Собрание старых и новых песен Японии

Цураюки Ки-но

Трудно с уверенностью судить о вкладе каждого из составителей в работу над «Кокинвакасю», но очевидно, что, как бы много ни сделали Мицунэ и Тадаминэ, решающую роль «главного редактора» играл все же Цураюки. Это, скорее всего, и дает ему право в конце своего Предисловия заявить: «…счастливы Цураюки и иже с ним…», даже без упоминания имен сотоварищей. Одно лишь имя Цураюки упоминает в конце своего Предисловия на китайском – Ки-но Ёсимоти, так что Цураюки мы можем по праву назвать отцом «Кокинвакасю».

В композиции разделов «Кокинвакасю» последовательно проводится принцип тематического деления стихов. Из 20 свитков первые 18, включающие только пятистишия – танка, образуют 11 тематических разделов.

Это «Весенние песни», «Летние песни», «Осенние песни», «Зимние песни», «Песни-славословия», «Песни разлуки», «Песни странствий», «Названия», «Песни любви», «Песни скорби» и «Разные песни». Из-за обилия материала «Весенние песни» и «Осенние песни» включают по два свитка, а «Песни любви» – целых пять. Кроме того, в свиток XIX входят «Песни смешанных форм», представляющие независимо от тематики жанры «длинной песни» – тёка, шестистиший (сэдока) и «несерьезных стихов» (хайкай), а в свиток XX – «Песни из собрания Палаты Песен» такие, как ритуальные песни для синтоистских церемоний (камиасобиута) и песни восточных провинций (адзумаута). Завершают нашу книгу одиннадцать «вставок», предложенные Фудзиварой Тэйка в дополнение к изначальному списку и взятые из родовых поэтических собраний.

С точки зрения художественной ценности стихотворения XIX–XX свитков представляют наименьший интерес, а наличие архаических тёка и сэдока (впоследствии совершенно исчезнувших из поэтического обихода) вообще сообщает этим свиткам некоторую комплиментарность. Любопытны, впрочем, «несерьезные стихи» (хайкай) – как первая попытка создания иронической поэзии и как жанр, получивший много позднее развитие в форме «безумных стихов» (кёка). Иронического и даже комического эффекта авторы добиваются, лишь слегка отступив от предписаний «высокого стиля».

Неизбежной и довольно обременительной формальностью выглядят «Песни-славословия», в которых провозглашаются бесконечные здравицы императорам, канцлерам и министрам, хотя они дают весьма наглядное представление о жанре поэтического поздравления со всеми его клишированными формулами. Интерес в этом разделе представляет первое стихотворение (№ 343) неизвестного автора, ставшее в конце XIX века словами императорского государственного гимна и остающееся в этом качестве поныне.

Свиток «Названия» наиболее сложен с точки зрения расшифровки смысла. В переводе воспроизвести точное значение танка невозможно. Все стихотворения-шарады свитка основаны на каламбурном эффекте. Таким образом, как мы убедимся из знакомства с транскрипцией и подстрочным переводом, в тексте «обычного» пятистишия содержится закодированное слово, вынесенное в название пятистишия, например «растение» – оминаэси, карахаги, нигатакэ и т. д.

Скрытый смысл кода выявляется сегодня при прочтении в старой орфографии и старом произношении. Разумеется, стихотворения свитка – всего лишь разновидность поэтической игры и не отличаются лирической глубиной.

Большая часть признанных шедевров лирики «Кокинвакасю» сосредоточена в разделах «сезонных» песен и «Песен любви». Здесь же наиболее ярко раскрывается и замысел составителей, стремившихся к созданию поэтических «сюит» и «симфоний». Все времена года представлены пятистишиями в плавном поступательном развитии: начало сезона, его разгар, окончание и переход к следующему. Каждое стихотворение не только значимо само по себе, но и представляет неотъемлемую часть сезонного контекста, соотносится с предшествующими и последующими.

Так, в начале весеннего цикла, относящемся (по лунному календарю) к концу февраля – началу марта, природа еще только пробуждается

от зимнего оцепенения:

В пору ранней весныс веток дерева в снежном убранствельется трель соловья —прилетел, как видно, проведать,не цветы ли в саду белеют…(Сосэй, № 6)

Образ снега постоянно присутствует в этих стихах, перекликаясь с образами первого вестника весны соловья и зацветающей сливы. Постепенно весна вступает в свои права:

Далеко-далекопусть ветер весенний разноситаромат лепестков – чтоб к цветущей сливе близ домасоловей отыскал дорогу!..(Ки-но Томонори, № 13)

Затем следуют стихи о сборе первых «молодых трав» на лугу, об увядании сливы, о гусях, что улетают на север, вновь о пении соловья (японский соловей – угуису – поет и весной, и летом). Следует переход к главной весенней теме – цветению вишен (сакуры):

Вот и время пришло,наконец распустились как будтогорной вишни цветы —вдалеке по уступам горнымтам и сям облака белеют…(Ки-но Цураюки, № 59)

Воспевается весенняя дымка, что скрывает вишни по склонам гор, но в стихах уже слышится тревога: ведь скоро цветы увянут. Поэты заклинают ветер не трогать бело-розовые соцветия, но безжалостный горный вихрь не знает пощады:

Я в весенних горахнашел пристанище на ночь —и всю ночь напролетв сновиденьях все так же кружилисьлепестки отцветающих вишен…(Ки-но Цураюки, № 117)

И вот вишня отцвела – настал черед лиловых гроздей глициний, желтых диких роз – ямабуки. Близится лето…

Из отдельных сюит «сезонных» циклов складывается величественная симфония времен года, вобравшая бесчисленные оттенки человеческих чувств.

В «Песнях любви» выдержать логическую последовательность значительно сложнее, но составители явно к этому стремятся, показывая постепенное нарастание от слабого, едва осознанного интереса к всепоглощающей страсти. В начале любовного цикла стихи посвящены в основном знакомству. Это завязка романа:

Разглядеть не могу,хоть не вовсе сокрыты от взорамилой дамы черты,что пленили бедное сердце, —этот день проведу в томленье…(Аривара-но Нарихира, № 476)

Но вот любовь овладела сердцем, заставляя забыть обо всем на свете. Она причиняет страдания, влечет к гибели:

Пусть погибну любя!Не внемлет смятенное сердцегулу грозных стремнин —водам Ёсино, что в долинупробиваются меж утесов…(Неизвестный автор, № 492)