Собрание сочинений

Сэлинджер Джером Дэвид

— Еще бы, к чертям, не нужно.

Джинни хихикнула.

— А вы с ней вообще долго знакомы были? — спросила она.

— Хватило.

— Ну, в смысле, вы ей когда-нибудь звонили или что-нибудь? В смысле, вы ей вообще когда-нибудь звонили?

— Не-е.

— Ну так господи. Если вы ей никогда не звонили или что…

— Да не мог я, елки-палки!

— Почему? — спросила Джинни.

— Меня не было в Нью-Йорке.

— О. А где вы были?

— Я? В Огайо был.

— Ой, вы там

в колледже учились?

— He-а. Бросил.

— Ой, вы служили в армии?

— Не-а. — Рукой с сигаретой брат Селены постукал себя по груди слева. — Мотор, — сказал он.

— Сердце? — уточнила Джинни. — А что с ним?

— Откуда я,к чертовой матери, знаю? В детстве у меня был ревматизм. Чертов гемор…

— Может, вам тогда бросить курить? В смысле, вам разве не полагается не курить или как-то? Врач говорил моему…

— A-а, да они чё угодно наговорят, — ответил он.

Джинни ненадолго прекратила обстрел. Очень ненадолго.

— А что вы делали в Огайо? — спросила она.

— Я? Работал на идиотском самолетном заводе.

— Правда? — переспросила Джинни. — Вам понравилось?

— «Вам понравилось?» — передразнил он. — Да я всей душой полюбил там работать. Обожаюсамолетики. Они такие лапушки.

Но Джинни уже слишком увлеклась и потому не обиделась.

— Сколько вы там проработали? На самолетном заводе?

— Елки-палки, да откуда язнаю? Тридцать семь месяцев. — Он встал и подошел к окну. Выглянул на улицу, почесал большим пальцем позвоночник. — Поглядите только, — сказал он. — Дурачье чертово.

— Кто? — спросила Джинни.

— Откуда язнаю? Кто угодно.

— У вас из пальца кровь сильнее пойдет, если вы его так вниздержать будете, — сказала Джинни.

Он услышал. Поставил левую ногу на сиденье в оконной нише и раненую руку утвердил на ляжке. Он по-прежнему смотрел на улицу.

— И все тащатся в призывную комиссию, как подорванные, — сказал он. — Дальше мы будем сражаться с эскимосами. Знаете, да?

— С кем? — переспросила Джинни.

— С эскимосами…Почистите уши, елки-палки.

— Почему с эскимосами?

— Да откуда я знаю, почему? Откуда мнезнать? И сейчас пойдут одни старики. Только те, кому под шестьдесят. И кроме таких, никого не возьмут, — сказал он. — День им короче сделать и все… Подумаешь.

— Вам-то не ходить все равно, — сказала Джинни, не имея в виду ничего, кроме правды, однако, еще не договорив, поняла, что сказала не то.

— Я

знаю, — быстро ответил он и снял ногу с сиденья. Приподнял раму и щелчком отправил окурок на улицу. Затем, покончив с окном, повернулся. — Эй. Сделайте доброе дело. Когда этот парень придет, скажете, через пару секунд я буду готов? Мне только побриться, и все. Ладно?

Джинни кивнула.

— Поторопить Селену или как? Она знает, что вы тут?

— Ой, она знает, — ответила Джинни. — Я никуда не спешу. Спасибо.

Селенин брат кивнул. Прощальным взглядом окинул свой палец, словно убеждаясь, что с таким увечьем доберется до своей комнаты.

— А чего вам пластырем не заклеить? У вас что, пластыря тут нет нигде?

— Не-а, — ответил он. — Да ладно. Бывайте. — Он выбрел из комнаты.

Через несколько секунд вернулся — с половиной сэндвича.

— Ешьте, — сказал он. — Полезно.

— Ну правда, я совсем не…

— Берите,елки-палки. Я его не отравил, ничего.

Джинни взяла полсэндвича.

— Ладно, большое вам спасибо, — сказала она.

— С курицей, — сказал он, не отходя от нее, наблюдая. — Вчера вечером купил его в гастрономе идиотском.

— Красивый.

— Ну так и ешьтетогда.

Джинни откусила.

— Полезно же?

Джинни с трудом проглотила.

— Очень, — ответила она.

Брат Селены кивнул. Рассеянно оглядел комнату, скребя впалую грудь.

— Ладно, мне, наверно, одеваться пора… Господи! Вон звонят. Ладно, бывайте! — Он пропал.

Оставшись одна, Джинни огляделась, не вставая: куда бы выбросить или спрятать этот сэндвич? По прихожей кто-то шел. Она сунула сэндвич в карман пальто.

В комнату вступил молодой человек чуть за тридцать, не дылда и не коротышка. Правильные черты, короткая стрижка, покрой костюма, узор фуляра не выдавали никаких ясных сведений. Он мог работать в еженедельнике — или устраиваться туда. Мог играть в пьесе, которая только что сошла со сцены в Филадельфии. Мог служить в юридической конторе.

— Здравствуйте, — приветливо сказал он Джинни.

— Здравствуйте.

— Видели Фрэнклина? — спросил он.

— Он бреется. Просил вам передать, чтобы подождали. Сейчас выйдет.

— Бреется.Боже праведный. — Молодой человек глянул на часы. Затем уселся в кресло, обитое красным дамастом, скрестил ноги и поднес руки к лицу. Кончиками пальцев потер закрытые глаза — так, словно очень устал или недавно пришлось сильно напрягать зрение. — Сегодня наикошмарнейшее утро моей жизни, — сказал он, отнимая от лица руки. Говорил он одним горлом, будто у него не оставалось сил вкладывать в слова дыхание.