Сочинения в 3 томах. Том 2. Диктатор
Шрифт:
Я повернулся к Гамову, Гамов хохотал.
– Маршал Ваксель не похож на маршала Комлина!
– сказал я.
– А мы поступили с ним еще хуже, чем с Комлиным. Вам не стыдно, Гамов?
– Не похож, не похож! Настоящий солдат! И какая физическая сила!
– весело отозвался Гамов.
– Нет, не стыдно, Семипалов. Одобряю все действия десантников.
Он говорил, посмеиваясь, но глаза его помрачнели. Даже с Вакселем, настоящим солдатом, он не захотел вести себя с традиционным воинским благородством. Он ненавидел военных и войну и не отказывался от веры, что только позор - справедливая награда тем, кто воюет. Меньше всего я мог вообразить тогда, что в это свое понимание войны он обратит после и нас, своих помощников. Мы были слишком задурены «денежным ценником» подвигов на поле сражения, чтобы проникнуть в его дальние планы.
– Воздушные дивизии подлетают к Фермору, - прервал Прищепа наш молчаливый спор с Гамовым.
К чести командования Родера, их водолетчики все же полностью не потеряли бдительности, несмотря на категорический приказ
И вскоре мы увидели катастрофические - для врага, конечно, - последствия приказа Вакселя. Ураган только приблизился к Фермору, а все, кому маршал предписывал укрыться, уже схоронились в убежищах. И когда стало известно, что к столице приближаются огромные воздушные силы, а родеры пытаются их остановить и гибнут, не останавливая, и что надо, несмотря на темень и дикий ливень, бежать из обреченной столицы, мало кто подумал о таком разумном шаге. Клуры, мастера воздушных полетов, обладали неплохой водолетной силой. Но хоть водолетов у них было больше, чем у родеров, и они все свои машины быстро подняли в бой, разница была слишком велика, чтобы они могли отбросить нас. И мы трое, Гамов, Прищепа и я, с восторгом увидали, с каким воинским изяществом, с какой штабной дотошностью Пеано спланировал решающую воздушную операцию той бурной ночи. Обе сопровождающие дивизии, больше двухсот пятидесяти водолетов, ярко высвечивая прожекторами, сбивали отчаянно атаковавшие водолеты клуров - всего около сорока машин подняли те в воздух. Только храбрость вражеских пилотов, их яростное стремление защитить свою столицу затянули этот воздушный бой - результат его был заранее предрешен. А машины Каплина, не втягиваясь в схватку, плавно опускались на площади и улицы Фермора. Из них вырывались десантники и захватывали намеченные объекты.
– Гамов, главные враги в наших руках, - сказал я. На экране отряд десантников под командованием Ивана Кордобина - я сразу узнал его в сиянии корабельных прожекторов - ворвался в самую роскошную гостиницу Фермора, пятиэтажный «Светоч», здесь разместились все знатные участники конференции, включая и Аментолу.
– Будем надеяться!
– с волнением отозвался Гамов и встал.
– Семипалов, вы пойдете к себе?
– Куда к себе? Домой? У меня нет дома, Гамов. И в своем кабинете мне сейчас нечего делать. Я останусь здесь.
На экране возникали полураздетые пленные - жалкие, насмерть перепуганные, каждый был знаком по тысячам изображений, - знаменитые правители государств, важные дипломаты, носители древних фамилий и высоких званий. Аментолы среди них я не увидел. Прищепа, переключая экран с одного датчика на другой, все выискивал в толпе пленных мужчину средних лет, седовласого, высокого, изящного, с темными густыми бровями над черными глазами - таким мы всегда видели Аментолу.
– Да брось ты свой поиск, Павел, - с досадой сказал я.
– Никуда этот державный подонок не денется. Если он в Ферморе, то его найдут. И сообщат тебе первому. Завтра мы будем знать точно, в наших ли он руках или скрылся.
– Ты чего-то хочешь, Андрей?
– Хочу. Не любоваться перепуганным президентом, а поглядеть захват лагерей военнопленных.
Захват лагерей военнопленных был главным в нашем плане, а вовсе не рейд на Фермор или пленение вражеского командования. И то, и другое - десант в столице Клура и разгром штаба Вакселя - были очень важны, но мы не могли не считаться с возможными неудачами - Ваксель с генералами мог перед атакой куда-то переместиться, участники конференции в Ферморе могли разъехаться по домам, или совершать массовые экскурсии по гостеприимной стране, или в последний момент бежать из столицы, узнав, что на нее идут водолеты. Подобные неудачи были бы прискорбны, но не катастрофичны. Мы и мечтать не могли, что умный маршал издаст идиотский приказ всем затаиться, пока бушует напущенный на них ураган. Я хочу подчеркнуть здесь: на глупость врага мы ставки не делали, мы исходили из того, что в критической ситуации он примет самые рациональные решения. Но и в этом случае мы должны были победить.
Так вот, повторяю - главным в моем и Пеано плане являлся захват всех лагерей военнопленных в Патине, Ламарии и Родере, освобождение пленных, быстрое снаряжение их в новое боеспособное войско и последующая атака на Вакселя не только с фронта, но и с тыла. Он должен очутиться между молотом и наковальней, между плитами стального пресса. Атака с двух сторон - вот что должно прикончить Вакселя, таков был замысел. Мы собирались повторить в несравненно крупнейшем
Прищепа тоже это понимал, но - натура разведчика - стремился к сенсациям.
– Фермор один, и его можно хорошо разглядеть, а лагерей так много, Андрей.
– Покажи два-три любых. По тому, как дело идет в них, мы составим картину совершающегося в остальных.
Прищепа выбрал большой лагерь в Ламарии. На экране высветился обширный четырехугольник, отгороженный двойным рядом колючей проволоки, с восьмью вышками по периметру, с двумя десятками бараков внутри. На центральной площадке уже стояли два наших водолета, у лагерных ворот, запирая выход, опускался третий. Территорию заливали светом лампы на вышках, к ним добавляли сияния прожекторы водолетов. Уши резал вопль сирен, их жерла были настроены на боевую частоту звука, терзавшего нервы ненамного слабей вибраторов. Десантники в шлемах, прикрывавших уши от режущего визга сирен и глаза от слепящего сияния прожекторов, с импульсаторами и вибраторами, схватывались на лагерных улочках, у входов в бараки с охраной, захваченной врасплох, но еще пытавшейся сопротивляться. На вышках охранники тоже дрались с лезущими наверх десантниками. Но везде - и на земле, и на вышках - один за другим охранники поднимали руки, какой-то лагерный офицер даже опустился на колени с поднятыми руками, а рядом с ним синяя молния импульсатора располосовала офицера, не пожелавшего сдаться. Этот, коленопреклоненный, видимо, ценил жизнь выше воинской доблести. Пленные выбегали из бараков, кричали, махали руками, обнимали освободителей.
– Какие скелеты!
– воскликнул Прищепа.
– Ты ожидал разжиревших щек? Лагерь - не санаторий.
– Но и не камера пыток! Доводить людей до такого состояния - преступление. За это кортезы ответят!
– Предоставь кары Гонсалесу. Показывай другой лагерь.
Прищепа перевел обзор из Ламарии в Патину. Здесь лагеря были не такие крупные, как в далеком тылу. Их создавали наскоро - по мере того, как Ваксель продвигался по нашей территории. И в лагере, что попал под стереолуч, не было и намека на сражение. Здесь опустились два водолета, и охрана сдалась без сопротивления. Тюремщики стояли в четком строю около одного из бараков, похоже, назначенного им в местожительство, потом по команде зашагали внутрь, на нары, освобожденные военнопленными. А на площади - крики, объятия, толкотня. И еще мы с Павлом увидели танцы - освобожденные и освободители кружились и пели на очищенном клочке земли. Я сжимал губы, чтобы не расплакаться и не разразиться ругательствами. Ужасен был этот веселый танец! Ничего страшней я не видел, хотя нагляделся на раненых и умирающих. Люди в лохмотьях, кожа и кости, живые призраки - нашли в себе силы кружиться с десантниками, здоровыми, сильными, торжествующими, что спасли товарищей. То один, то другой валился и его подхватывал партнер-освободитель, а к ним поспешал сосед, и оба выносили потерявшего все силы пленного подальше от танцев. А на арену выбирался новый живой скелет и изливал свое счастье в попытке танца с бережно поддерживающим его крепышом-освободителем.
– Переключимся на третий лагерь?
– спросил Прищепа.
– Хватит! Слишком много горя в радостных картинах на твоих экранах, Павел!
6
Не один день должен был пройти, чтобы мы точно установили размер наших удач и потерь. Но главное мы узнали уже на другой день. Успехи были огромны, потери ничтожны. Даже в самых оптимистических прогнозах мы не планировали такую удачу. Правда, Аментола бежал из Фермора еще до того, как наши водолеты пересекли границу Родера и Клура - не поверил советам своего командующего укрыться и переждать метеонападение. Где сейчас находится беглый президент, наша разведка не дозналась, а сам он не подавал сведений. И многих других важных особ мы недосчитались среди захваченных в плен - кто убрался в свои страны, не дождавшись закрытия конференции, кто успел бежать, кто, известив мир об участии в форуме, не сумел прибыть на его открытие. Сейчас они радовались, что оказались столь нерасторопными. Как бы там ни было, десятки властительных фигур, сотни наблюдателей и журналистов были в наших руках - и Пеано заполнял ими возвращающиеся водолеты. Он не собирался удерживать захваченный Фермор. К столице Клура спешили войска из других городов страны, к ним присоединялись высаженные в портах еще до нашего авианападения полки кортезов, прибывшие из-за океана для пополнения армии Вакселя. Спустя неделю ни одного нашего водолета не было видно в небе Клура, ни один наш солдат не попирал ухоженную землю этой страны, лучшей страны на нашем континенте. И Гамов строго запретил Пеано, оставляя Клур, производить разрушения, даже крепости велел не трогать. Не могу сказать, чтобы Пеано такая категоричность порадовала, я тоже высказал сомнения. Но Гамов предугадывал будущее проницательнее нас.