Собысчас
Шрифт:
– Держаться бодро, браво, весело!
А третий ничего не сказал, а только бронированным кулаком треснул конструктора по спине, да так, что там что-то хрустнуло. Затем все повернулись к Клапауциусу, но тот, не ожидая дальнейшего, сам так лихо вытянулся, так убедительно восторг продемонстрировал, что патруль оставил его в покое, дальше пошел. Сцена эта на творца нового общества произвела большое впечатление. Уставился он, раскрыв рот, на площадь перед дворцом счастья, где, выстроившись в шеренгу по четыре, жители по команде издавали крики восторга.
– Бытию - ура!
– орал кто-то с эполетами и с бунчуком, и стройный хор голосов отвечал ему:
– Ура! Ура! Ура!..
Не успел Трурль и слова сказать, как оказался вместе с приятелем в шеренге, крепко схваченный, и до самого вечера муштровали их, обучая как себе зло, а ближнему в шеренге добро творить - все на три счета. Командиры же, которых звали фелиционерами, то есть с_т_р_а_ж_а_м_и в_с_е_о_б_щ_е_г_о с_ч_а_с_т_ь_я, а сокращенно - всесчасами, следили за тем, чтобы каждый в отдельности и все разом выражали полное удовлетворение
Когда же наконец вышли конструкторы во двор, то поле боя, освещенное молодым месяцем, представляло собой печальное зрелище. В покрытом дымом городе лежали тут и там не разобранные в спешке до конца фелиционеры, продолжая и в своей механической агонии выражать крайнюю и непоколебимую приверженность идее всеобщего добра. Трурль даже не пытался скрыть свое лицо, искаженное гневом и отчаянием. Не понимал он совершенно, где же допущена ошибка, которая счастливцев в держиморд превратила.
– Лозунг всеобщей благожелательности, мой дорогой, может принести разные плоды, - снисходительно объяснил ему Клапауциус.
– Тот, кому хорошо, сразу же хочет, чтобы и другим хорошо было, а строптивых начинает дубиной в рай загонять.
– Значит, добро может родить зло! О как же коварна природа вещей! Крикнул Трурль.
– Тогда объявляю я бой самой природе! Прощай, Клапауциус! Сейчас ты видишь меня побежденным, но проиграть сражение - не значит проиграть войну!
Засел он сразу же, словно отшельник, за книги и рукописи - мрачный, но от этого еще более настойчивый. Здравый смысл подсказал ему, что не мешало бы перед следующим экспериментом окружить свой двор стенами, а в амбразурах поставить пушки, но недостаточно ему этого показалось для того, чтобы начать творение всеобщей благожелательности. Тогда решил он в будущем создавать только уменьшенные модели в масштабе 1:100.000, в рамках микроминиатюрной экспериментальной социологии. Начертал он на стенах мастерской лозунги, дабы постоянно иметь их перед глазами:
1) Сердечная добровольность; 2) Ласковая кротость; 3) Деликатная благожелательность; 4) Чуткая забота - и взялся за претворение этих лозунгов в жизнь. Для начала смонтировал он под микроскопом тысячу электрочеловечков, снабдив их невеликим разумом и небольшой тягой к добру, так как фанатизма теперь уже побаивался. Копошились они довольно вяло в шкатулочке, предоставленной им для проживания и похожей, из-за этого мерного и монотонного движения, на часовой механизм. Тогда добавил он им немного мудрости, подкрутив в мозгу винтики. Тогда зашевелились они порезвее, и, сделав из опилок инструменты, начали долбить стенки и дно. Потом увеличил потенциал добра. Сразу же образовались благотворительные общества, каждый бегал в поисках тех, кому помочь можно было, появился спрос на вдов и сирот, особенно на слепых. Такими заботами их окружали, такое внимание оказывали, что некоторые убогие прятались за медными петлями шкатулки, и началось уже настоящее общественное бедствие. Нехватка вдов и сирот вызвала кризис и, не находя на этом свете, то есть в шкатулке, объектов, пригодных для проявления крайне активной благожелательности, на восемнадцатом поколении создали микрочеловечки веру в А_б_с_о_л_ю_т_н_о_г_о С_и_р_о_т_у, которого до конца утешить и осчастливить вообще невозможно. Через эту форточку избыток альтруизма, перешедшего в нечто метафизическое, выпускался в трансцендентальную бесконечность. Заселили они обильно загробный мир - появились среди убогих Д_е_в_а_-_В_д_о_в_а и Г_о_с_п_о_д_ь, также пригодные для горячего сочувствия. Таким образом этот бренный мир был забыт, и церковные организации поглотили светские. Не так все это Трурль себе представлял. Добавил он рационализма, скептицизма и трезвости, и успокоилось все, но ненадолго. Появился Э_л_е_к_т_р_о_в_о_л_ь_т_е_р, заявивший, что никакого абсолютного сироты нет, а есть только К_о_с_м_о_с - куб, силами природы сотворенный, а сиротинцы-абсолютисты его прокляли. В это время понадобилось Трурлю сходить в магазин, а когда через два часа он вернулся, то шкатулка так и скакала по столу, потому что началась война за веру. Добавил он альтруизма, но от этого только начало что-то потрескивать, снова ввел несколько порций разума - стихло, но вскоре движение возобновилось и из прежней неразберихи стали возникать прямоугольники, марширующие подозрительно ровным шагом. В шкатулке прошел
– Разум ведет к бездушию, а добро - к безумию! Как же это так, откуда же такое инженерно-историческое противоречие.
И решил он разобраться в этом особо. Вытащил из чулана свою первую модель, старый созерцатель и, когда тот начал постанывать от эстетического восторга перед старым хламом, подключил к нему небольшую мыслящую приставку. Собысчас моментально стонать перестал. Спросил Трурль, что ему еще нравится, а тот ответил:
– Нравится то мне по-прежнему все нравится, но сдерживаю я свое восхищение рассудком, ибо хочется мне сначала понять, почему же мне все нравится, то есть откуда, а также для чего, то есть с какой целью. И вообще, кто ты такой, чтобы отвлекать меня от созерцаний и размышлений вопросами? Какое тебе до меня дело, а? Чувствую я, что мог бы и тобой восхититься, но разум говорит мне, что нужно этому внутреннему порыву сопротивляться, ибо может это быть ловушкой, на моем пути поставленной.
– Что касается того, какое мне до тебя дело, - неосторожно сказал Трурль, - то я тебя сотворил, и чтобы дух твой что-то от этого получил, сделал так, что между тобой и миром полная гармония царит.
– Гармония?
– переспросил Собысчас, внимательно нацелив на Трурля свои объективы.
– Гармония, уважаемый?
– А почему у меня три ноги? А голова - вверху? Почему на левом боку у меня заклепки медные, а на правом - железные? Для чего у меня пять глаз? Ответь же, уважаемый, если правда ты меня из небытия извлек.
– Три ноги - потому что на двух ты не устоял бы, а четыре - лишняя трата материала, - объяснил Трурль.
– Пять глаз - потому что столько было линз под рукой, а что до заклепок - то сталь у меня кончилась, когда корпус тебе делал.
– Тоже мне, - насмешливо фыркнул Собысчас.
– Ты хочешь сказать что все это - простая игра случая, чистое стечение обстоятельств, следствие обыкновенного безразличия? И в эту ерунду я должен поверить?
– Я лучше знаю, как все было, раз я тебя создал!
– ответил Трурль, слегка рассерженный такой самоуверенностью.
– Лично я вижу две возможности, - быстро ответил Собысчас.
– Первая что ты нахально врешь. Этот вариант пока отложим как недоказанный. Другая - что, со своей точки зрения, ты говоришь правду, из чего ничего еще не следует, так как правда это - лишь для твоего малого знания, а на самом деле - ложь.
– Как это понять?
– А так, что то, что тебе кажется простым стечением обстоятельств, на самом деле таковым быть не может. Нехватку стальных заклепок ты принял за случайность, но откуда тебе известно, что это не проявление в_ы_с_ш_е_й н_е_о_б_х_о_д_и_м_о_с_т_и? Наличие медных заклепок показалось тебе только удобством, но и тут было вмешательство п_р_е_д_о_п_р_е_д_е_л_е_н_н_о_й г_а_р_м_о_н_и_и. Аналогично, по числу моих ног и глаз можно понять т_а_й_н_у_ в_ы_с_ш_е_г_о_ п_о_р_я_д_к_а, _и_з_в_е_ч_н_о_е _з_н_а_ч_е_н_и_е этих количеств, отношений и пропорций. Ведь и три, и пять - простые числа, а, заметь, они могли бы делиться друг на друга. Три раза по пять - это пятнадцать, то есть единица и пятерка, складываем - получаем шесть, а шесть, деленное на три, дает два, то есть количество моих цветов, так как я с одной стороны медный, а с другой - железный Собысчас. Могло бы такое точное соотношение возникнуть случайно? Смешно об этом и думать! Я существо, выходящее за пределы твоего, примитивный слесарь, умственного горизонта! Если вообще есть хоть немного истины в том, что ты меня сделал (во что, впрочем, трудно поверить), то при этом ты был просто инструментом в_ы_с_ш_и_х _с_и_л, а я - их конечной целью! Ты - случайная капля дождя, а я - пышный цветок, восхваляющий сущее, ты - трухлявая заборная доска, просто отбрасывающая тень, а я - солнечный луч, повелевающий ей отделять мрак от света, ты - слепой инструмент, движимый и_з_в_е_ч_н_о_й р_у_к_о_й, которая пробудила меня к жизни! И напрасно стараешься ты принизить мою сущность, заявляя, что моя пятиглазость, троеногость и двуцветность есть следствие лишь экономических и материальных причин. Я вижу в этих цифрах отражение высших связей _с_и_м_м_е_т_р_и_и _с_у_щ_е_г_о, значения которой еще как следует не понимаю, но обязательно пойму, поразмышляв над этим хорошенько, а что до тебя, то на разговоры с тобой не хочу и времени тратить.
Разгневанный этой речью, затащил Трурль брыкающегося Собысчаса снова в погреб, хоть и вопил тот громким голосом о праве на самоопределение, независимости свободного индивидуума и личной неприкосновенности, отключил ему усилитель интеллекта и поскорее вернулся домой, поглядывая, не подсматривал ли кто за его экспериментом. Однако учиненное над Собысчасом насилие наполнило его стыдом и, садясь за раскрытые книги, чувствовал он себя преступником.
– На всем это лежит какое-то заклятие: хочешь сотворить одно только д_о_б_р_о_ и _в_с_е_о_б_щ_е_е с_ч_а_с_т_ь_е, а потом, или даже сразу же, вынужден подлости делать и угрызениями совести мучиться. Черт бы побрал Собысчаса и его п_р_е_д_о_п_р_е_д_е_л_е_н_н_у_ю г_а_р_м_о_н_и_ю! Нужно мне взяться за дело иначе.