Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
Шрифт:
Самолет упал на площадку новомосковского аэровокзала.
В этом единственном городе — скопище академиков профессоров и исследователей, стекающихся сюда с разных концов Республики для работы в бесчисленных совершенно исключительно оборудованных лабораториях и в гигантских библиотеках, царила особая тишина. Редкие авто мелькали на перекрестках и без шума скрывались за поворотами.
Широкий проспект отелей, прилегающих к аэровокзалу, был пуст.
Павел без труда выбрал для
Не прошло и десяти минут, как Павел отыскал Молибдена. Встреча носила приятельский характер. Молибден встретил Павла с распростертыми объятиями.
— Ну, ну, входи… Гостем будешь.
Он поцеловал Павла в лоб.
— Нравишься ты мне, парень, — сказал Молибден, — химерами набит, это верно, однако мозги твои — зависть всякому. Ну, проходи…
Он ввел Павла в комнату, которая была светла и просторна и оттого казалась неприветливой. Кроме двух кресел и письменного стола, здесь не было никакой мебели. Единственным украшением стены являлись телекинорадиоприемник и телефотор.
— Однако, — пробормотал Павел, осмотрев жилище Молибдена.
— Что? Не нравится? Оно, конечно, пустовато, да зато просторнее чувствуешь себя. Не люблю я на вещи натыкаться… Простор люблю.
Павел насторожился. Пустая комната Молибдена говорила ему о том, что этот человек носит весь мир внутри себя, оберегая его от посторонних наблюдений. Скрытность и замкнутость этого человека как нельзя лучше подчеркивала исключительно скромная обстановка, но в то же время она свидетельствовала об отреченности, о пуританизме, о высокой преданности тому, что было смыслом его жизни.
Они сели.
Павел спросил о здоровье Молибдена.
Молибден разгладил бороду, развалился в кресле и довольно крякнул:
— Да отчего бы хворать мне? Пища хорошая… Пью да ем, а поесть люблю, грешным делом, ну… сплю еще… Работой себя не очень утруждаю…
И снова насторожился Павел.
Он знал, что Молибден славился своей усидчивостью и необыкновенной трудоспособностью. Его трудолюбие было примером для многих ученых. Что же касается чревоугодия, так Молибден — и это тоже знали все — вот уже тридцать лет, как питается сухарями, медом, молоком и овощами.
«Что он: кокетничает, смеется или же старается показать себя хуже, чем он есть?»
Павлу не понравился Молибден.
— Все мы чревоугодники и лентяи! — попытался пошутить Павел.
— Ну, ну… Не сердись, — загудел Молибден, — шучу я. Тебя испытываю…
— Я весь тут. Я не хитрый. Я Рубенса люблю… Зеленые занавески люблю… Простор люблю…
— Злишься, что я себя не показываю?..
— Немного.
Молибден захохотал.
— Ну и ребята. А может, это не всегда нужно? Нет, ты узнай, а потом и откройся…
— Ты ведь знаешь меня.
—
— А письмо?
— Прочел?
— Нет! Назло тебе не прочитал. Ведь тебе очень хотелось бы этого?
Молибден медленно разгладил бороду.
— Этого тебе не нужно знать.
— А я знаю…
— Ничего ты не знаешь, парень. Вот, пригласил я тебя! А зачем пригласил? Ты это знаешь?
— Догадываюсь.
— Не догадываешься ты, парень. Думаешь, вот-де старый черт, консерватор и варвар будет меня отговаривать. Не лети, дескать. Брось-де свое межпланетное. Так, что ли?
— Я слушаю тебя.
— То-то, что слушаю… Против твоей работы я не протестую. В принципе, так сказать… Но жаль мне тебя. Голову ты себе сломаешь, — вот что. А голова твоя редкая, парень, нужная голова… Ну, вот и придумал я… Хочу предложить тебе поработать со мной.
— Я слушаю тебя!
— Работа интересная. Хорошая работа. Нужная.
— А моя?
— И твоя не уйдет от тебя. Хочу вот покорпеть над вопросами передачи энергии по радио… Поможешь мне?
— Да ведь работают уже над этим!
— Тем лучше. Объединимся, стало быть. А приглашаю я тебя потому, что верю в тебя. Читал я как-то на этих днях доклад твой. Тот, что был опубликован перед катастрофой. Дельный, скажу, доклад. Башка твоя замечательно работает, ежели приложить твои мозги к настоящей работе, — большое дело выйдет. Вот и подумай. Пораскинь мозгами.
— Гм… Я, конечно, не отказался бы поработать в этой области, тем более с тобой. Но…
— Подумай-ка, какие изумительные преобразования были бы внесены в нашу жизнь. Какие возможности открылись бы перед человечеством. Ты представляешь себе, что произошло бы в случае удачи.
— Я уже сказал: работа заманчивая. Но до сессии я ничего не буду предпринимать.
— Ну и дурень! — разгладил бороду Молибден. — Думаешь, на сессии разрешат тебе с химерой возиться?
Павел не успел ответить на этот вопрос. В углу вспыхнул приемник телефотора. Молибден поспешил к аппарату и быстро сделал включение. На полотне задрожали туманные пятна. Они разбегались, дробились на мелкие части, потом соединились в одно целое. Это пятно — силуэт головы — быстро, быстро начало светлеть, и наконец Павел, с биением сердца, увидел на экране Киру.
— Здравствуй, отец!
— Ну, здравствуй.
— Ты обещал мне уделить сегодня немного времени.
— Ну?
— К сожалению, я сегодня не могу. Я сейчас отправлюсь с школьниками в старую Москву. Может быть, мы увидимся завтра утром?
— Дело-то у тебя какое?
— Об этом в двух словах не скажешь… Так завтра утром? Хорошо?
— Ладно! Приезжай! Потолкуем! Между прочим, сейчас у меня сидит один твой знакомый. Я хотел спросить: не захватишь ли ты его с собой, пока я не сломал ему ребра?