Собрание сочинений. Том 3. Дружба
Шрифт:
Девушка читала им Пушкина и Лермонтова, пересказывала романы Гюго и Бальзака, Гончарова и Дюма. То, что ей не нравилось в них, она исключала или переделывала по-своему.
— Про трех мушкетеров! — хором напомнили со всех сторон.
Наташа встрепенулась и начала говорить. Это был живой рассказ кровно заинтересованного очевидца, и никто не удивлялся, когда рассказчица иногда превращалась в действующее лицо в истории, которая случилась лет триста назад.
— Слушают, будто дети,
— Это вы хорошо придумали, не каждый способен увлекательно рассказывать, отвлечь раненых от тяжелых мыслей!
Варя не умела прятать свои чувства. Едва у нее выпала свободная минутка, она пришла по адресу, сообщенному Иваном Ивановичем, и очень огорчилась, узнав, что дорогие ее сердцу люди уже уехали. Даже знакомство с Наташей не развеселило ее, хотя сразу возникла обоюдная симпатия.
— Я очень хотела встретиться с вами, — сказала Наташа. — Моряк Семен Нечаев говорил, что вы не умеете плавать. Хотите, я вас научу? Я отлично плаваю.
— Спасибо! — Глаза Вари просияли, но улыбка быстро исчезла, и на лицо снова набежало облачко хмури. — Вряд ли поможет умение плавать, если в баржу попадет бомба: все равно пойдешь ко дну.
— Ну, а если это случится у берега?
— Мне думается, тогда я выплыву. Разве можно утонуть у берега?
Девушки посмотрели друг на друга и рассмеялись.
— Где вы живете?
— В блиндажах у переправы на той стороне. До сих пор не могу попасть на фронт! — В голосе Варвары прорвалось горькое волнение, когда она добавила. — Я думала, Иван Иванович возьмет меня в свой госпиталь.
— Он очень славный человек.
— Если бы вы знали, какой это хирург!
— Сначала я решила, что он влюблен в вас. Уж очень обрадовался, когда услышал… — чистосердечно сообщила Наташа и осеклась, увидав, как сразу помертвело лицо гостьи, густые щеточки ресниц ее задрожали и опустились, а губы совсем побелели.
Наташе показалось, что девушка упадет, и она быстрым движением протянула к ней руки.
— Я не хотела зря волновать вас, но иногда я бываю просто глупой. Выходит, это вы любите его?..
— Да! — В лице Варвары снова заиграли живые краски. — Значит, он все-таки обрадовался?
— Очень, — горячо подтвердила Наташа, искренне пожалев, что не могла сообщить девушке ничего более серьезного о чувствах Аржанова.
В самом деле, почему она с увлечением рассказывает о любви и страданиях литературных героев и сердится, когда это происходит у близких ей людей?
«Вот и Семен с Линой, влюбились, пожениться хотят, а тут война… А как плакала Томочка, расставшись с Петей».
— Вы, наверно, еще не любили? — спросила Варя, пытливо следя за тем, как менялось выражение лица ее новой знакомки.
Наташа хотела солидности ради уклониться от прямого ответа,
— Да, мне никто особенно не нравится. Может быть, если кто-нибудь серьезный… Да нет, ну как скажешь серьезному человеку, что ничего такого не нужно?! Правда, ведь трудно?
В глазах Варвары промелькнул слабый отсвет улыбки. Какой взрослой почувствовала она себя по сравнению с этой большой девочкой! Но слова Наташи напомнили ей о Логунове.
— Да, трудно! В этих вопросах вообще все сложно, иногда даже невозможно разобраться. Вот Ивана Ивановича бросила жена. Он ее очень любил, а она ушла к другому.
— Как она могла! — возмутилась Наташа, сразу проникаясь сочувствием к доктору, который не щадил собственной жизни ради спасения других людей и которого так жестоко обидели. — Это безнравственно. Даже позорно для советской женщины! Понятно, когда уходят от плохих людей… А в таком случае надо наказывать!
— Но разве лучше жить с человеком, не любя его? — спросила Варя.
Наташа склонила светловолосую головку, легкие черточки бровей сдвинулись на загорелом лбу, показывая нелегкое раздумье.
Пример ее родителей говорил, что есть вечная, неразменная любовь! И только такой любовью хотела бы полюбить сама Наташа, когда придет ее время.
Все как будто просто. Вот скромная квартирка из двух комнат и кухни. В столовой, где спали недавно за ширмой Наташа и Лина, большой балкон, затененный вьюнками и настурциями. На окнах тоже цветы; всюду книги, тетрадки выпускников школы, сбереженные мамой… Никогда бранного слова не прозвучало здесь, никто никого не оскорбил, и, сколько помнит себя Наташа, ни о ком постороннем не говорилось плохих речей. Кто кому может тут изменить?! Немыслимо!
«Так и у меня будет!» — Наташа просветлела и вскочила с места, точно сбросив гнет беспокойства, который непрестанно давил ее с тех пор, как она столкнулась с жестокими утратами войны.
— Пойдемте на Волгу! Вам обязательно надо познакомиться с моим отцом и перейти на его пароход, — весело сказала она, доставая из шкафа два шероховатых вафельных полотенца, мыло в яркой коробке из пластмассы, купальные костюмы — свой и мамин для Варвары. — Пойдемте, я покажу вам, как надо плавать.
— Что же, попробуем, — нерешительно согласилась Варя, поддаваясь ее настроению. — Один наш якут, Никита Бурцев, тоже не умел плавать, а потом научился. Это было, когда он ездил в тайгу с Иваном Ивановичем. Где-то он теперь, Никита?
Комиссар батальона Платон Логунов находился во время атаки на правом фланге роты, который без конца бомбила мощная авиация противника. Обстановка сложилась очень трудная, потери были велики, и Логунову пришлось заменить убитого командира роты. Атаку отразили, но телефонная связь с командным пунктом была опять прервана, и требовалось послать связного.