Собрание сочинений. Том 8

Энгельс Фридрих

««Манифест» состоит из трех разделов. В первом разделе содержится историческое развитие общественного положения различных граждан (!) с точки зрения коммунизма». (Very fine. {Замечательно тонко. Ред.}) «…Во втором разделе разбирается позиция коммунистов по отношению к пролетариям… Наконец, в последнем разделе рассматривается позиция коммунистов в различных странах…» (!) (Заседание от 6 ноября.)

«Манифест», правда, состоит из четырех разделов, а не из трех, но чего не знаю, по тому и не скучаю. Зедт поэтому утверждает, что он состоит из трех разделов, а не из четырех. Несуществующий для него раздел есть именно тот самый злополучный раздел, который содержит критику запротоколированного Штейном коммунизма, следовательно, содержит специфическую тенденцию того коммунизма, против которого возбуждено обвинение. Бедняга Зедт! Вначале ему недоставало состава преступления, теперь ему недостает тенденции.

Но

сера, мой друг, теория везде [311] . «Так называемый социальный вопрос», — замечает Зедт, — «и его решение занимало в новейшее время как призванных, так и непризванных». Зедт во всяком случае принадлежит к числу призванных, поскольку обер-прокурор Зеккендорф три месяца тому назад в служебном порядке «призвал» его к изучению социализма и коммунизма. Зедты всех времен и всех стран с давних пор единодушно сходились в том, что Галилей «не призван» к изучению движений небесных тел, а инквизиторы, которые объявили его еретиком, к этому «призваны»! Е pur si muove! [А все-таки она вертится!] ^{47}

311

Гёте. «Фауст», часть I, сцена четвертая («Кабинет Фауста»).

В лице обвиняемых перед господствующими классами, представленными судом присяжных, стоял безоружный революционный пролетариат; обвиняемые были, следовательно, заранее осуждены уже потому, что они предстали перед этим судом присяжных. Если что и могло на один момент поколебать буржуазную совесть присяжных, как оно поколебало общественное мнение, то это — обнаженная до конца правительственная интрига, растленность прусского правительства, которая раскрылась перед их глазами. Но если прусское правительство применяет по отношению к обвиняемым столь гнусные и одновременно столь рискованные методы, — сказали себе присяжные, — если оно, так сказать, поставило на карту свою европейскую репутацию, в таком случае обвиняемые, как бы ни была мала их партия, должно быть, чертовски опасны, во всяком случае их учение, должно быть, представляет большую силу. Правительство нарушило все законы уголовного кодекса, чтобы защитить нас от этого преступного чудовища. Нарушим же и мы, в свою очередь, нашу крохотную point d'honneur {честь. Ред.}, чтобы спасти честь правительства. Будем же признательны, осудим их.

Рейнское дворянство и рейнская буржуазия своим вердиктом: «виновен», присоединили свой голос к воплю, который издавала французская буржуазия после 2 декабря: «Только воровство может еще спасти собственность, клятвопреступление — религию, незаконнорожденность — семью, беспорядок — порядок!»

Весь государственный аппарат Франции проституировался. И все же ни одно учреждение не было так глубоко проституировано, как французские суды и присяжные. Превзойдем же французских присяжных и судей, — воскликнули присяжные и суд в Кёльне. В процессе Шерваля, вскоре после государственного переворота, парижские присяжные оправдали Нет-те, против которого было гораздо больше улик, нежели против любого из обвиняемых. Превзойдем же присяжных государственного переворота 2 декабря. Осудим же задним числом Нетте в лице Рёзера, Бюргерса и других.

Так навсегда была разрушена ложная вера в суд присяжных, существовавшая еще в Рейнской Пруссии. Стало ясно, что суд присяжных есть сословный суд привилегированных классов, учрежденный для того, чтобы заполнить пробелы в законе широтой буржуазной совести.

Йена!. [312] Вот последнее слово для правительства, которое нуждается в таких средствах для существования, и для общества, которое нуждается в таком правительстве для защиты; Таково последнее слово кёльнского процесса коммунистов… Йена!

312

Намек на поражение, которое потерпела Пруссия под Йеной 14 октября 1806 года; это поражение, повлекшее за собой капитуляцию Пруссии перед наполеоновской Францией, показало всю гнилость социально-политического строя феодальной монархии Гогенцоллернов.

К. МАРКС

ПАРЛАМЕНТ. — ГОЛОСОВАНИЕ 26 НОЯБРЯ. БЮДЖЕТ ДИЗРАЭЛИ

Лондон, пятница, 10 декабря 1852 г.

Мое предсказание относительно важных результатов возобновившейся борьбы партий в парламенте сбылось. При открытии сессии оппозиция располагала против министерства негативным большинством; но с тех пор отдельные соперничающие фракции, которые составили это большинство, уже успели взаимно парализовать друг друга. Когда 26 ноября палата общин принимала вместо «радикальной» резолюции г-на Вильерса о свободе торговли двусмысленную поправку лорда Пальмерстона, она являла собой картину всеобщего и взаимного надувательства, всеобщего разброда и разложения всех старых парламентских партий.

Резолюция г-на Вильерса, характеризовавшая акт 1846 г. [313]

как «мудрый и справедливый», была составлена без ведома Кобдена и Брайта, этих фритредеров par excellence {по преимуществу, в истинном значении слова. Ред.}. Виги решили действовать в интересах фритредеров, не предоставляя им, однако, ни инициативы, ни участия в правительстве после ожидаемой победы. Рассел, который первый предложил внести столь оскорбительные для министерства слова: «мудрый и справедливый», выразил свое согласие с поправкой Грехема; пилиты, к которым присоединились сторонники министерства, внесли предложение, признающее свободу торговли целесообразной для будущего, но отрицающее ее целесообразность в прошлом; это предложение предоставляло тори возможность вознаградить себя за ущерб, нанесенный им актом сэра Роберта Пиля. Однако те же самые пилиты отвергли поправку Дизраэли и, взяв назад свое собственное предложение, приготовились поддержать первоначальную резолюцию в пользу свободы торговли. Виги, которые были уже совсем недалеки от триумфа, потерпели поражение благодаря выходу на арену Пальмерстона, который взял под защиту поправку Грехема и таким образом с помощью пилитов обеспечил победу сторонникам министерства. Наконец, сама-то эта победа, доставшаяся протекционистскому министерству, состояла в признании свободы торговли и сопровождалась противодействием со стороны не менее 53 наиболее решительных сторонников самой министерской партии. Сложный клубок фальшивых положений, партийных интриг, парламентских маневров, взаимных предательств и т. д. — таков итог дебатов 26 ноября, во время которых была официально признана политика свободы торговли, имевшая, однако, в качестве истолкователей протекционистов, в качестве представителей — протекционистов и в качестве будущих проводников — протекционистов.

313

Имеется в виду отмена хлебных законов (см. примечание 247).

В одной из своих прежних статей, написанной до начала сессии, я уже упомянул, что Дизраэли, отказавшись в своих предвыборных речах от восстановления хлебных законов, вознамерился компенсировать лендлордов посредством налоговой реформы, которая дала бы возможность фермерам-арендаторам платить прежнюю, существовавшую во времена протекционизма арендную плату. Снимая часть теперешнего налогового бремени с плеч фермеров и перекладывая ее на плечи народных масс, Дизраэли льстил себя мыслью, что он нашел для нуждающихся лендлордов гораздо более эффективное средство, чем старая ненадежная система покровительственных пошлин, которая означала спекуляцию непосредственно на желудке масс. Хитроумный план г-на Дизраэли заключался в том, чтобы спекулировать на их кармане; этот план воплощен ныне в его бюджете, который он представил 3 сего месяца в палату общин и судьба которого будет, вероятно, решаться в сегодняшних вечерних дебатах.

У немецких правительств и немецких филантропов вошло в обычай разглагольствовать о «мероприятиях по улучшению положения трудящихся классов» (Massregeln zur Hebung der arbeitenden Klassen). Бюджет же г-на Дизраэли можно было бы без преувеличений назвать рядом «мероприятий по улучшению положения праздных классов». Но подобно тому как у наших немецких правительств и филантропов такого рода мероприятия неизменно оказываются простым шарлатанством, так и план, придуманный ныне английским канцлером казначейства в интересах праздных классов, представляет собой чистейшее надувательство, рассчитанное на то, чтобы побудить фермеров с большей готовностью платить свою теперешнюю высокую арендную плату, обещая им кажущееся уменьшение налогового бремени; этой иллюзией Дизраэли мог бы дурачить их только с помощью какого-либо мероприятия, явно носящего характер настоящего ограбления городского населения.

Дизраэли уже давно с таинственным видом возвестил о своем бюджете, обещая миру не более и не менее, как восьмое чудо света. Его бюджет должен был «положить конец борьбе интересов и прекратить истребительную войну классов», «удовлетворить всех, никого не ущемляя», «слить различные интересы в цветущее единство», «впервые создать гармонию между нашей торговой и финансовой системами, посредством установления новых принципов», вырисовывающихся в грядущем.

Рассмотрим теперь эти откровения, которые уже более не вырисовываются в грядущем, а неделю тому назад были сообщены английскому парламенту и всему миру. Как и подобает при таких таинственных откровениях, Дизраэли внес их на рассмотрение с внушительным видом и со всеми надлежащими церемониями. Пиль в 1842 г. излагал свой финансовый проект в течение двух часов. Дизраэли проговорил не менее пяти часов. В течение часа он обстоятельно доказывал, что «страждущие» вовсе не страждут; другой час он посвятил сообщению о том, чего он не намерен для них делать, вступая при этом в противоречие с заявлениями Уолпола, Пакингтона, Малмсбери и своими собственными прежними заявлениями; остальные три часа он заполнил изложением бюджета, различными эпизодами, характеризующими положение Ирландии, вопросами обороны страны, предполагаемыми административными реформами и другими занятными предметами.