Сочинения Козьмы Пруткова
Шрифт:
29 июля. Жар по-прежнему...
Желтеет лист на деревах, Несутся тучи в небесах, Но нет дождя и жар палит. Все, что растет, то и горит. Потеет пахарь на гумне, И за снопами в стороне У бабы от дневных работ Повсюду также виден пот, Но вот уж меркнет солнца луч, Выходит месяц из-за туч И освещает на1 августа. Опять в тени, должно быть, много градусов.
При поднятии гвоздя близ каретного сарая
Гвоздик, гвоздик из металла, Кем на свет сооружен? Чья рука тебя сковала, Для чего ты заострен? И где будешь! Полагаю, Ты не можешь дать ответ; За тебя я размышляю, Занимательный предмет! На стене ль простой избушки Мы увидимся с тобой, Где рука слепой старушки Вдруг повесит ковшик свой? Иль в покоях господина На тебе висеть с шнурком Будет яркая картина Иль кисетец с табаком? Или шляпа плац-майора, Иль зазубренный палаш, Окровавленная шпора И ковровый саквояж? Эскулапа ли квартира Вечный даст тебе приют? Для висенья вицмундира Молотком тебя вобьют? Может быть, для барометра Вдруг тебя назначит он, А потом для термометра, Иль с рецептами картон На тебя повесит он? Или ляпис-инферналис, Иль с ланцетами суму? Вообще, чтоб не валялись Вещи, нужные ему. Иль, подбитый под ботфортой, Будешь ты чертить паркет, Где первейшего'всё сорта, Где<С того света>
Г. Редактор!
Уволенный в отставку с чином генерал-майора, я желал чем-либо занять свободное время, которого у меня было слишком много; и вот я принялся внимательно читать газеты, не ограничиваясь, как бывало прежде, чтением лишь о производствах и наградах.
Заинтересовавшись наиболее статьями о спиритизме, я возымел мысль собственным опытом исследовать явления, о которых читал и которые, сознаюсь, уму простому моему казались очень бестолковыми.
Я приступил к делу с полным недоверием, но каково же было мое изумление, когда, после нескольких неудачных опытов, обнаружилось, что я сам медиум! Не найду слов, чтоб изобразить вам, милостивый государь, радость, меня охватившую от одной мысли, что отныне мне, как медиуму, возможно беседовать с умными и великими людьми загробного мира.
Не будучи горазд в науках, но всегда пытаясь объяснять необъяснимое, я ужедавно пришел к тому убеждению, что душа человека умершего, несомненно, пребывает в местности, куда особенно он стремился при жизни. На этом основании я пробовал вопрошать покойника Дибича,— находится ли он и в настоящее время за Балканами? Не получая ответа на этот и многие другие вопросы, с которыми я обращался к разным сановным покойникам, я начинал конфузиться, приходить в отчаяние и даже задумывал бросить занятие спиритизмом; как вдруг внезапно раздавшийся стук под столом, за которым я сидел, заставил меня вздрогнуть, а затем и окончательно растеряться, когда над ушами моими чей-то голос очень ясно и отчетливо произнес: «Не жалуйся!»
Первое впечатление страха вскоре заменилось полным удовольствием, ибо мне открылось, что дух, со мною беседующий, принадлежит поэту, глубокому мыслителю и государственному человеку, покойному действительному статскому советнику Козьме Петровичу Пруткову. С этого момента моим любимым занятием сделалось писать под диктант этого почтенного литератора.
Но так как, по воле знаменитого покойника, я не вправе держать в секрете то, что от него слышу, то предлагаю вам, милостивый государь, через посредство уважаемой газеты вашей знакомить публику со всем, что уже слышал и что впредь доведется мне услышать от покойного К. П. Пруткова.
Примите уверение в совершенном почтении вашего покорного слуги.
N. N.Генерал-майор в отставке и кавалер.
I
Здравствуй, читатель! После долгого промежутка времени я опять говорю с тобой. Ты, конечно, рад моему появлению. Хвалю. Но, конечно, ты немало и удивлен, потому что помнишь, что в 1865 г. (annus, i) в одной из книжек «Современника» (ныне упраздненного) было помещено известие о моей смерти.
Да, я действительно умер; скажу более, мундир, в котором меня похоронили, уже истлел; но тем не менее я вот-таки снова беседую с тобою. Благодари за это друга моего N. N.
Ты, верно, уже догадался, что N. N. медиум? Хорошо. Вот именно через него-то я и могу говорить с тобою.
Мне давно хотелось поведать тебе о возможности для живущих сноситься с умершими, но не мог этого сделать ранее, потому что не было подходящего медиума.
Нельзя же было мне, умершему в чине действительного статского советника, являться по вызову медиумов, не имеющих чина, например, Юма, Бредифа и комп<ании>. Что бы подумали бывшие мои подчиненные, чиновники Пробирной Палатки, если б дух мой, вызванный кем-либо из помянутых чужестранцев, стал бы под столом играть на гармонике или хватать присутствующих за коленки? Нет, я за гробом остался тем же гордящимся дворянином и чиновником!
Из сказанного, я думаю, ты уже догадался, что избранный мною медиум — человек вполне солидный, и ежели я скрываю его под литерами N. N.. то не потому, чтоб он принадлежал к разряду разночинцев, а потому, что хотел избавить моего медиума, почтенного и опытом умудренного генерала, от зубоскальства современных либералов.
Вступая снова с тобою в беседу, через посредство моего медиума, считаю нужным сообщить тебе следующее: ты ведь читал, и, вероятно, не один раз, некролог обо мне, а следовательно, помнишь, что я был женат на девице Проклеветантовой. Один из ее родственников, губернский секретарь Илиодор Проклеветантов, служил под моим начальством в Пробирной Палатке.
Я всегда был начальник строгий, но справедливый, и в особенности не любил потакать вольнодумцам. Так случилось и с Проклеветантовым, которого, невзирая на родство, я уволил по 3-му пункту и, разумеется, нажил в нем себе врага.
Этот знаменитый родственник не только делал мне неприятности при жизни, но и умерев не оставляет меня в покое. Так, еще недавно, например, он хвалился между некоторыми сановными покойниками, что осрамит меня, рассказав через какого-либо медиума о том, что я являлся на сеансах Юма и под столом играл на гармонике!.. Сообщением сим Проклеветантов рассчитывает унизить меня, подорвать мою репутацию; но пусть лучше, ближе ознакомившись с делом, ты сам решишь, читатель: заслуживает ли порицания мой поступок?
Да, однажды, действительно по вызову Юма, я, в одном из его сеансов, не только под столом играл на гармонике, но и бросал колокольчик и даже хватал чужие коленки. Но, во-первых, это было в Париже, во дворце Наполеона, где ни одного из бывших моих подчиненных чиновников Пробирной Палатки не было, а во-вторых, я это делал, желая отомстить Наполеону за сына моего Парфена, убитого под Севастополем!
После сего сеанса, вступив в непосредственные сношения с самим Наполеоном, я внушил ему мысль начать войну с Пруссиею! Я руководил его в Седане! Унизил ли я этим звание, которое носил? Отнюдь. Теперь, зная дело, как оно было, от степени твоей благонамеренности зависит верить сплетням Проклеветантова.