Собрание сочинений
Шрифт:
Ганс был радешенек этой мене; а крестьянин поскорее вскочил на коня и поспешил уехать.
Вот Ганс преспокойно погнал перед собою корову и все обдумывал свой удачный оборот. "Как это славно! Стоит только куском хлеба запастись (в нем у меня не будет недостатка!), а сыр да масло у меня во всякое время готовы! А захотелось пить - подоил корову, да и напился, сколько душе угодно!"
Подойдя к гостинице, Ганс приостановился, на радостях съел все, что у него было захвачено на дорогу на обед и на ужин, и на последнюю пару крейцеров приказал подать себе полстакана пива. Затем погнал свою корову далее по дороге к деревне, где жила его мать.
Жар был томительный, потому что время уже близилось
Наконец жара его до такой степени одолела, что у него и язык к небу липнуть стал. "Этой беде помочь нетрудно, - подумал Ганс, - вот теперь-то и стоит подоить корову и полакомиться от нее молочком!" Привязал он корову к сухому дереву, подставил свою кожаную шапку вместо подойника, но как ни бился, молока не мог добыть ни капли. А так как он доил корову неискусно, то она стала у него брыкаться и нанесла ему задней ногой такой удар в голову, что он покатился на землю и некоторое время даже в себя прийти не мог.
По счастью, по той же дороге шел в то время мясник, который вез перед собою на тележке поросенка. "В чем тут дело?" - крикнул он Гансу и помог ему подняться.
Ганс рассказал ему, что случилось. Мясник подал ему свою фляжку и сказал: "На-ка, выпей да подкрепись! Корова эта, конечно, никакого молока не даст - она уж стара и годится разве только для тяги либо на убой".
– "Э-э!
– проговорил Ганс, ероша на голове волосы.
– Кто бы мог подумать! Оно, конечно, хорошо, если можно такую скотину дома заколоть - говядина славная! Но я коровьего мяса не люблю: не сочно, вишь, оно! Вот если бы мне такую свиночку - это другое дело, да притом еще и колбаски!" - "Слышь-ка, Ганс, - сказал мясник, - уж так, для тебя, я, пожалуй, с тобой на корову свинкой поменяюсь".
– "Благослови тебя Бог за твое расположение ко мне!" - сказал Ганс, передавая ему корову, и когда мясник отвязал свинку с тележки и привязал на веревку, то Ганс взял конец той веревки в руку.
Пошел Ганс и стал думать, как все устраивается по его желанию, и даже если встречается какая неприятность, то сейчас же и улаживается.
Вскоре нагнал его на дороге еще один парень, который нес под мышкою чудесного белого гуся. Стали они между собою беседовать, и Ганс стал ему рассказывать о своем счастье и о том, как удачно он выменивал одну вещь на другую. Парень тоже рассказал ему, что несет гуся на угощенье при крестинах. "Изволь-ка приподнять его, - продолжал он, - какова тяжесть! Недаром мы его целых восемь недель откармливали! Кто этакого гуся станет есть, тот только знай с обеих сторон жир вытирай!" - "Да, - сказал Ганс, взвешивая гуся в одной руке, - гусь увесистый; ну, да и моя-то свинка тоже за себя постоит!"
Между тем парень стал тревожно озираться во все стороны и даже покачивать головой. "Слушай-ка, - сказал он наконец, - насчет твоей свинки дело как будто неладно. В деревне, через которую я сейчас шел, у старшины вот только что украдена была из хлева свинья. Боюсь я, не та ли это, что у тебя теперь на веревке. Он выслал и людей на поиски, и дело бы могло плохо кончиться, если бы они тебя застали здесь со свиньей; пожалуй, не миновать бы тебе темного чулана".
Добряк Ганс струхнул. "Ах, батюшки, - засуетился он, - пособите мне из этой беды выпутаться! Возьмите мою свинку и дайте мне вашего гуся в обмен".
– "Делать нечего! Попытаемся, хоть оно и небезопасно, - отвечал Гансу парень, - а все же не желаю быть виною того, что на тебя беда обрушится". Он взял веревку в руки и погнал свинью в сторону проселком, а простодушный Ганс, избавившись от своих опасений, преспокойно пошел своей дорогой с гусем под мышкой.
"Коли все-то хорошенько сообразить, так я, пожалуй, и в барышах от мены, - размышлял Ганс, - во-первых, жаркое
Когда он проходил через последнюю деревню на своем пути, он наткнулся на точильщика, который, сидя на своей тележке, вертел свое колесо, припевая:
И ножи, и ножницы я точу, точу,
Ни забот, ни горюшка знать я не хочу!
Ганс приостановился и посмотрел на его работу, а потом вступил с ним в разговор: "Видно, хорошо тебе живется, что ты за своею работою так весел?" - "Да, - отвечал точильщик, - мое ремесло, можно сказать, золотое! Коли ты точильщик настоящий, так ведь деньги-то у тебя в кармане не переводятся. А где это ты такого славного гуся купил?" - "Я не купил его, а выменял на свою свинку".
– "А свинку?" - "Ту я получил в обмен на корову".
– "А корову?" - "Той я поменялся на коня".
– "А коня?" - "Коня я выменял на слиток золотой величиною в мою голову".
– "А золото-то откуда у тебя взялось?" - "То я получил в награду за семь лет службы".
– "Надо сказать правду: умел ты свои делишки обделать!
– сказал точильщик.
– Для твоего полного счастья недостает только одного: чтобы деньги у тебя постоянно в кармане водились".
– "А как же мог бы я этого добиться?" спросил Ганс. "Очень просто: ступай вот так же, как я, в точильщики; для этого только ненужно, что обзавестись точильным камнем; а другой камень простой, найти его нетрудно. Вот у меня, кстати, есть один запасный, правда, немного поврежденный; да зато же я за него недорого и возьму ну, вот сменяю его на твоего гуся. Хочешь или нет?" - "Само собою разумеется, - отвечал Ганс, - я почту себя счастливейшим из смертных! Коли у меня деньги в кармане переводиться не будут, так тогда о чем же мне и заботиться?"
И он тотчас же протянул ему своего гуся, а от него взял точильный камень. "Ну, а вот тебе еще и другой славный камень впридачу, - сказал точильщик, подавая Гансу простой увесистый булыжник, который около него валялся на земле, - на этом можно будет и старые гвозди отбивать. Возьми уж кстати и его с собой!"
Ганс взвалил себе булыжник на плечо и, совершенно довольный, направился домой, глаза его так и сияли от радости. "Видно, я в сорочке родился!
– думал он про себя.
– Чего бы я ни пожелал, все мне так легко удается. Вот каков я счастливец!"
Между тем он начинал чувствовать сильное утомление, потому что спозаранку все был на ногах, притом и голод его томил и нечем было утолить его, потому что он разом съел весь свой запас на радостях, когда выменял корову.
Наконец уж он еле ноги волочил и почти каждую минуту должен был останавливаться для роздыха; да и камни ему невыносимо давили плечи. Ему даже приходило не на шутку в голову, что было бы недурно именно теперь от них избавиться.
Чуть не ползком добрался он до колодца в поле и задумал около него отдохнуть и водицы холодненькой испить; а камни, чтобы их не повредить, он осторожно сложил рядком, на самый край колодца. Затем уж сам присел и только хотел нагнуться к воде, как зацепил по неосторожности оба камня, и они бухнули в воду.
Когда Ганс увидел, что они скрылись в глубине, он радостно вскочил со своего места, бросился на колени и со слезами на глазах благодарил Бога за то, что он оказал ему такую милость и избавил его от тяжелых камней таким чудесным образом и притом так, что он сам не мог себя ни в чем упрекнуть.
"Да, - воскликнул он, - такого счастливца, как я, не найдется другого во всей вселенной!"
С облегченным сердцем и вполне свободный от всякой тяжести, он поспешил вперед и достиг наконец дома своей матери.