Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
Колхозники зашумели:
— Согласны все, хоть сегодня!
— Против товарища Плотникова мы ничего не имеем, может, он хорошим председателем будет, да лучше бы перевели на совхоз!
— К Андрею Макарычу будем проситься! Пускай принимает нас со всем имуществом! Отделение пусть сделает у нас.
— Все равно наши отходники из каждого двора у него в совхозе работают.
— Осталось только законно оформить.
— В совхозе — твердая зарплата.
— Там и порядки другие. Дисциплина! Потому и урожаи у них, и коровы по пять тысяч литров молока дают!
— Уж там бригадир не выйдет на работу пьяным.
— Оно-то и колхоз наш можно поднять
— Слыхали, Петр Ларионыч? — поднялся опять Ступаков. — Это уж не я один — народ говорит. Да вы у нас тут ни одного возражающего не найдете! Чего ж возражать? Если, скажем, сделать у нас отделение совхоза — живи на том же месте, огород при тебе, корова, поросенок, все, как и было, а работай в совхозе, на зарплате. За эти деньги купишь хлеба, и больше они ни на что и не нужны, приварок свой, остальное — на одежду, обувку. Чем не жизнь? Были колхозники, станем рабочими — так это ж лучше, все ближе к коммунизму! А насчет этой самой… моби-ли-зации или как?.. нацилизации…
— Экспроприации, — подсказал кто-то.
— Во-во! Об этом вы не сомневайтесь. Не будем в обиде, если наше колхозное имущество в совхоз перейдет. Верно говорю, давно уж забыли люди, что они обобществляли, когда сходились в колхоз. Никто не бережет тех актов. И опять же, что уже гуртом нажили в колхозе, постройки там какие, инвентарь, — пусть и это переходит в совхоз. Рано или поздно все равно ж придем к тому, что все будет одного хозяина — народное!
— Если это, может, не по закону — просто забрать у нас наше колхозное имущество, — пусть государство его выкупит.
— Да оно ведь и мы должны немало государству по всяким долгосрочным кредитам. Может, никому ничего и не придется приплачивать.
Колхоз «Красный пахарь» находился в полуокружении землями крупного животноводческого совхоза «Челюскин». Хозяйство там велось образцово, директора совхоза Андрея Макаровича Кулебякина знали по всей округе как хорошего организатора, образованного, талантливого агронома, строителя. Рабочие совхоза на глазах у колхозников ежегодно, при любой погоде, даже в засуху, убирали прекрасные урожаи хлебов и кормовых трав. В совхозном клубе, куда собиралась по вечерам молодежь из окрестных колхозов, все стены были увешаны дипломами и почетными грамотами, присужденными совхозу за хозяйственные достижения. Поголовье скота на фермах росло, возводились новые постройки, совхозу требовалось все больше рабочих, и много колхозников из «Красного пахаря» работало уже там, в порядке отходничества, не порывая пока совсем с колхозом.
Человек пятнадцать выступили на собрании после Ступакова, и все говорили о том, что можно бы присоединить их колхоз к совхозу «Челюскин», преобразовав его в отделение совхоза.
— Насчет других колхозов ничего вам не скажем, товарищ Мартынов, — заключил один колхозник, — не знаем, как там народ настроен, а про себя вот говорим — согласны. Ежели только по этой части сомнения: как, мол, понравится ли нам, если станем мы рабочими? — а чего ж, понравится! Где рабочий класс, там порядку больше.
Мартынов договорился с колхозниками так: ни в коем случае не ослаблять работу по укреплению колхоза, обновить руководство (Плотникова избрали председателем единогласно), продолжать работать на Уставе сельхозартели, как раньше, а тем временем, если уж здесь назрело, вынести постановление общего собрания, что все колхозники единодушно просят присоединить их хозяйство и земли к совхозу «Челюскин» и сами желают стать рабочими совхоза,
В другом колхозе, «Памяти декабристов», с Мартынова семь потов сошло, пока он добился решения собрания о снятии старого председателя, горького пьяницы. И против нового председателя колхозники не возражали — Мартынов рекомендовал собранию члена райкома, управляющего госбанком Щукина, — и старого, Грищенко, не хотели снимать. Грищенко, бывший летчик-истребитель, капитан запаса, с орденскими колодками в три ряда, сидел за столом президиума и всем своим жалким видом подтверждал, что дальше его никак нельзя оставлять на ответственной работе в колхозе, — опухший с тяжелого похмелья и, кажется, успевший уже «заложить» с утра, сонный, небритый, безучастный ко всему, что происходило в зале колхозного клуба.
— Нельзя его снимать, товарищ Мартынов! — доказывали колхозники. — Ведь хороший человек был! Простой, обходительный. А колхоз наш как поднял! Первые два года он так работал, что мы за него богу молились, чтоб ненароком не забрали его от нас на другую должность. Ночей не спал, мотался по полям, по фермам. Уговорит, докажет, расскажет человеку, закоренелого лодыря в сознание введет!
— С таким председателем нам — жить и помирать не надо!
Мартынов недоумевал:
— Поднял колхоз — и сам же его и посадил?..
— Что верно, то верно. Посадил… Теперь вот опять попали в самые отстающие.
— Значит, надо снять его с поста председателя, как не оправдавшего доверия народа. Кто за это предложение?..
В зале не поднималась ни одна рука. Женщины всхлипывали, утирали кончиками головных платков глаза.
— Жалко человека, товарищ Мартынов! Как же так — снять? Позор ему какой!
— Сколько сил положил на наше хозяйство!
— А водки выпил еще больше!.. Нет, товарищи! Пьяницы причинили столько вреда колхозному делу, что мы должны поднять всенародный гнев против них! И уж оставлять их в руководстве мы не намерены нигде! Ведь, говорят, дня не бывает, чтоб ваш председатель не напился? Да он и сейчас, полюбуйтесь, пришел на собрание в нетрезвом виде.
— То старый хмель, товарищ Мартынов.
— Проспиртовался. Если б он теперь и бросил, так еще с месяц бы дух из него не выходил.
— Кто за то, чтобы Грищенко снять?
— И опять — никакого движения в зале, две-три руки за снятие, вздохи, всхлипывания…
— Товарищ Мартынов! Да ведь мы сами человека испортили, — заговорила одна колхозница. — Сами испортили, мы виноваты, а теперь заставляете нас голосовать против него!.. Колхоз большой, нас много — он один. Там крестины, там поминки, там свадьба, там новоселье. А у нас совести нет, зовем его: «Да зайди, Николай Андреевич, уважь, не погребуй нашим хлебом-солью!» Того не понимаем, что, если он у каждого выпьет по стакану, сколько же это получится? Мы — бессовестные, вот кто, а не он! Вот он и привык к этому зелью так, что теперь дня не может без него прожить!
— Там свадьба, там крестины, а там подводу дай съездить на базар, — опять пол-литра ему на стол?..
Весь зал возмущенно загудел:
— Нет, чего не было, того не было!
— Напраслину на него не возводите, товарищ Мартынов!
— Такими делами он не занимался!
— Не взяточник!
Мартынов немного смущенно, виновато покосился в сторону клевавшего носом за столом Грищенко.
— Прошу прощения. Значит, просто честно — спился?
— Честно, честно!
— Только пьет, больше никаких грехов за ним не водится!