда пейзаж резко изменился. Мы вышли на плоскогорье, окруженное со всех, кроме южной, сторон горами. Мы надеялись, что отсюда наконец-то начнется спуск на спасительные
Мы остановились на берегу озера. Ни следа врага, ни облачка дыма заметно не было. Но римлянин вдруг поднял руку к лицу и упал, не издав ни звука. В его теле торчал дротик.
Мы посмотрели на озеро. Никаких лодок, плотов, вообще ничего не было на гладкой его поверхности. В прибрежных зарослях тоже никого. Мы разом повернулись, чтобы посмотреть на вересковые поля, и второй римлянин рухнул лицом вперед с дротиком в спине.
Я выхватил меч и лихорадочно обшарил взглядом окрестности. Вереск был настолько низок, что даже каледонец не смог бы в нем укрыться. На озере ни морщинки, почему же тогда одна из тростинок дрогнула, когда все остальные остались неподвижными? Я подошел ближе и вгляделся внимательнее. У подозрительной тростинки всплывал большой пузырь воздуха.
Я шагнул еще ближе… и увидел отвратительную харю, таращившуюся на меня из-под поверхности воды. Молниеносное движение — и мой меч устремился к врагу. В самую пору, чтобы парировать удар копья, направленный в мое сердце. Вода взбурлила, и из озера выскочил дикарь с дротиком за поясом и дыхательной трубкой в обезьяньей руке. Теперь я знаю, почему так много римлян гибнет по берегам озер.
Я отбросил щит и все лишнее — все, кроме меча, кинжала и панциря. Я чувствовал, как растет, вздымается волной во мне злость. Я остался в одиночестве. Один во вражеской стране, среди дикарей, жаждущих моей крови! Клянусь Тором и Вотаном, я проучу их! Я им покажу, как уходит на тот свет норманн! С каждой секундой с меня сползала шелуха цивилизованности, все меньше оставалось во мне от римлянина, представителя древней цивилизации, высокой культуры, все сильнее давали о себе знать примитивные инстинкты, жажда крови.
Меня охватил гнев, подзуживаемый типично норманнским презрением к врагу. Я чувствовал себя прекрасно и был готов к любым неожиданностям. Тор видел, как я сражался до сих пор, и знает, что во мне жива еще душа норманна, воинственного викинга, более глубокая и таинственная, чем бездонные пропасти Северного Моря. Я перестал быть римлянином, я снова был норманном, рыжебородым варваром, я шел по вереску уверенно, как дома. Кто такие эти пикты? Недоразвитые карлики, чье племя уже вымирает. Откуда во мне бралась такая бешеная ненависть? А чему тут удивляться. Чем больше поддавался я инстинктам, тем сильнее горел во мне огонь нетерпимости. Была еще одна причина, о которой я тогда даже не догадывался. Пикты были людьми совершенно иной эпохи. Кельты и норманны вытеснили их, надвинувшись с севера. Где-то глубоко в моем подсознании хранились воспоминания о многолетних жестоких войнах. К этому следует добавить все те ужасные истории, что рассказывают о пиктах. Я видел их кромлехи, разбросанные по всей Британии, видел огромную стену, воздвигнутую около Кориниума. Я знал, что кельтские друиды люто их ненавидят. Но и они не в состоянии были объяснить, ни каким образом были построены эти гигантские сооружения, ни зачем это было сделано. Ответ напрашивается единственный: колдовство. Более того, пикты считают себя избранным народом, что лишь подхлестывает сплетни.
Я снова думал о том, с какой, собственно, целью отправлены были в эту самоубийственную экспедицию пять сотен легионеров. Одни говорили, что нас послали схватить некоего пиктского жреца. Другие считали, что главная задача — найти их главаря — Брана Мак Морна. Никто из нас, однако, ничего не знал точно. Разве что наш командир знал цель экспедиции, но он давно уже грызет землю.
Я хотел бы встретиться с Браном Мак Морном. Говорят, ему нет
Я больше не крался тайком. Хватит! Ускорив шаг, я громко запел старинную кельтскую песню, отбивая ритм рукояткой меча по щиту. Где вы, пикты? Я встречу вас как подобает воину.
Я прошел так несколько миль и наткнулся на них наконец за небольшим холмом. Если они рассчитывали, что я, увидев несколько сотен воинов, брошусь наутек, то очень ошибались. Я направился к ним, не замедляя шага, с той же песней на устах. Один из них, набычившись, бросился на меня, но наскочил на меч, разваливший его чуть ли не пополам. Следующий замахнулся копьем, но я отбил его в сторону, и пикт свалился наземь с огромной дырой в животе. Затем ко мне подскочили сразу несколько дикарей. Одним могучим ударом я очистил пространство вокруг себя и стал спиной к скале. Меч работал теперь просто замечательно — ни один удар не пропадал даром. Один из пиктов хотел ударить снизу — ох, хитрец! — но его сабля скользнула по моему панцирю, а уж я-то не промахнулся. Они стаей кружили вокруг, но никак не могли достать меня своими коротенькими саблями. Те, что пытались подобраться поближе, тут же лишались головы. Но вот меня заставили увернуться от копья и, прежде чем я успел выпрямиться, чья-то сабля рассекла мое правое предплечье. Вторая ударила по шлему. Я пошатнулся и махнул мечом наобум, но в тот же миг в мою правую руку вонзилось копье. Я упал, но снова поднялся, мощным ударом разметав врагов. Я чувствовал, как вместе с кровью покидают меня силы. Взревев, словно лев, я рванулся вперед, нанося удары налево и направо, полагаясь лишь на панцирь, если говорить о защите. Я падал, но снова поднимался, моя правая рука болталась беспомощно, и я сжимал рукоять меча левой ладонью. Но вот я упал и снова подняться уже не смог.
Множество копий устремилось к моей груди, но тут раздался властный голос:
— Прекратите! Оставьте его!
Я поднял голову и словно сквозь пелену тумана увидел продолговатое смуглое лицо человека, отдавшего этот приказ.
Это был стройный темноволосый мужчина, ростом едва достигавший моего плеча, но, судя по всему, очень сильный и ловкий. Его опрятную и хорошо пригнанную одежду дополнял длинный прямой меч. Хотя человек этот совершенно не похож был на окружавших его пиктов, чувствовалось, что он имеет над ними безграничную власть.
— Я видел тебя уже, — сказал я к немалому его удивлению. — Ты появлялся среди пиктов, когда погибали их вожди. Кто ты такой?
Едва я вымолвил эти слова, все вокруг меня завертелось, я уткнулся лицом в траву. Последнее, что я услышал, было:
— Перевяжите ему раны, напоите и накормите!
Я немного знал язык, перенял у пиктов, приходивших к нам торговать.
Приказания вождя были исполнены. Я начал постепенно приходить в себя, но, выпив верескового пива, уснул.
Когда я проснулся, луна сияла высоко в небе. На мне не было уже ни панциря, ни шлема. Меня сторожили несколько вооруженных пиктов. Увидев, что я проснулся, они знаками заставили меня подняться и повели за собой по вересковому полю. Вскоре мы подошли к холму, на вершине которого горел костер. Рядом с костром сидел на валуне вождь, вокруг, словно духи Мира Тьмы, стояли воины.
Я смотрел ему в лицо, не испытывая страха. Я чувствовал, что этот человек отличается от тех, с кем мне приходилось сталкиваться ранее. От него исходила некая удивительная сила, мне казалось даже, что он смотрит на людей откуда-то сверху, с каких-то недосягаемых вершин многовековых знаний и опыта.
Он сидел, подперев рукой голову и о чем-то думал.
— Кто ты такой?
— Гражданин Рима.
— Римский легионер. Один из тех волков, что терзают мир, — уточнил он.
Толпа воинов шевельнулась.