Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
Хотя этот вопрос показался двум молодым джентльменам совершенно неуместным, мисс Скайлер ответила на него с чисто женским тактом:
— А у вас, дорогая мисс Тэнкфул?
— У меня нет, — ответила Тэнкфул.
И здесь я, к сожалению, должен сказать, что она чуть не расплакалась.
Тогда мисс Скайлер, тоже со слезами в прекрасных глазах, внезапно склонила голову к уху Тэнкфул, обняла прелестную гостью за талию и затем, к величайшему изумлению полковника Гамильтона, тихо увела ее из комнаты, где находились столь высокопоставленные особы.
Когда дверь за ними закрылась, полковник Гамильтон полувопросительно полуулыбаясь взглянул на
— Если вы разделяете мои подозрения, полковник, то нет необходимости напоминать вам о том, что это вопрос очень деликатный и вам лучше всего было бы пока хранить тайну в своем сердце. Во всяком случае, вы не будете говорить джентльмену, которого вы, может быть, подозреваете, о том, что сегодня произошло.
— Как угодно, генерал, — почтительно ответил офицер. — Но смею спросить, — тут он на мгновение запнулся, — неужели вы думаете, что более серьезное чувство, чем минутное увлечение хорошенькой девушкой…
— Если я просил вас, полковник, сохранить в тайне это дело, — прервал его Вашингтон, добродушно кладя руку ему на плечо, — то я считаю его достаточно важным, чтобы уделить ему особое внимание.
— Прошу извинения у вашего превосходительства, — сказал молодой человек, и его свежие щеки заалелись, как у девушки, — я только хотел сказать…
— Что вы просите освободить вас на сегодняшний вечер, — снова перебил его Вашингтон с добродушной улыбкой, — тем более, что вы хотите провести время в обществе нашего дорогого друга мисс Скайлер и ее гостьи. Она девушка капризная и своенравная, но, кажется, честная. В обращении с нею, полковник, блесните своими лучшими качествами, но будьте благоразумны и не слишком любезны, а то нам придется возиться еще с одной девицей, оскорбленной в своих лучших чувствах, — с мисс Скайлер, — и веселым движением руки (оно было очень характерно для него и отнюдь не противоречило его достоинству) он не то повел к двери, не то вытолкнул своего юного секретаря из комнаты.
Когда дверь за полковником закрылась, леди Вашингтон, шелестя платьем, подошла к мужу, который неподвижно и молча стоял у камина.
— Вы находите, что за этой дерзкой выходкой скрывается политическая интрига или даже измена? — спросила она поспешно.
— Нет, — спокойно ответил Вашингтон.
— Вы думаете, что это только пустая любовная интрижка с глупой и самолюбивой деревенской девчонкой?
— Простите, миледи, — сказал Вашингтон серьезно. — Я не сомневаюсь в том, что мы ее недооцениваем. Обыкновенная провинциальная девушка не могла бы привести в волнение всю округу. Придерживаться такого мнения означало бы нанести оскорбление всему вашему полу. Нельзя поручиться, что она не поймала в свои сети такую важную персону, о которой она говорила. А если это действительно так, это придаст новый интерес проблеме взаимопонимания и дружественных отношений между государствами.
— Эта пустая девчонка! — воскликнула леди Вашингтон. — Эта интрижка с коннектикутским капитаном, ее любовником! Простите, но это просто нелепо! — И она с чопорным поклоном удалилась из комнаты, оставив знаменитого исторического деятеля, как обычно оставляют знаменитых исторических деятелей, в одиночестве.
Но позже, вечером, мисс Скайлер так успешно утешала плачущую и взволнованную Тэнкфул, что у той вскоре высохли глаза, и перед затейливым зеркальцем в комнате мисс Скайлер она смогла привести в порядок свои каштановые волосы, а мисс Скайлер помогала
— Вы дешево отделались от этого вероломного капитана, дорогая мисс Тэнкфул, и мне кажется, что к таким великолепным волосам, как у вас, больше всего подойдет новая модная прическа, хотя в ней есть что-то легкомысленное. Уверяю вас, что она пользуется большим успехом в Нью-Йорке и Филадельфии — вот так, посмотрите, прямо назад, со лба.
Дело кончилось тем, что через час мисс Скайлер и мисс Тэнкфул предстали в приемной перед полковником Гамильтоном, блистая изысканностью туалета, которая не только совершенно посрамила деловитую небрежность молодого офицера, но и заставила его широко раскрыть глаза от удивления.
— Может быть, она предпочла бы предаться горю в одиночестве, — неуверенно сказал он, отведя мисс Скайлер в сторону, — чем блистать в обществе.
— Чепуха, — отрезала мисс Скайлер. — Неужели молодая девушка должна убиваться и вздыхать только потому, что возлюбленный обманул ее доверие?
— Но ее отец в тюрьме, — сказал Гамильтон, несколько изумленный.
— Посмотрите мне прямо в глаза, — сказала мисс Скайлер с озорной усмешкой, — и попробуйте заявить, что вы не знаете, что в течение двадцати четырех часов с него будут сняты все обвинения. Чепуха! Неужели вы думаете, что я ничего не вижу? Неужели вы думаете, что я не поняла выражения лица у обоих — у вас и у генерала?
— Однако, дорогая мисс Скайлер… — начал было смущенный офицер.
— О, я ей уже на это намекнула, хотя и не объяснила, почему, — возразила мисс Скайлер с лукавым огоньком в темных глазах, — хотя у меня было достаточно оснований поступать именно так, и это было бы вам хорошим уроком за то, что вы хотели сохранить все в тайне от меня!
Выпустив эту парфянскую стрелу, она вернулась к мисс Тэнкфул, которая, прижав лицо к стеклу, смотрела на освещенный луной крутой берег реки Уиппани.
И было на что посмотреть! Американская весна — очень капризное время, и погода опять, как бы по волшебству, внезапно изменилась. Дождь прекратился, и земля покрылась тонким слоем льда и снега, блестевшим в лунном сиянии под ясным небом. Северо-восточный ветер, который рвал плохо закрепленные оконные рамы, превратил мокрые деревья и кусты в ледяные сталактиты, сверкавшие, как серебро, под холодными лучами луны.
— Великолепное зрелище, милые леди, — сказал грубовато добродушный мужчина средних лет, подходя к дамам, стоявшим у окна. — Но дай бог, чтобы скорее наступила весна и больше не было таких ужасных перемен в погоде. Красавица луна прелестна, когда проливает свой блеск над вершинами леса, но я сомневаюсь, видит ли она с высоты множество несчастных, дрожащих от холода там, в лагере, под драными одеялами. Если бы вы видели, как эти оборванцы из Коннектикута маршировали вчера вечером с винтовками прикладом вверх и огрызались на его превосходительство, хотя и не осмеливались укусить! Если бы вы видели этих малодушных, этих людей, похожих на Фому Неверного, готовых восстать против его превосходительства, против дела нации, а главным образом против плохой погоды, — вы стали бы молить бога о том, чтобы сердца этих людей растаяли так же, как растают вокруг нас эти неподатливые поля. Еще две недели такой погоды — и у нас появится не один Аллан Брустер, а целая дюжина таких недовольных щенков, которые вот-вот предстанут перед военно-полевым судом.