Собственность Шерхана
Шрифт:
Из темноты белым пятном выплыла кошка. Коротко мурлыкнула, запрыгнула на лавку рядом со мной, потерлась о мою руку. Худая, ужасно — даже в потемках ребра пересчитать можно. Но главное, не это — живот. Поразительно большой живот, словно приклееный к худому тельцу.
— Нет у меня ничего покушать, — опечалилась я. — Только водка, и шоколадку я уже съела…прости.
Кошка вздохнула, совсем по человечески, но все равно не ушла — рядом села, лапками перебирать и мурлыкать.
— Ты совсем, как я, — сказала я кошке. —
Та снова печально в ответ вздохнула, и я решилась вдруг. А почему бы и нет? Хоть какая то польза от меня будет, ночи холодные, кошка так худа, и котята помрут, и она.
— Пошли вместе жить… У меня в холодильнике молоко есть и сосиска.
Подхватила на руки ничего не понимающую от удивления кошку, и к себе понесла, в съёмную комнату, за которую платить через неделю.
Глава 4
Шерхан
Костяшки в кровь сбиты. Руку сжимаю — не болит.
Вообще не чувствовал боли. Только злость, ярость.
Игнат сидел напротив, руки за спиной связаны, изо рта кровь течет. Глаза заплыли, оскаленная кровавая пасть зияет дырами в том месте, где раньше были зубы.
— Придурок долбаный, — сплюнул он, кровь потекла по подбородку. Я подошёл и снова врезал ему в рожу:
— Хлебало свое заткни, тварь. Где она?
Вяземский молчал, лыбился только, чем доводил меня до приступа. Да, я искал его, чтобы отомстить. Он пытался меня подставить, убить, а такое не прощают. За такое — только пролитой кровью расплата. Но не меньше меня интересовало, куда делась Белоснежка.
Я помнил тест, забытый — специально или нет, — в ее комнате. Две полоски на нем.
Если она сохранила ребенка, я заберу его себе. Он мой. Шерхана. А с ней что делать ещё не решил. Убить хотел, за то, что предала. За то, что с Шамилем сбежала к своему дяде.
Ненавидел их всех. Сейчас, когда Вяземский снова был рядом, остро чувствовал, что не прошло ещё ничего, что не зажило, не отпустило.
Хуже, сука, шрамов. Те хоть затягиваются.
— Что с ребенком? — следующим ударом сломал нос. Вяземский взвыл, а потом вдруг захохотал, как безумный:
— Ребенок? Ребенок… Сбежала твоя бедная Лизавета, чтобы не рожать от тебя ублюдка.
Дальше я не помнил: молотил его, превращая лицо в кровавое месиво. Глаза застилало от ненависти, от мысли о том, что Белоснежка могла на аборт пойти и избавиться от моего ребенка.
Не знаю, кого в тот момент ненавидел больше. Ее, Вяземского, себя.
Оттащил меня Анвар. Ему тоже попало, но он стерпел:
— Брат, остановись, брат! Не трогай эту гниду, нам ещё узнать надо все!
Я дышал тяжело, грудь вздымалась, сердце стучало бешено. Как зверь, желание убивать и рвать врага, больше ничего.
Но я сдержался.
Отошёл от Игната, потерявшего сознание. Ребята его подвесили за руки на крюк, подняли над землёй. Исмаил водой плеснул в разбитую рожу, чтобы Вяземский пришел в себя.
— Разберитесь с ним, — я вышел на улицу, вытирая руки от крови врага салфетками. Сентябрь уже, пасмурно было, темнело. Вдоль гаражей темно, собаки лают где-то вдали. Над головой небо, чёрное, с россыпью звёзд. Задрал голову, его разглядывая, достал сигареты из пачки. Затянулся глубоко, чтобы дым до самой глубины лёгких дошел.
— Он раскололся.
Анвар подошёл тихо. Встал рядом, тоже затянулся. Стоим, курим, вслушиваясь в тихую осеннюю ночь. Стоны из гаража не доносятся, Игната не слышно.
Я докурил, бросил окурок под ноги, раздавил ботинком.
— Говори.
— Это Чабаш оружие заказал у Игната.
Я грязно выругался.
Мы почти не пересекались. Жили в разных городах, нас разделяли десятки километров. Но тех, кто занимался крупными закупками оружия, так или иначе, приходилось знать. Так какого лешего Чабаш пошел на меня?
— Убью его, — с холодной ясностью сказал Анвару. Он мне положил руку на плечо:
— Брат, нам в тот город дорога закрыта. Ты же знаешь, кто там держит все. Только приедем, сразу на ножи положат.
— Какая-то сука будет пытаться нас опрокинуть, подставить, а мы сожрем? Да каждая шавка после этого решит что так можно обращаться с Шерханом!
Я его руку с плеча скинул и пошел к машине, печатая шаг.
Сам не знал, куда тянет. Разогнался и помчался по городу, выжимая почти до двухсот. Мотор ревел, а мне мало было.
Белоснежка так и не нашлась. Мы людей гоняли, ища ее вместе с дядей, а она сбежала от него. И неизвестно, где ее искать.
Как вспоминал слова Игната, так кровь глаза застилала. От меня, значит, рожать не хотела. Княжна, мать ее, поломойка в штопаных трусах. Найду, мало ей не покажется.
Домой приехал под утро. Дом, пустой, встречал меня темными окнами. Поднялся в ту комнату, где Белоснежка жила. После ее побега все здесь разгромил, ничего целого не осталось, ни мебели, ни вещей.
Только шмотки ее не выбросил. Так и остались висеть, как напоминание о собственной слабости.
В дополнение ко всем отметинам, которые Вяземские мне нанесли.
И снова я собрал всех своих людей и велел носом рыть в поисках Белоснежки. Беременной или нет. Убью ее лично, если она на аборт пошла.
Раньше мы ее с дядей искали, но гниде этому Чабаш помогал. И если бы он обратно в наш город не сунулся, мне бы выцепить его не удалось.
Это бесило: со всеми своими связями, с проплаченными людьми, я не мог найти одну единственную девчонку. Как ей удавалось скрываться полгода, для меня оставалось загадкой.