Собрание сочинений. Том 4. Повести
Шрифт:
Он служил Евлампию Никитичу, душу отдал порядку. Нормальный… Сумасшедшие вырвутся на свободу! Что-то будет, что-то будет! Пронеси, господи!..
Ночь, тишина, он затравленный в собственной постели…
Вдруг в темном доме гулко загрохотало. Подбросило с подушки, обдало жаром, взмок лоб. Но через секунду Чистых понял — это же телефон! В душной тишине усердно натопленного дома раскатисто гремел телефон, властно звал к себе.
Кто?.. Зачем?.. Кому понадобился?.. Среди ночи, не дождавшись утра!..
Проснулась жена:
—
— Лежи!
Полез из-под одеяла, ступил босыми ногами на холодный крашеный пол, от щиколоток до ушей покрылся гусиной кожей, слыша стук собственного сердца, двинулся к телефону, в переднюю, по пути больно врезался плечом в косяк дверей.
Долго ловил впотьмах висящую трубку, наконец поймал:
— Да… — Закашлялся. — Алло!.. Послышалось что-то лающее.
— Вал!.. Вал!.. Вал!.. — Наконец икающий лай прорвался в членораздельное, истошное: — Валерий Николаич!!
— Это кто? — лязгнул зубами Чистых.
— Это я — Митрий!
— Какой — Митрий?
— Да Пашенков, сторож… — И дико завыл: — У-убий-ийст-во, Валерий Николаич!
— Ты что?!
— То-по-ра-ми!.. Топорами порубили, паршивцы!
— Кого? Что? Чего мелешь?
— Леху-у! Леху Шаблова… Топорами!.. Я только к складам вышел на ночное дежурство, слышу крик… Я еще подумал — не по-доброму кричат. Голоса-то признал — сынки Евлампия Никитича, чтоб им лихо было, пьяные вдребезинушку…
— Они — Леху?
— Так с топорами ж… Я сразу-то не пошел, обождал, а потом — дай, думаю… О господи! Прямо на дороге, недалече от фуражного складу… О господи! По всей дороге раскинулся, а снег под ним черный… Топор в стороне брошен. Топорами его…
— Откуда звонишь?
— Тута, от телефонисток… Каждая жилочка дрожит.
— Беги к Наталье Петровне, фельдшерице. Может, жив еще Леха.
— Не побегу… Оне, бешеные, до сих пор где-то бродют.
— Ты — кто? Ты ночной сторож, за порядком по ночам должен следить. С ружьем иди!
— Эхма-а… С ружьем… Да мое-то ружье для красы, кабы оно стреляло.
— Беги к фельдшерице на дом! Приказываю! Я участковому звоню.
— Валерушка-а! — застонала из соседней комнаты жена.
— Цыц! — прикрикнул Чистых. — До тебя тут!.. Участкового мне!
Долго ждал, пока участковый раскачается со сна, подойдет к телефону. Ждал и зяб, стоя босыми ногами на холодном полу. Наконец дождался, недовольный, с сипотцой голос ответил:
— Младший лейтенант милиции Ступнин слушает!
— Убийство, Александр Степаныч!..
Дрожа и захлебываясь, рассказал, что узнал от ночного сторожа.
— Тэк! — голос участкового лязгнул медью. — Тэк!.. Ситуация ясна! Валерий Николаевич, ты оденься, прибудь к месту преступления, для оформления будешь нужен.
— Я срочно выезжаю в район, — соврал Чистых. — Да ты оформления потом, ты сперва преступников обезвредь, преступники-то у тебя с топорами по селу ходят. Тебе фор-маль-нос-ти нужны!..
Охота ли идти сейчас
Дом погружен во тьму, за окнами мутно сереет снег. Где-то на дороге валяется порубленный топорами Леха Шаблов. Леха! На всех наводивший страх!..
— Валерушка-а!
— Цыц!
Лыков мертв, заместитель Чистых распутывай, влезай по уши, привлекай к себе внимание… Леху топорами… Он — не Леха, его легче…
Стучало сердце в тишине, по всей коже гулял озноб. Жена за спиной робко шевелилась, чуть слышно поскрипывала кроватью.
Он соврал участковому — едет в район. И в самом деле, куда как лучше спрятаться в городе Вохрове, хотя бы до утра, чтоб сейчас не втянули, не заставили, — шевелись! К утру с этой страшной заварухи сливочки уже снимут.
Леху — топорами…
Чистых снова снял трубку. Гараж не отвечал, но Евлампий Никитич, установивший в свое время коммутатор, щедро разбросал телефоны по селу. Телефон был на дому и у механика гаража.
«Газик», возивший не столь давно и Евлампия Лыкова, и Леху Шаблова, катил по прихваченной морозом дороге к Вохрову. Механик, ввиду особого случая сам севший за руль, сурово молчал, жал на газ, лишь изредка качал головой, ронял:
— Да-а дела… Да-а, начинается без хозяина…
Свет фар скользил по окаменевшим весенним сугробам.
У Чистых прошел испуг, вернулась способность трезво взвешивать. Надо уходить из колхоза. Какое уж тут житье.
— Да-а, дела-а… Да-а, теперь заиграют без хозяина…
Подальше от такой игры. Лучше всего обратиться к директору леспромхоза Семенову. В свое время тому «клеили дело», подводили — снять с работы. Семенов жил в тесной дружбе с Лыковым. Обсуждать директора леспромхоза решили тогда, когда Евлампий Никитич утрясал колхозные дела в области. Покатился бы товарищ Семенов, если б не он, Чистых. Это он дозвонился до Лыкова, поймал поздним вечером в номере гостиницы, Евлампий Лыков в области нажал на кого нужно, спас Семенова, тот и до сих пор директорствует. Хозяйство у него большое, местечко для Чистых подыскать не трудно. Правда, в Пожарах свой дом. Что ж, все распродаст, будут деньги на первое устройство…
— Да-а, дела-а… Теперь жди веселья…
Кто-то жди да поеживайся, а он, Чистых, — нет, увольте.
В центре Вохрова он остановил машину, сказал:
— Езжай домой. Мне придется здесь остаться.
— Дела…
«Газик» развернулся и укатил.
Городок крепко спал под черствыми заснеженными крышами — окна темны, калитки наглухо закрыты. Городок спал, но наверняка участковый из села Пожары Ступнин уже сообщил в районное отделение милиции, наверняка дежурный уже поднял начальника милиции майора Россохина, тот сейчас тревожит первого секретаря, кого-то из врачей районной поликлиники. Городок крепко спит, но тревога уже вошла в него, мечется по телефонным проводам, срывает кого-то с теплых постелей.