Собрание сочинений. Том 5

Энгельс Фридрих

Мы переживаем 25 июля. Осмелятся ли издать ордонансы, которые замышляются теперь в Потсдаме? Будут ли провоцировать народ, чтобы он за один день проделал скачок от 26 июля к 24 февраля?^[235]

Конечно, в доброй воле недостатка нет, но мужество, где мужество?

III

Кёльн, 13 сентября. Кризис в Берлине продвинулся на шаг вперед: конфликт с короной, который вчера еще можно было только определить как неизбежный, действительно на' ступил.

Наши читатели найдут ниже ответ короля на просьбу министров об отставке^[236].

Благодаря этому письму на передний план выступает сама корона — она становится на сторону министров, противопоставляет себя Собранию.

Корона идет еще дальше: она образует министерство вне Собрания, она призывает Беккерата, который во Франкфурте принадлежит к крайней правой и который, как всему миру заранее известно, ни в коем случае не может рассчитывать на большинство в Берлине.

Послание короля контрассигновано г-ном Ауэрсвальдом. Пусть же г-н Ауэрсвальд несет ответственность за то, что он таким образом выдвигает вперед корону, чтобы прикрыть свое позорное отступление, что он в одно и то же время перед палатой пытается спрятаться за конституционный принцип и тут же попирает этот конституционный принцип, компрометируя корону и толкая к республике!

Конституционный принцип! — взывают министры. Конституционный принцип! — взывает правая. Конституционный принцип! — глухо отзывается эхо, «Kolnische Zeitung».

«Конституционный принцип!» Неужели эти господа действительно так глупы, чтобы поверить, будто из бурь 1848 года, из надвигающейся с каждым днем угрозы крушения всех исторически унаследованных учреждений можно вывести немецкий народ при помощи насквозь прогнившего разделения властей по Монтескьё — Делольму, при помощи затасканных фраз и давно разоблаченных фикций!

«Конституционный принцип!» Но именно эти господа, любой ценой желающие спасти конституционный принцип, должны прежде всего понять, что при временном устройстве спасти этот принцип можно только энергией!

«Конституционный принцип!» Но разве голосование Берлинского собрания, разве столкновения между Потсдамом и Франкфуртом, разве беспорядки, попытки реакционных выступлений, провокации военщины не показали уже давно, что мы, вопреки всяким фразам, стоим все еще на революционной почве, что фикция, будто мы стоим уже на почве конституированной, законченной конституционной монархии, ведет только к конфликтам, которые уже сейчас привели «конституционный принцип» на край пропасти?

Всякое временное государственное устройство после революции требует диктатуры, и притом энергичной диктатуры. Мы с самого начала ставили Кампгаузену в упрек, что он не выступил диктаторски, что он не разбил тотчас же и не удалил остатков старых учреждений. И вот в то время, как г-н Кампгаузен убаюкивал себя конституционными иллюзиями, разбитая партия укрепила свои позиции в бюрократии и в армии, стала даже отваживаться то здесь, то там на открытую борьбу. Было созвано собрание для соглашения о конституции. Оно выступало как равноправная сторона наряду с короной. Две равноправные власти при временном устройстве! Именно разделение властей, при помощи которого г-н Кампгаузен пытался «спасти свободу», именно это разделение властей при временном устройстве должно было привести к конфликтам. За короной пряталась контрреволюционная камарилья дворянства, военщины и бюрократии. За большинством Собрания стояла буржуазия. Министерство пыталось играть роль посредника. Оно было слишком слабым для того, чтобы решительно отстаивать интересы буржуазии и крестьян и одним ударом свергнуть власть

дворянства, бюрократии и военщины, слишком неискусным для того, чтобы всякий раз не задевать буржуазию своими финансовыми мероприятиями. И оно достигло только того, что сделалось неприемлемым для всех партий и привело к конфликту, которого оно как раз и хотело избежать.

При всяком не конституированном устройстве государства решающее значение имеет не тот или иной принцип, а только salut public, общественное спасение. Министерство могло бы предупредить конфликт между Собранием и короной только тем, что руководствовалось бы лишь принципом общественного спасения, не останавливаясь даже перед опасностью самому вступить в конфликт с короной. Но министерство предпочло остаться «приемлемым» для Потсдама. Оно никогда не колебалось применять против демократов меры общественного спасения (mesures du salut public), диктаторские меры. Чем же иным было применение старых законов к политическим преступлениям, даже после того как г-н Меркер уже признал, что эти параграфы прусского права должны быть отменены? Что иное представляли собой массовые аресты во всех частях королевства?

Зато по отношению к контрреволюции министерство весьма остерегалось действовать во имя общественного спасения!

И именно из-за этой пассивности министерства в отношении контрреволюции, которая с каждым днем становилась все более угрожающей, Собрание оказалось вынужденным само диктовать меры общественного спасения. Раз представляемая министрами корона была слишком слаба, Собрание должно было само вмешаться. Оно совершило это, приняв постановление от 9 августа. Оно выполнило это еще в весьма мягкой форме — оно сделало министрам только предостережение. Министры и не подумали посчитаться с этим.

Да и как могли они согласиться с этим! Постановление от 9 августа попрало-де конституционный принцип, оно является вмешательством законодательной власти в функции исполнительной власти, оно уничтожает столь необходимые в интересах свободы разделение и взаимный контроль властей, оно превращает согласительное собрание в Национальный конвент.

И вот пускается в ход ураганный огонь угроз, громовый призыв к страху мелких буржуа, широкая перспектива царства террора с гильотиной, прогрессивным налогом, конфискацией и красным знаменем.

Берлинское собрание — Конвент! Какая ирония!

Но эти господа не совсем неправы. Если правительство будет и впредь идти тем же путем, мы довольно скоро будем иметь Конвент — и не только для Пруссии, но и для всей Германии — Конвент, который должен будет всеми средствами преодолеть гражданскую войну со стороны наших двадцати Вандеи и неизбежную войну со стороны России. А пока, правда, у насесть лишь пародия на Конституанту^[237]!

Но как господа министры, апеллирующие к конституционному принципу, сами соблюдали этот принцип?

9 августа они дали Собранию спокойно разойтись в уверенности, что министры выполнят его постановление. Они и не подумали сообщить Собранию о своем отказе выполнять постановление и отнюдь не собирались подавать в отставку.

Министры раздумывают целый месяц, и, наконец, когда им угрожает ряд запросов, они коротко и ясно заявляют Собранию, что, само собой разумеется, они не станут выполнять постановление.

Когда же в ответ на это Собрание предписывает министрам все-таки выполнить постановление, они укрываются за короной, вызывают разрыв между короной и Собранием, толкают, таким образом, к республике.