Собрание сочинений. Том 46 часть 2
Шрифт:
Обращение может создавать стоимость лишь в той мере, в какой оно требует нового применения чужого труда помимо труда, потребленного непосредственно в процессе производства. Это то же самое, как если бы на самый процесс производ¬ства непосредственно требовалось бы больше необходимого труда. Только действительные издержки обращения повы¬шают стоимость продукта, но уменьшают прибавочную стои¬мость.
В той мере, в какой обращение капитала (продукт и т. д.) выражает не только фазы, необходимые для возобновления процесса производства, это обращение (см. пример Шторха ) не образует никакого момента производства, рассматриваемого в его совокупности, — поэтому оно не является таким обраще¬нием, которое полагается производством, и если оно связано с издержками, то это faux frais производства. Издержки обра¬щения вообще, т. е. издержки производства в процессе обраще¬ния, поскольку они касаются только экономических моментов обращения в собственном смысле (доставка продукта на рынок придает продукту новую потребительную
Непрерывность производства предполагает необходимость снятия времени обращения. Если его нельзя снять, то должно пройти некоторое время между различными метаморфозами, через которые должен пройти капитал; время его обращения должно являться вычетом из времени его производства. С другой стороны, природа капитала предполагает, что капитал проходит через различные фазы обращения, и притом не в представлении, где одно понятие переходит в другое с быстротой мысли, вне времени, а в качестве состояний, отделенных друг от друга во времени. Капитал некоторое время должен быть личинкой, куколкой, прежде чем он сможет летать мотыльком. Следова¬тельно, вытекающие из самой природы капитала условия его производства противоречат друг другу. Противоречие это может быть снято и преодолено лишь [V—32] двояким образом (если только не предположить, что все капиталы работают по взаим¬ному заказу и что поэтому продукт всегда непосредственно представляет собой деньги — представление, которое противоречит природе капитала, а потому и практике крупной про¬мышленности):
Прежде всего — кредит: мнимый покупатель В — т. е. такой покупатель, который, действительно, платит, но в действи¬тельности не покупает — опосредствует для капиталиста А превращение его продукта в деньги. Но сам В оплачивается только после того, как капиталист С купит продукт капита¬листа А. Дает ли кредитор В капиталисту А деньги на покупку труда или на приобретение сырья и орудия труда, до того как капиталист А и то, и другое смог бы возместить из продажи сво¬его продукта, — ничего не меняет в этом деле. Au fond креди¬тор В, согласно нашему предположению, должен предоставить капиталисту А как то, так и другое, — т. е. все условия про¬изводства (однако эти последние представляют теперь большую стоимость, чем та первоначальная стоимость, с которой капи¬талист А начал процесс производства). В этом случае капитал b замещает капитал а, но стоимость обоих капиталов возрастает не одновременно. Капиталист В занимает теперь место капиталиста А, т. е. капитал а бездействует до тех пор, пока он не будет обменен на капитал с. Капитал а закреплен в продукте капиталиста А, который превратил свой продукт в капитал b.
[Г) БУРЖУАЗНЫЕ ТЕОРИИ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ И ПРИБЫЛИ]
[1) НЕПОНИМАНИЕ РИКАРДО И ДРУГИМИ БУРЖУАЗНЫМИ ЭКОНОМИСТАМИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ. СМЕШЕНИЕ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ С ПРИБЫЛЬЮ]
Абсолютная путаница у экономистов относительно рикардовского определения стоимости рабочим временем — путаница, основанная на одном коренном недостатке рикардовского ана¬лиза, — весьма наглядно проявляется у г-на Рамсея. После того как Рамсей предварительно сделал следующий нелепый вывод из того влияния, которое время обращения капиталов оказы¬вает на относительное возрастание их стоимости, т. е. на их относительное участие в совокупной прибавочной стоимости:
«Это показывает, как капитал может регулировать стоимость неза¬висимо от труда» {Ramsay, George. An Essay on the Distribution of Wealth. Edinburgh, 1836, стр. 43),
или:
«Капитал есть источник стоимости, не зависящий от труда» (там же, стр. 55),—
после этого Рамсей говорит буквально следующее:
«Оборотный капитал» (фонд жизненных средств) «всегда будет применять больше труда, чем было прежде затрачено на него самого. Ибо если оы он не мог применять больше труда, чем было прежде затрачено на него самого, то какую выгоду мог бы получить владелец от его применения как такового?» (там же, Стр. 49).
«Предположим, что имеются два капитала одинаковой стоимости, каждый из которых произведен трудом 100 рабочих, работающих в течение данного времени, причем один из них является целиком оборотным капи¬талом, а другой — целиком основным и, допустим, состоит из вина, поставленного для выдерживания. Так вот, оборотный капитал, созданный трудом 100 рабочих, приведет в движение 150 рабочих. Следовательно, продукт в конце будущего года будет в этом случае результатом труда 150 рабочих. Но все же этот продукт не будет стоить больше чем вино в конце того же периода, хотя над ним работало только 100 рабочих» (стр. 50). «Или станут утверждать, что то количество труда, которое может применять какой-либо оборотный капитал, всего лишь равно тому труду, который прежде был затрачен на его производство? Это означало бы, что стоимость затраченного капитала равняется стоимости продукта» (стр. 52).
Здесь налицо большая путаница в отношении того труда, который затрачивается на
Г-н Рамсей, по-видимому, воображает, что если капитал является продуктом 20 рабочих дней (необходимого и приба¬вочного времени вместе), то этот продукт 20 рабочих дней может применить 30 рабочих дней. Но это вовсе не так. Предположим, что на продукт было затрачено 10 необходимых рабочих дней и 10 прибавочных рабочих дней. Таким образом, прибавочная стоимость равна 10 прибавочным рабочим дням. Снова обменяв последние на сырье, орудие и труд, капиталист может при помощи прибавочного продукта опять привести в движение новый необходимый труд. Соль не в том, что капиталист при¬менил больше рабочего времени, чем его содержится в продукте, а в том, что прибавочное время, которое ему ничего не стоит, он снова обменивает на необходимое рабочее время, — т. е. как раз в том, что капиталист применяет все рабочее время, затра¬ченное на продукт, тогда как оплатил он только часть этого труда. Вывод г-на Рамсея, что если бы количество труда, при¬меняемое каким-либо оборотным капиталом, не превышало количество труда, затраченного на этот капитал прежде, то стоимость затраченного капитала равнялась бы стоимости про¬дукта, т. е. не получилось бы никакой прибавочной стои¬мости, — был бы правилен лишь в том случае, если бы коли¬чество труда, затраченного на капитал, оплачивалось полностью, т. е. если бы капитал не присваивал себе части труда без экви¬валента.
Такого рода недоразумения, возникающие на почве непра¬вильного понимания теории Рикардо, вытекают, очевидно, из того, что сам Рикардо не уяснил себе процесса [капиталистиче¬ского производства], да в качестве буржуа и не был способен его понять. Понимание этого процесса равносильно утвержде¬нию, что капитал не только является, как полагает А. Смит, распоряжением чужим трудом, — в том смысле, в каком тако¬вым является всякая меновая стоимость, так как она дает своему владельцу покупательную силу, — но и представляет собой силу, присваивающую себе чужой труд без обмена, без эквивалента, однако под видом обмена. Возражая А. Смиту и другим, впадающим в ту же самую ошибку относительно стоимости, определяемой трудом, и стоимости, определяемой ценой труда (заработной платой), Рикардо не может сказать ничего иного, кроме того, что посредством продукта одинакового количества труда можно приводить в движение то большее, то меньшее количество живого труда, т. е. он рассматривает про¬дукт труда в его отношении к рабочему только как потребитель¬ную стоимость, — рассматривает только ту часть продукта, которая необходима рабочему для существования в качестве рабочего. Но отчего получается так, что рабочий при обмене вдруг представляет только потребительную стоимость или извлекает из обмена только потребительную стоимость, — это Для Рикардо совершенно неясно, как показывает уже его [V—33] аргументация, направленная против А. Смита, аргументация, основанная всегда только на отдельных примерах, а не на вы¬яснении всеобщей сути дела.
Почему же получается, что доля рабочего в стоимости про¬дукта определяется не стоимостью, а потребительной стои¬мостью продукта, т. е. не затраченным на него рабочим време¬нем, а его свойством сохранять живую рабочую силу? Если бы Рикардо объяснял это конкуренцией рабочих между собой, то на это следовало бы возразить то же самое, что сам он отвечает А. Смиту по поводу конкуренции между капиталистами: что хотя эта конкуренция и может выравнить уровень прибыли, сделать его одинаковым, но она ни в коем случае не создает величину этого уровня. Точно так же и конкуренция между рабочими могла бы снизить повышенную заработную плату и т. д., но общий уровень заработной платы, или, как говорит Рикардо, естественную цену заработной платы нельзя было бы объяснить, исходя из конкуренции между рабочими, а только исходя из первоначального отношения между капиталом и трудом. Вообще конкуренция, этот важный двигатель буржуаз¬ной экономики, не устанавливает ее законы, а является их исполнителем. Поэтому неограниченная конкуренция не яв¬ляется предпосылкой истинности экономических законов, а представляет собой следствие — ту форму проявления, в кото¬рой реализуется их необходимость. Для экономистов, которые, подобно Рикардо, предполагают, что существует неограничен¬ная конкуренция, эта предпосылка равносильна предпосылке о полной реальности и реализации буржуазных производствен¬ных отношений в их differentia specifica . Поэтому конкурен¬ция не объясняет эти законы, она дает возможность их увидеть, но она их не создает.