Собрание сочинений. Том 46 часть 1

Энгельс Фридрих

Нас интересует здесь прежде всего следующее: процесс разложения, превращающий массу индивидов данной нации и т. д. в ??????? свободных наемных рабочих (понуждаемых к труду и к продаже своего труда только отсутствием у них собственности), предполагает на другой стороне такой процесс, который означает, что прежние источники дохода, а отчасти прежние условия собственности этих индивидов не исчезли, а наоборот, что стало иным только их употребление, что изменился только способ их существования, что они как свободный фонд перешли в иные руки или даже остались частично в тех же самых руках. Но ясно следующее: процесс, отделивший целую массу индивидов от их прежних (в той или иной форме) положительных отношений к объективным условиям труда, подвергнувший эти отношения отрицанию и тем самым превративший этих индивидов в свободных рабочих, этот же самый процесс потенциально освободил эти объективные условия труда (землю, сырье,

жизненные средства, орудия труда, деньги или все это вместе) от их прежней связи с индивидами, отделенными теперь от них. Эти объективные условия труда все еще имеются в наличии, но в иной форме, как свободный фонд, в котором все прежние политические и т. п. связи стерты, и они противостоят этим отделенным от них, лишенным собственности индивидам уже только в форме стоимостей, прочно обособившихся стоимостей.

Тот же самый процесс, противопоставляющий массу в качестве свободных рабочих объективным условиям труда, противопоставил эти условия в качестве [V — 11] капитала свободным рабочим. Исторический процесс привел к разъединению элементов, до этого связанных между собой; его результат заключается поэтому не в том, что один из этих элементов исчезает, а в том, что каждый из них выступает в негативном отношении к другому: с одной стороны — свободный рабочий (потенциальный рабочий), с другой — капитал (потенциальный). Отделение объективных условий от тех классов, которые превращены в свободных рабочих, должно в такой же мере выступать на противоположном полюсе как обособление этих самых условий в виде чего-то самостоятельно существующего.

Если отношение капитала и наемного труда рассматривать не как отношение, уже ставшее решающим и охватившее все производство в целом , но как исторически складывающееся отношение (т. е. если рассматривать первоначальное превращение денег в капитал, процесс обмена между капиталом всего лишь потенциально существующим на одной стороне и потенциально существующими на другой стороне свободными рабочими), то, конечно, сам собой напрашивается простой вывод, с которым так носятся экономисты, а именно: что сторона, выступающая как капитал, должна иметь в своих руках сырье, орудия труда и жизненные средства, чтобы рабочий мог жить до тех пор, пока производство не завершится.

Это далее представляется так, что у капиталиста должно было произойти такое накопление (накопление, предшествовавшее [наемному] труду и не [наемным] трудом порожденное), которое позволяет капиталисту заставлять рабочего работать, сохраняя его дееспособность, сохраняя его как живую рабочую силу . Это независимое от труда, помимо труда совершенное деяние капитала переносят затем из этой истории происхождения капитала в современность, превращают в один из моментов его действительности и его действенности, его самоформирования. Из этого выводят затем, в конце концов, вечное право капитала на плоды чужого труда, или, лучше сказать, капиталистический способ наживы обосновывают, исходя из простых и «справедливых» законов обмена эквивалентов.

Богатство, имеющееся в форме денег, может превратиться в объективные условия труда только потому, что эти условия отделены от самого труда, и только тогда, когда они отделены от него. Мы видели, что деньги частично могут быть накоплены просто путем обмена эквивалентов; но это составляет столь незначительный источник, что исторически о нем не стоит даже и упоминать, если допустить предположение, что деньги приобретены путем обмена собственного труда. На самом же деле деньги стали денежным богатством благодаря ростовщичеству (в особенности применявшемуся также и по отношению к земельной собственности) и благодаря движимому имуществу, накопленному от купеческих барышей; вот это денежное богатство и превращается в капитал в собственном смысле — в промышленный капитал. Ниже мы еще будем иметь повод говорить об обеих этих формах подробнее, поскольку они выступают не как формы капитала, а как более ранние формы богатства, как предпосылки для капитала.

Как мы видели, в понятии капитала, в его возникновении заложено, что исходным пунктом его являются деньги и потому богатство, существующее в форме денег. Здесь заложено также и то, что капитал, притекая из обращения, выступает как продукт обращения. Образование капитала исходит поэтому не от земельной собственности (здесь в лучшем случае от арендатора, поскольку он является торговцем сельскохозяйственными продуктами), также и не от цехов (хотя в этом случае есть такая возможность); оно исходит от купеческого и ростовщического богатства. Но такого рода богатство только тогда находит условия для покупки свободного труда, когда этот свободный труд в результате исторического процесса отделился от объективных условий своего существования. И лишь тогда этому богатству предоставляется возможность покупать сами эти условия. Например, в условиях цехового

строя просто за деньги, если сами они не принадлежат цеху, не являются деньгами цехового мастера, нельзя купить ткацких станков, чтобы заставить на них работать; заранее предписано, какое количество станков отдельный мастер имеет право применять для работы и т. д. Короче говоря, само орудие еще настолько срослось с самим живым трудом, настолько еще представляется областью его господства, что по-настоящему оно еще не втянуто в обращение.

Превращение денег в капитал становится возможным благодаря тому, что они находят, во-первых, свободных рабочих, и, во-вторых, жизненные средства и материалы и т. д., которые тоже стали свободными, которые продаются и которые в той или иной форме прежде обычно были собственностью людей, теперь лишившихся объективных условий своего существования.

Другое же условие труда — известное мастерство, орудие как средство труда и т. д. — деньги в этот подготовительный или первоначальный период капитала находят готовым отчасти как результат городского цехового строя, отчасти как результат домашней, или подсобной к земледелию, промышленности. Этот исторический процесс является не результатом капитала, а его предпосылкой. В результате этого процесса и вклинивается капиталист (исторически) как посредник между земельной собственностью, или между собственностью вообще, и трудом. Об идиллических побасенках, согласно которым капиталист и рабочий образуют ассоциацию и т. д., [V — 12] истории ничего не известно, да и анализ понятия капитала не обнаруживает никаких следов этого. В некоторых местах мануфактура может спорадически развиваться в окружении, целиком относящемся еще к другому периоду, как она развивалась, например, в итальянских городах наряду с цехами. Но условия, для капитала, в качестве всеобъемлющей формы целой эпохи, должны быть развиты не всего лишь в местных рамках, а в широком масштабе. (Этому не противоречит тот факт, что при разложении цехов отдельные цеховые мастера превращаются в промышленных капиталистов; но такие случаи редки по самой природе вещей. В целом там, где появляются капиталист и рабочий, гибнет цеховой строй, мастер и подмастерье.)

Само собой разумеется, — а при более подробном рассмотрении той исторической эпохи, о которой здесь идет речь, это обнаруживается в деталях, — что время разложения прежних способов производства и прежних способов отношения работника к объективным условиям труда бесспорно является вместе с тем временем, когда денежное богатство, с одной стороны, уже успело достигнуть широкого развития, а с другой стороны, оно продолжает быстро расти и распространяться в силу тех же обстоятельств, которые ускоряют указанное разложение. Само денежное богатство вместе с тем является одним из агентов этого разложения точно так же, как это разложение является условием превращения денежного богатства в капитал. Однако одного только наличия денежного богатства и даже достижения им в известной мере господства отнюдь не достаточно для того, чтобы произошло это превращение в капитал. В противном случае Древний Рим, Византия и т. д. закончили бы свою историю свободным трудом и капиталом или, вернее, начали бы тем самым новую историю. Там разложение старых отношений собственности тоже было связано с развитием денежного богатства — торговли и т. д. Однако это разложение вместо того, чтобы привести к развитию промышленности, фактически привело к господству деревни над городом.

Первоначальное образование капитала происходит вовсе не так, будто капитал, как это обычно воображают, накопляет жизненные средства, орудия труда и сырье, словом, объективные условия труда, отделенные от земли и сами уже впитавшие в себя человеческий труд . Дело происходит вовсе не так, будто капитал создает объективные условия труда.

На самом деле, первоначальное образование капитала происходит просто потому, что стоимость, существующая в виде денежного богатства, ходом исторического процесса разложения предшествующего способа производства наделяется способностью, с одной стороны, покупать объективные условия труда, с другой — выменивать на деньги сам живой труд у ставших свободными рабочих.

Все эти моменты уже имеются налицо. Само их разъединение есть исторический процесс, процесс разложения, и именно этот процесс разложения и позволяет деньгам превращаться в капитал. В той мере, в какой деньги содействуют этому процессу, они содействуют ему лишь постольку, поскольку сами они вторгаются в этот процесс как разлагающее средство, действующее в высшей степени энергично, и лишь постольку, поскольку они содействуют созданию обобранных, лишенных объективных условий существования свободных рабочих. Но они содействуют этому, конечно, не тем, что создают для этих рабочих объективные условия их существования, а тем, что помогают ускорить отделение этих рабочих от этих условий, способствуют тому, чтобы те скорее лишились всякой собственности.