Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
С этим спаренным телефоном получился как бы бюрократизм, но необычный — снизу, по отношению к вышестоящему органу. И действительно, в областном управлении сельского хозяйства за директором Надеждинской МТС в первые же месяцы его работы утвердилась репутация заядлого бюрократа.
Однажды ему позвонил заместитель начальника областного управления.
— Это директор Надеждинской МТС?
— Да.
— Говорит Федоров. Можете назвать несколько фамилий лучших трактористов, отличившихся на зимнем ремонте тракторов?
— Нет, не могу.
— Что?!
— Не могу
— Почему?
— Не знаю фамилий трактористов.
— Какой же вы директор МТС, если не знаете фамилий своих трактористов? Как вас там держат?
— Вот так и держат. Нет пока лучшего на мое место. Терпят.
В кабинете Долгушина рядом с ним сидел зональный секретарь Холодов. У него глаза на лоб полезли от такого разговора. На столе лежал только что подписанный Долгушиным приказ, в котором он объявлял благодарность десяти лучшим трактористам-ремонтникам. Холодов потянулся одной рукой к телефонной трубке, другой — к списку трактористов. Долгушин спокойно отстранил его.
— Так что же будем делать, товарищ директор? — гремел раздраженный голос в трубке. — Мне, что ли, приехать к вам и самому на месте узнать фамилии лучших ваших ремонтников? И вам их потом сообщить?
— Приезжайте, будем рады. А скажите, товарищ Федоров, вы знаете фамилию директора Надеждинской МТС?
— Как? Не понимаю. А… что вы этим хотите сказать… товарищ… Долгушин?
— Да, Долгушин. У вас в области директоров МТС меньше, чем у меня трактористов. Здравствуйте, Виктор Николаевич. Мы, кажется, не поздоровались с вами.
— Здравствуйте… Христофор Демьянович.
— Данилович. Ну, неважно. Вспомнили мою фамилию? Ну и я запомнил фамилии трактористов, могу вам назвать их. Записывайте. Торопов Семен Ильич… По буквам: Терентий, Ольга, Роман, Ольга…
Не от хорошей жизни прибегал Долгушин к таким крутым мерам «воспитания» начальства, и эти крутые меры в свою очередь не способствовали улучшению его жизни. Все же в руках Федорова и других начальников были и лимиты, и кредиты, и снабжение, какое ни есть, там и шифер, и лес, и цемент. А «ласковое теля двух маток сосет». Не научил никто Долгушина этой мудрости с детства, а под старость уже поздно было учиться. Да и характер его не принимал таких мудростей…
В довершение всего и Холодов стал дуться на Долгушина. Медведев сдержал свое обещание поговорить с Холодовым и помочь ему составить план работы, но поговорил так, что получилось, будто Долгушин приходил в райком с жалобой на бездеятельность зонального секретаря. Холодов стал чаще выезжать в колхозы самостоятельно, без директора, но с этих пор завел у себя на квартире особую тетрадку, вроде дневника, куда по вечерам заносил все обнаруженные безобразия в колхозах и МТС. Не всегда рассказывал он об этих безобразиях Долгушину, не для сообщения директору вел учет им. В этой же тетрадке он отвел место и для самого Долгушина, для всех его «трюков», вроде спаренного телефона и разговора с заместителем начальника областного управления. Ничего хорошего эта «особая папка» Холодова не предвещала.
До Мартынова стали доходить в больницу самые разноречивые слухи о директоре Надеждинской
Мартынов передал Медведеву записку через Трубицына, попросил Медведева зайти к нему в больницу.
— Знаешь, Василий Михайлович, — сказал Мартынов, — я думаю, нам нужно бы для пользы дела перевести Борзову из Семидубовской МТС в Надеждинку к Долгушину. На ту же работу — секретарем парторганизации МТС.
— За Марьей Сергеевной дважды уже приезжал ее муж из Борисовки. Уговаривает ее вернуться к нему.
— Да?.. Почему — вернуться? Не она ведь ушла от него, он отсюда уехал без нее и не принял ее, когда она ездила туда.
— Не знаю, как у них было. Зовет, в общем, в Борисовку. Он опять пошел в гору. Заместителем председателя райисполкома работает. А сейчас там председатель болеет тяжело, отправили его на лечение — Борзов третий месяц сидит в райисполкоме за хозяина.
— А, вон что. И, вероятно, посоветовали ему исправить свою бытовую ошибку? Разошелся с этой лаборанткой, чтобы не портила ему анкету, и зовет назад Марью Сергеевну с детьми?.. Ну и как она? Собирается переезжать?
— Ничего пока не заявляла нам.
— А если не заявляла, что ж… Вот, я думаю, надо бы сделать так. В Семидубовке зональный секретарь Кольцов — сильный работник. С Глотовым у них ладится. Старик тоже из тех коммунистов, что интересы партии на мелочи не разменивают. В общем, там у нас благополучно. Сработаются. А вот у Долгушина с Холодовым что-то не получается. Дело пахнет не контактом, а конфликтом. И кто прав, кто виноват — трудно пока разобраться. Оба для нас люди новые. Надо бы туда еще нашего проверенного работника. Марью Сергеевну туда — секретарем парторганизации.
— А в Семидубовку кого секретарем?
— Там можно из местных коммунистов выбрать.
— Нехорошее это дело — перебрасывать часто людей с места на место. Она в Семидубовке успела без году неделю поработать. Ну, если настаиваешь, поговорю с нею и обсудим на бюро, — согласился не очень охотно Медведев.
Прощаясь с Мартыновым, осторожно коснувшись кончиков пальцев его правой забинтованной руки, лежавшей поверх одеяла, Медведев заметил с некоторым неудовольствием:
— А вообще-то, Петр Илларионович, ты же сейчас на бюллетене. Чего беспокоишься? Лежал бы себе, почитывал романы. Я тебе пришлю двухтомник О’Генри, американские рассказы. Вчера взял в Когизе. Занятные рассказы.