Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
«Ладно, посмотрим. В крайнем случае обращусь в Оренбургский Совет казачьих депутатов, — неожиданно решил Нестор и снова повеселел. — Должна же быть управа на тех, кто так свирепствует в семейных делах. Шутка сказать: три года воевал Михаил, дважды в госпиталях лежал, а дома встретили червонкой по лбу! Шалишь, папаня! Все бы ты громыхал до седых волос!»
В Форштадте на пепелищах еще чернели кое-где печи, не разобранные после весеннего пожара, но большинство казаков уже строились заново, повсюду слышался перестук топоров. Горький душок гари на улицах перебивался запахом
В центре города все оцепенело от несусветной жары, только босоногие ребятишки бегали по булыжной мостовой, подпрыгивая, словно блохи, — так жгли подошвы камни, накаленные солнцем. От стен домов на южной стороне улицы веяло, как от горячей плиты, полотняные маркизы над витринами магазинов слепили глаза белизной, окна в нижних этажах были прикрыты ставнями, а верхние распахнуты настежь, хотя пыль вилась в воздухе и серым слоем оседала на подоконниках и листьях деревьев. Горожане по возможности спасались в тени, в холодочке; редкие прохожие тащились разморенные, распаренные, точно из бани.
Вдруг, будто в насмешку над извозчиками, дремавшими под навесами пролеток в длинном ряду на бирже, выкатила из переулка рессорная коляска. Коренник — орловский рысак — шел крупной машистой рысью; умело подобранная пристяжная скакала галопом, красиво изгибая шею, чуть не касаясь гривой пыльной мостовой. За растопырившимся на козлах кучером Нестор увидел барышню в белом платье и черной разлетавшейся накидке; шляпа, затенявшая ее лицо большими полями, чудом держалась на высоко уложенной прическе. Как ни мимолетна была встреча, Нестор сразу узнал: Софья Кондрашова. И она узнала его, покачиваясь на сиденье, как сорока на гибкой ветке, весело помахала рукой в длинной, по локоть, черной перчатке.
«Куда это ее понесло? Вот так нарядить бы Фросю да прокатиться с нею в коляске!»
Нестор заспешил, легонько тронув Белонога сложенной вдвое нагайкой, но вскоре услышал громкий цокот копыт мчавшихся лошадей и оглянулся:
«Опять она, Софья. Видно, забыла что-то!»
— Я за вами вернулась! — крикнула она, заставив кучера остановиться. — Сегодня вечером в Тополевом саду мы устраиваем концерт-лотерею в пользу солдат-инвалидов. Вы могли нам помочь…
— С радостью бы, но у меня дела в городе. И к начальству ишо заехать надо, кое-что в канцелярии выправить.
Несмотря на то, что в казачьем училище следили за чистотой речи учащихся, Нестор иногда говорил «ишо», но Софью это не смутило: так понравился он ей с первой встречи, а он смотрел на нее с тем же веселым одобрением, с каким смотрел тогда, в Форштадте, во время гулянья на масленой, и нарочно умолчал об увольнительной.
«Тогда от нее вовсе не отвяжешься. Любят эти избалованные гордячки
— Ну если у вас нет времени для такого святого дела, то, может быть, вы вечером найдете полчаса для меня лично. Я вас приглашаю на вальс в Тополевом саду…
— К сожалению…
Сияние в ее глазах померкло, протянутая гибкая рука, словно облитая перчаткой («И охота ей в такую жару перчатки напяливать!» — мелькнуло у Нестора), опустилась, а из-под короткого рукавчика нежно глянула впадинка вогнутого локтя.
— Значит, нет?
— Честное слово казачьего офицера!..
— Отчего же казачьего? Понятие о чести едино у всех офицеров.
— Извините, если не так выразился. — Он притронулся к фуражке, нагайка, висевшая на запястье, вильнула ременным хвостом. — Здравия желаю, барышня!
От этого нарочито урядничьего козыряния у Софьи оскорбленно дрогнули губы, и она ударила кучера по плечу сложенным веером:
— Поехали!
В войсковую канцелярию Нестору не нужно было, он спешил в Нахаловку, надеясь поговорить с Фросей и ее матерью до прихода Харитона и отца. Чем ближе подъезжал он к грузно осевшим каменным зданиям главных мастерских, с их шумом и, должно быть, адской жарой в цехах, прокопченных гарью и дымом паровозов, тем сильнее одолевало его волнение, а далеко видные на степном пустыре корпуса все еще прятали, заслоняли милую теперь для него Нахаловку.
«Наверно, уж обустроили свое поместье», — с ласковой насмешкой думал Нестор, и снова звучали в его ушах подслушанные в ту весеннюю ночь слова Фроси: «Печку бы только успеть сложить!»
Как наскочили тогда жандармы, какая кутерьма возникла по его почину на рабочей улице! А Фрося — ее радость, робкое молчаливое признание, когда она прислонилась к нему!
От этих воспоминаний и ожидания новой встречи невольная улыбка пробивалась на лице Нестора.
Он довольно быстро нашел землянку Наследовых, спрыгнул с коня и вошел в калитку. Старый, но еще не дряхлый дед в распоясанной рубахе выглянул из низеньких сенцев.
— Вот молодцы! — вслух одобрил Нестор действия будущих свояков. — Уже и сени срубили.
— Вам кого, ваше благородие? — не очень-то приветливо спросил старик, держа руку щитком над глазами; в другой был пук лучинок для таганка.
— Где Фрося? — спросил Нестор, задетый недружелюбием, помешавшим обратиться с должной почтительностью к старшему в роде.
У деда вывалилась из рук заготовленная растопка. Собираясь с мыслями, он наклонился, а Нестор бросился помочь, и они едва не стукнулись лбами.
Отступив на полшага, по-прежнему загораживая собою дверь в сенцы, дед Арефий растерянно смотрел на незваного гостя, отметил пригожесть его лица, отличную выправку, вспомнил расспросы внучки о казаках, сбивчивую болтовню Пашки… Все стало понятно старику, но, отодвигая неприятное объяснение, он молча протянул руку и принял от Нестора лучины.
— Зачем вам понадобилась Фрося? — спросил он наконец.
— Сватать ее приехал, — нетерпеливо пытаясь через его плечо заглянуть в сенцы, чистосердечно объяснил Нестор.