Сочинения в 2 т. Том 2
Шрифт:
Рядом, на стуле пониже, сидел его помощник, уже знакомый Головнину, тоже охраняемый тремя оруженосцами.
По сторонам палатки, облаченные в черные латы, каждый при двух саблях, расположились восемь чиновников. По-видимому, сонный вельможа внушал им и уважение и страх — они не сводили с него робких взглядов.
Головнин сделал обычный легкий поклон; оба начальника встали, подняв левые руки ко лбу, и как бы переламываясь в поясницах.
Головнину предложили невысокую скамейку, но матрос Шкаев поставил прихваченный с корабля стул, и, отодвинув скамейку, Головнин
— Мне очень приятно, почтеннейший капитан, — неожиданно звонким, девичьим голосом произнес вельможа, пристально оглядывая Головнина, — да, так приятно видеть вас под этим кровом… Надеюсь, ваше здоровье вполне благополучно?
«Ах, эта японская вежливость!»; — подумал Головнин. Он ответил, что тоже рад видеть столь знатного начальника. Два-три десятка вопросов были ненужны и пусты, хотя вельможа и его свита всячески изображали радость, узнав, что Головнина зовут Василием Михайловичем, что шлюп называется «Дианой» и что это имя древнеиталийской богини Луны…
Слуги принесли чай, а потом табак и трубки. Отхлебывая из фарфоровой чашки несладкую заленоватую жидкость, вельможа как бы между прочим спросил:
— Сколько же людей у вас на корабле? Пожалуй, там тесно?
Головнин ответил, увеличив количество команды почти вдвое.
— Наверное, это самый большой русский корабль? — спросил японец.
— О нет! — сказал Головнин. — У нас имеются корабли и впятеро больше.
— Разве у России много кораблей?
Головнин улыбнулся:
— У берегов Камчатки, в Охотском море, в океане, у русской Америки плавают десятки наших кораблей.
— Э! — воскликнул японец и оглянулся на своего помощника. Тот встал и вышел из палатки.
Начальник с интересом рассматривал географическую карту, подаренную Головниным, вертел перед глазами зажигательные стекла, любовался ножами с отделкой из слоновой кости.
Помощник вернулся и что-то шепнул вельможе. Улыбаясь, начальник потряс головой.
— Как это хорошо, — сказал он, — что вы пришли ко мне в гости. — Если бы не это недоразумение с обстрелом шлюпки, мы давно уже стали бы друзьями! И в самом деле, к чему нам враждовать? Мы можем всегда оставаться друзьями. Слово рыцаря, ни один волос не упадет с вашей головы, потому что вы мои дорогие гости…
Он встал, собираясь выйти из палатки. Головнин тоже встал. Японец смотрел на него улыбаясь.
— Но к чему же спешить, капитан? Мы еще не договорились о самом главном.
— Если вы собираетесь уйти, с кем, кроме вас, мне договариваться?
— Нет, я еще побуду, — чему-то развеселившись, сказал вельможа. — Я угощу вас прекрасным обедом, какой только можно было приготовить в этих бесплодных местах. — И снова, обернувшись к помощнику, он произнес с оттенком нетерпения: — Э!..
Помощник опять поспешно вышел. Слуги принесли обед. На больших деревянных лакированных подносах едва помещались десятки блюд: рыба, соусы, зелень, какие-то раковины и корни, студни и приправы и особенно много хмельного саке.
— Рановато обеду быть, — осторожно
Мур ответил ему тоном старшего:
— Торжественный обед может быть дан в любое время… А после обеда, как видно, будет парад.
— Из чего вы это заключили? — спросил Головнин.
— О, я все примечаю. Помощник начальника дважды уже выходил, и когда у входа полог откидывали, я приметил, что они раздают солдатам обнаженные сабли… К чему это? Конечно, к параду!..
Андрей Хлебников молвил с сомнением:
— Как знать?..
Головнин подумал, что мичман не лишен воображения: увидел одну обнаженную саблю и тут же решил: парад! Но в честь случайных гостей парадов не устраивают, и, кроме того, японцы отлично знали, что саблями, копьями да луками они никого не могли удивить.
Помощник вельможи возвратился еще более радостный, чем прежде. С аппетитом закусывая и запивая, Алексей передал его вопрос:
— Нравится ли достопочтенному капитану угощение? Сам оягода, или по-русски исправник, присматривал за поварами. Эту честь оказывают только очень высоким гостям.
Мур осмелел и попросил Алексея перевести японцам его слова.
— Теперь мы видим, — сказал Мур, — что наши опасения были напрасны. Вы — благородные, честные люди, не способны на вероломство…
Придерживая сабли и не выпуская из руки свой железный жезл, старший начальник встал со стула и, кивнув Алексею, сказал, что испытывает потребность взглянуть на гавань.
— Я тоже испытываю такую потребность, — воскликнул Головнин. — Там, в гавани, мой корабль.
Маслянистое лицо японца нахмурилось. Оруженосцы переглянулись. Помощник внимательно рассматривал черенок подаренного ножа. Молчание длилось долгую минуту.
— Передай капитану, — сказал начальник, обращаясь к Алексею, — что снабдить его корабль я ничем не смогу. Я жду ответ на мое донесение губернатору острова Мацмай. Пока ответ не поступит, один из русских офицеров должен остаться в крепости заложником.
Головнин насмешливо взглянул на Мура.
— Вот, благородные люди, неспособные на вероломство… Но сколько же дней придется ждать ответа губернатора?
— Пятнадцать, — сказал японец, зачем-то поднимая свой жезл. — Однако возможно, что губернатор запросит правительство.
Головнин, казалось, не удивился. Оба начальника и все их оруженосцы теперь внимательно всматривались ему в лицо. Собрав всю волю, чтобы не выдать волнения, он ответил тоном спокойным и ровным, словно продолжая прежнюю приятную беседу:
— На такое длительное ожидание, без совета с офицерами, которые остались на корабле, я, конечно, не соглашаюсь. Оставить у вас офицера я не хочу. Не забывает ли начальник, что перед ним — сыновья могущественной родины — России? Не забывает ли он, что в России найдутся силы, которые вступятся за нас? Не берет ли на себя начальник слишком большую ответственность — попытку поссорить два государства? Наконец, известно ли ему такое слово — измена? Завлечь безоружных людей в крепость, и диктовать им свои условия, и угрожать — это и есть измена.