Собрание сочинений. Том 2

Овечкин Валентин Владимирович

— Что получается? — усмехнулся Мартынов. — Об этом ты, Фомич, спроси бывшего председателя Троицкого райисполкома товарища Руденко, у которого, кстати, был и районный отдел сельского хозяйства с огромным аппаратом специалистов.

— А этих специалистов, — взвился Руденко, — не спрашиваясь товарища Руденко, товарищ Борзов посылал уполномоченными в колхозы! Что мог сделать районный землеустроитель, если он все лето сидел уполномоченным в одном колхозе? Да и вообще тогда не очень-то считались с райисполкомом и с его специалистами, нет, давай уж о прошлом не вспоминать, а то много насчитаем виноватых!..

Мартынов увидел в вагончике на полке книги, поднялся, поглядел на корешки. Среди брошюр по сельскому хозяйству и художественной литературы отдельной стопкой были сложены учебники для старших классов средней школы.

— Кто это у вас в школу ходит? — спросил он у Савченко. — У вас же в Надеждинке нет вечерней средней школы. Да и занятия уже всюду закончились.

Савченко замялся.

— Да это так… Для повторения. Когда свободное время есть…

Руденко стал рассказывать Мартынову о делах в колхозе:

— Все оказалось гораздо труднее, чем представлялось мне, когда я шел в колхоз. Помнишь наши речи на том партактиве?

«Сделаем своими руками!» Одних благих намерений мало, чтобы поднять хозяйство, когда приходишь на пустые амбары и пустую кассу. Ведь я же, кроме долгов, ничего не принял от Гусельникова. Колхозники-то мне верили, что я пришел сюда работать, не мух ловить, но все же присматривались: а как он сумеет в таком положении обернуться?.. Обернулся. Теперь уже легче. Скоро урожай начнем убирать, уже видим его. Свинины продали на восемьдесят тысяч и еще пятьдесят голов на откорме. За свеклу получаем уже по контрактации. Начиная с марта авансы даем по два рубля. Но чего мне это стоило! — Руденко снял кепку, потеребил свои рыжие волосы, покрывшиеся каким-то странным пепельным налетом, будто ему припудрили голову — потускнело золото. — Видишь? Седеть начал. Это все за прошлую зиму…

Страшно было, Илларионыч, — говорил Руденко. — Боялся позора. Вдруг сорвусь? Здоровый мужик, сорока пяти лет, с большим опытом руководящей работы — и не справлюсь с колхозом?.. А пуще всего жены боялся, Варвары Федоровны. От колхозников, в случае чего, можно удрать, скрыться с глаз, и из района можно, на худой конец, уехать. На Камчатку можно завербоваться, где тебя еще не знают. Но от жены-то никуда не скроешься! А она у меня такая — уважает меня, пока есть за что. А случись, выгонят из колхоза, она же меня и за мужа не признает! Скажет: «Никчемный ты человек! Речи только произносил, других учил, а сам работать не умеешь. Болтун! Коробкин ты!»… Стал я осматривать хозяйство после того, как выбрали меня председателем. Пошел на птичник. Штук пятьсот кур было там. Прихожу, смотрю: стоит возле птичника что-то похожее на лошадь, скелет в коже. Стоит, расставив ноги, от ветру качается, но не падает. Должно быть, ноги закостенели на морозе так, что и упасть уже не может. Спрашиваю девчат-птичниц: «Что это у вас такое?» Они замялись. «Да вот дали нам еще при старом председателе на птичню лошадь». — «Для чего дали?» — «Воду возить, корма». Обошел я этот экспонат со всех сторон, посмотрел — почти уже и не дышит, по глазам только можно заметить, что живая лошадь, чуть мигает веками. «Ой, врете, говорю, девчата! Что на ней можно возить? А где же ваша сбруя, повозка?» Признались они. Дали им эту выбракованную лошадь, чтоб они ее убили — у них и ружье было на птичнике — и сварили мясо для кур, а им страшно ее убивать, ждут, пока сама издохнет. Две недели уже не кормят и не поят ее, а она все стоит. Пристрелил я ее. Спрашиваю: «А еще какие корма есть?» — «Да вот там привезли с мельницы два мешка отходов — одна пыль». Вот, думаю, так мы, районные организации, и планировали развитие подсобных отраслей в колхозах! Обязательно имей птицеферму на столько-то кур! А чем кормить? Потом посмотрел поголовье свиней. Страшные были свиньи! Зайдешь в свинарник — мечутся, голодные, как тигры в клетках. Станут на задние ноги, положат рыла на дверцы и орут. Того и гляди какая-нибудь за ухо тебя хватит! Сделали мы расчет, каких маток оставить на племя, сколько молодняка сберечь для роста поголовья, а сколько можно сейчас откормить и продать, чтоб и госпоставки покрыть, и на базаре, может, поторговать. Отобрали группу. А кормов у нас уже немножко завелось. Вот Христофор Данилыч помог, навозил нам эмтээсовскими машинами жома с сахзавода, выпросили у Опёнкина заимообразно сто центнеров ячменя. Золотухин пообещал нам картошки до нового урожая. Стали кормить свиней. И тут вдруг среди зимы ураганом сорвало крышу с свинарника. Там и крыша была вся в дырьях, гнилые стропила того и гляди рухнут, а тут совсем снесло, начисто. Вот в ту ночь-то мне и посыпало голову пеплом. Снег валит, морозы тридцать градусов, а свиньи под открытым небом. Законно ли, незаконно сделали мы, не знаю, но другого выхода не было: роздали свиней для откорма колхозникам по дворам. Вот тебе три головы, вот корма по нашей норме, чего не хватает — добавь, откормишь до такого-то веса — получай себе одну свинью, а две в колхоз. Больше, конечно, мы так делать не будем, но что можно было другого придумать? За трудодни никто не соглашался кормить, потеряли люди веру в трудодень. Пришлось заплатить свининой. Все же сорок голов откормили до хорошей кондиции, отвезли на поставки и на рынок. Потом продали «Победу» — те деньги пошли на детясли. На молочной ферме стали наводить порядок, послали туда заведующим хорошего парня, комсомольца. От молока появились деньжата. Прошлогоднюю коноплю довели до ума, продали хоть не первым сортом, но все же — деньги. Покопался в бухгалтерии — обнаружил дебиторов; тот должен колхозу за работу наших людей на элеваторе, тот сено для своей организации косил на наших лугах. Ну-ка, друзья, платите, не доводите дело до суда. Так и пошло и пошло. И крупные суммы, и по мелочам. Теперь уж редкий день обходится, чтоб не было поступлений в кассу. Можно уже как-то дышать. Иной раз даже и не поймешь, откуда берутся деньги. Капают и капают!..

Руденко в этом месте своего рассказа помог словам выразительным жестом.

— Раньше было здесь в хозяйстве вот так, — он развел руками в стороны, — а сейчас у нас пошло вот так, — сделал руками широкое обратное собирательное движение.

— Ясно, — кивнул головой Мартынов. — Бухгалтерия простая и понятная.

— Но знаешь, Илларионыч, — продолжал Руденко, — вот только теперь, когда сам снизу все просмотрел, вижу я, как много трудностей у председателя колхоза! И не только в безденежном колхозе. Мы же никогда не спрашивали у председателя, как он сумеет построить или приобрести что-либо. Сделай, и все! Ну, теперь я узнал, как это — «сделай»!.. Мы совсем забыли простое, благородное слово: «купил». Только и слышно «достал», «добыл», «вырвал», «отхватил». Такой-то колхоз достал, говорят, запчасти для жнеек. Что это значит — «достал»? Неужели мы в нашей богатой стране не можем как следует организовать торговлю хозяйственными товарами для колхозов? За каждой чепухой гони машину в облсельхозснаб! Да и там никогда ничего не захватишь. Надо, чтобы в каждом районном центре был хороший магазин, где бы продавали колхозам всё — от конных жнеек,

сепараторов, телег, хомутов до камер и покрышек на машины и кровельных гвоздей. Свободная торговля, без разнарядок и без блата! Никак не могу я согласиться с тем, что у нас нельзя организовать широкую продажу колхозам хозяйственных товаров! Привыкли валить все на «нехватку» и валим вот уже сколько лет! Взять хотя бы автотранспорт. Ведь как-никак все же не стоят в колхозах машины без колес, ездят. Но в «снабах» наших никогда не купишь по-честному резины. Откуда же она «добывается»? Есть, стало быть, в натуре эта резина? Есть. И подшипники есть, и горючее, и мешковина, и кабель для электропроводки. И все это в конце концов доходит до потребителя. Но только по каким каналам!..

— Ты знаешь, Иван Фомич, я уже устал писать письма по таким вопросам, — сказал Мартынов. — Ты сам человек грамотный. Пиши, брат! Пиши в «Сельское хозяйство», в «Правду». Не носи эти мысли за пазухой.

Когда собрались уже ехать дальше и вышли из вагончика, Мартынов взял Руденко под руку и отвел его немного в сторону.

— Ну, а все же, как настроение, Фомич?..

— Настроение?.. — Руденко посмотрел по сторонам на поля, на село за Сеймом, на тракторный вагон, поскреб небритый подбородок. — Да вот уж я теперь убедился, что за год можно только фундамент заложить. Если получим нынче хороший урожай и выдадим прилично на трудодни, это не все. Все самые знаменитые колхозы, что гремят по Советскому Союзу, это те, где председатели по пятнадцать — двадцать лет работают. И Демьян во «Власти Советов» двенадцатый год уже трудится… Строиться буду, Илларионыч! — решительно сказал Руденко. — Беру кредит и этим летом начну строить себе дом в колхозе. Вот мое настроение и мои планы. Брехуном перед партией никогда не был. Не для того я шел в колхоз, чтоб только сдвигов добиться. Неужели моя голова не сработает за другие председательские головы? И у меня она ведь не соломой набита… Сейчас вызывать «Власть Советов» еще рановато, это было бы нахальством с нашей стороны, посмеются только люди. Но с будущего года начну соревноваться с Опёнкиным.

Беседуя с Руденко, Мартынов краем уха слышал обрывки разговора Долгушина с бригадиром Савченко:

— …Заело на прогрессиях, Христофор Данилыч! Решаю задачки — не выходят.

— Я и сам-то их уже нетвердо помню, эти прогрессии. Прочитай еще раз учебник.

— … Трудно, Христофор Данилыч! Редкий день выберется час-два свободного времени.

— Отпуск дадим, я уже тебе говорил!..

По пути в следующий колхоз Мартынов спросил Долгушина:

— О каких это прогрессиях вы толковали с Савченко?

— А вот это и есть, Петр Илларионыч, наш будущий главный инженер! — сказал Долгушин. — Никому пока не говорю и ему не говорю ничего, но готовлю его на эту должность. Вы хорошо знаете Савченко?

— Знаю, как одного из бригадиров. В прошлые годы он ничем особенным в Надеждинке не выделялся.

— Да, человек он незаметный, в глаза не бросается… Знаете, чем он меня заинтересовал еще зимою, на ремонте? Сумел так наладить уход за машинами и профилактику в своей бригаде, что когда пригнали в мастерскую его тракторы и осмотрели, оказалось — ни одна машина не нуждается в капитальном ремонте. Рекордами он не гремел, да и в колхозе было такое положение, что трактористы сами и свеклу убирали, и семена чистили. Но по экономии запасных частей, по расходу горючего, по сменной выработке — это лучшая бригада в МТС. У Савченко себестоимость гектара пахоты в два раза ниже нашей средней себестоимости. Вот вам и незаметный! Прекрасно знает машины всех марок, любит технику. Капитан запаса. В последние месяцы войны командовал батальоном. И образование у него, если посчитать все: и семилетку, и школу лейтенантов, и военно-технические курсы, — почти среднее. Вот я насел на него, чтобы он сдал экстерном за десятилетку. Изыщу возможности предоставить ему для подготовки отпуск месяца на два. И потом определим его на заочное отделение института механизации сельского хозяйства. Время сейчас такое, что без диплома его не утвердят в должности главного инженера. Но если он будет студентом-заочником, то уже есть шансы. Да если еще вы поддержите нас перед областью…

— Я пока еще не знаю, за что нужно снимать вашего нынешнего главного инженера, — сухо заметил Мартынов. — Со мною никто об этом не советовался.

— Зачем снимать? Он ведь временно исполняет обязанности главного инженера. Заведовал ремонтной мастерской, туда и вернется. Уверяю вас, Петр Илларионыч, с Савченко мы не ошибемся. У него необычайные способности в механике. Послушает пять минут чужую, незнакомую ему машину — и можете смело по его заключению составлять дефектную ведомость. Кроме всего, он просто хороший человек. А мы на эту сторону дела как-то мало обращаем внимания, когда выдвигаем кого-либо на руководящую работу. Я знаю его семью, жену, детей, старика отца, которого мы помогли ему перевезти из Челябинска. Хороший, добрый сын и любящий, строгий отец. Главный инженер в МТС — большая фигура. Не только с моторами имеет он дело — с людьми. Если он сам порядочный человек — и на производстве, и в домашней жизни, — ему и других легче воспитывать… Может быть, это старое мое заблуждение, но я никак не могу согласиться, что мы, хозяйственники, должны заниматься только центнерами, кубометрами, запчастями, неодушевленными, в общем, предметами, а в воспитании наших подчиненных можем целиком положиться на партийные органы: это, мол, за нас сделают другие товарищи. А если в этом партийном органе люди занимаются тоже только центнерами и кубометрами?..

В «Борьбе» секретарь парторганизации Рыжков, после разговора о хозяйственных делах, шутливо приложил руку к козырьку кепки: «Товарищ секретарь райкома, разрешите обратиться к директору МТС?» — и начал спрашивать у Долгушина совета, как лучше им организовать в колхозе работу учеников старших классов в летнее время — создать особые бригады школьников или влить их в колхозные производственные бригады? И как быть, если некоторые ученики, с расчетом выбора будущей профессии, захотят работать не в полеводческих бригадах, а на фермах? Ведь там штаты постоянные и лишних работ нет. Нельзя ли учеников брать на фермы подсменными? В полеводческих бригадах как дождь, так люди отдыхают, общий выходной, и зимою у всех достаточно свободного времени, а на животноводстве работа круглогодовая, ни в дождь, ни в снег перебоя нет, пора подумать о регулярных выходных для всех работников животноводства. Вот в летнее время можно подменять школьниками то ту, то другую доярку или свинарку. И для штатных животноводов облегчение, и для молодежи это будет как бы стажировка.