Собрание стихотворений

Мандельштам Осип Эмильевич

Я научился вам, блаженные слова:

Ленор, Соломинка, Лигейя, Серафита.

В огромной комнате тяжелая Нева,

И голубая кровь струится из гранита.

Декабрь торжественный сияет над Невой.

Двенадцать месяцев поют о смертном часе.

Нет, не соломинка в торжественном атласе

Вкушает медленный томительный покой.

В моей крови живет декабрьская Лигейя,

Чья в саркофаге спит блаженная любовь.

А та, соломинка -- быть может, Саломея,

Убита

жалостью и не вернется вновь!

Декабрь 1916

Петрополь>

1

Мне холодно. Прозрачная весна

В зеленый пух Петрополь одевает,

Но, как медуза, невская волна

Мне отвращенье легкое внушает.

По набережной северной реки

Автомобилей мчатся светляки,

Летят стрекозы и жуки стальные,

Мерцают звезд булавки золотые,

Но никакие звезды не убьют

Морской воды тяжелый изумруд.

2

В Петрополе прозрачном мы умрем,

Где властвует над нами Прозерпина.

Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,

И каждый час нам смертная година.

Богиня моря, грозная Афина,

Сними могучий каменный шелом.

В Петрополе прозрачном мы умрем,-

Здесь царствуешь не ты, а Прозерпина.

Май 1916

x x x

Не веря воскресенья чуду,

На кладбище гуляли мы.

– - Ты знаешь, мне земля повсюду

Напоминает те холмы.

....................

....................

Где обрывается Россия

Над морем черным и глухим.

От монастырских косогоров

Широкий убегает луг.

Мне от владимирских просторов

Так не хотелося на юг,

Но в этой темной, деревянной

И юродивой слободе

С такой монашкою туманной

Остаться -- значит, быть беде.

Целую локоть загорелый

И лба кусочек восковой.

Я знаю -- он остался белый

Под смуглой прядью золотой.

Целую кисть, где от браслета

Еще белеет полоса.

Тавриды пламенное лето

Творит такие чудеса.

Как скоро ты смуглянкой стала

И к Спасу бедному пришла,

Не отрываясь целовала,

А гордою в Москве была.

Нам остается только имя:

Чудесный звук, на долгий срок.

Прими ж ладонями моими

Пересыпаемый песок.

Июнь 1916

x x x

Эта ночь непоправима,

А у вас еще светло.

У ворот Ерусалима

Солнце черное взошло.

Солнце желтое страшнее,-

Баю-баюшки-баю,-

В светлом храме иудеи

Хоронили мать мою.

Благодати не имея

И священства лишены,

В светлом храме иудеи

Отпевали прах жены.

И над матерью звенели

Голоса

израильтян.

Я проснулся в колыбели -

Черным солнцем осиян.

1916

x x x

Собирались эллины войною

На прелестный остров Саламин,-

Он, отторгнут вражеской рукою,

Виден был из гавани Афин.

А теперь друзья-островитяне

Снаряжают наши корабли -

Не любили раньше англичане

Европейской сладостной земли.

О, Европа, новая Эллада!

Охраняй Акрополь и Пирей!

Нам подарков с острова не надо -

Целый лес незваных кораблей.

Декабрь 1916

Декабрист

– - Тому свидетельство языческий сенат -

Сии дела не умирают!
–

Он раскурил чубук и запахнул халат,

А рядом в шахматы играют.

Честолюбивый сон он променял на сруб

В глухом урочище Сибири

И вычурный чубук у ядовитых губ,

Сказавших правду в скорбном мире.

Шумели в первый раз германские дубы,

Европа плакала в тенетах.

Квадриги черные вставали на дыбы

На триумфальных поворотах.

Бывало, голубой в стаканах пунш горит,

С широким шумом самовара

Подруга рейнская тихонько говорит,

Вольнолюбивая гитара.

– - Еще волнуются живые голоса

О сладкой вольности гражданства!

Но жертвы не хотят слепые небеса:

Вернее труд и постоянство.

Все перепуталось, и некому сказать,

Что, постепенно холодея,

Все перепуталось, и сладко повторять:

Россия, Лета, Лорелея.

Июнь 1917

x x x

Вере Артуровне и Сергею Юрьевичу Судейкиным

Золотистого меда струя из бутылки текла

Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:

– - Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,

Мы совсем не скучаем,-- и через плечо поглядела.

Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни

Сторожа и собаки,-- идешь, никого не заметишь.

Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни.

Далеко в шалаше голоса -- не поймешь, не ответишь.

После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,

Как ресницы на окнах опущены темные шторы.

Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,

Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.

Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,

Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке;

В каменистой Тавриде наука Эллады -- и вот

Золотых десятин благородные, ржавые грядки.

Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина,

Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.