Сочинения в двенадцати томах. Том 2
Шрифт:
Хозяева возражают, что рабочие-кузнецы, кроме своих 30 су, получают еще даровое помещение и освещение, так что в общем надо считать, что они получают по крайней мере 36 су в день. Что касается сравнения с другими работами, то там рабочие часть года (в некоторых промыслах) не могут работать; им не платят за воскресенья и праздники, когда работы нет; у них делают вычеты за пропуск хотя бы частицы (одной четверти и даже меньше) рабочего дня. А кузнецы, напротив, работают целый день, не знают мертвого сезона, зарабатывают и в воскресенья, и в праздники; воскресений же и праздничных дней в году в общей сложности — 82 дня.
Рабочие жалуются и на долгий рабочий день: они в кузнице с 4 часов утра до 7 часов вечера без отдыха, и у них часто не хватает времени даже поесть; это разрушает их здоровье. Они просят установить 13-часовой рабочий день. Хозяева опровергают это; у рабочих, — пишут они, — есть 2 часа на еду; работают они на две трети меньше того, как могли бы, если бы работали для своей выгоды.
Рабочие требуют установления платы в 40 су в день или по крайней мере в 36 су и надеются, что хозяева не будут против этого спорить, тем более что некоторые уже согласились по своей инициативе давать эту плату, а более выдающимся рабочим даже прибавили, сверх того, по 4 ливра в месяц. Хозяева ухватываются за эти слова и подчеркивают, что если рабочие признают неодинаковость способностей, то они не могут требовать и фиксации платы. Есть рабочие, которым стоит платить 50 су, есть и такие, которые не заслуживают и 30.
Рабочие, предвосхищая аргумент хозяев, говорят, что уничтожение пошлин на ввозимые в Париж припасы не удешевит их жизни: они живут не домами, а питаются в харчевнях и не заметят этого удешевления. Хозяева возражают, что, напротив, удешевление хлеба и вина непременно отзовется на положении рабочих. Кроме того, рабочие не платят никаких налогов и даже квартирного сбора, ибо живут у хозяев (речь идет, конечно, только о кузнечном промысле). Рабочие жалуются, что они получают в конце каждого месяца жалованье ассигнациями и «обращение этой бумаги в деньги» причиняет им убытки, размеры которых с каждым днем все увеличиваются. Уже поэтому без увеличения жалованья они не могут существовать.
Ассигнационный кризис, как сказано, уже начался, но в начале 1791 г. трудно было и приблизительно предвидеть, до каких страшных размеров он дойдет впоследствии. Хозяева отвечают, что они и сами страдают от этого падения ценности ассигнаций, но «если рабочие хвалились своим патриотизмом и своим цивизмом, если они французы, то они должны, как все добрые граждане», терпеть ради общего блага и т. д.
К кому же обращаются со всеми этими жалобами рабочие? К властям, «защитникам народа», к справедливости и гуманности их они взывают и опять повторяют, что пока основы конституции не были заложены, пока администрация не была организована, они терпели страдания, но воздерживались от жалоб. Теперь же их положение ухудшилось до крайности и еще тяжелее стало из-за редкости звонкой монеты [74] .
74
Tant que les bases de la constitution n’ont point 'et'e pos'ees, tant que l’administration n’a point 'et'e organis'ee, les exposans ont pr'ef'er'e les souffrances et les privations `a faire entendre leurs plaintes; mais aujourd’hui que leur detresse est parvenue `a son comble, qu’elle est encore aggrav'ee par la raret'e d'esastreuse du num'eraire ils ne peuvent plus differer…. Dans ces circonstances ce ne peut ^etre en vain qu’ils invoquent la justice et l’humanit'e des magistrats, protecteurs du peuple (там же, стр. 4).
Хозяева в свою очередь жалуются, что рабочие, отказываясь работать и мешая браться за работу другим, «рассеявшись по деревням, чтобы возбуждать там тот же дух восстания», обнаруживают подобным образом действий, что их жалобы на тяжелое свое положение лживы. Это говорится, чтобы обратить внимание властей на опасность со стороны стачечников, и сейчас же с ударением указывается на то, что сам мэр «уже заметил весьма справедливо, что он не может располагать ни руками рабочих, ни кошельком тех, которые их нанимают, и что цены могут быть определены только по добровольному обоюдному соглашению тех и других».
Отказываясь удовлетворить требования рабочих, хозяева еще указывают на одно обстоятельство, о котором не пишут ничего их противники: что рабочие составили определенные условия, клятвенно обещались их выполнения требовать и заставляют хозяев подписывать эту бумагу. Такая «инквизиция» не должна иметь места «в момент общей свободы». Это аналогично с тем, что мы уже видели у плотников, тоже составивших «регламент». А не пишут ничего об этом рабочие потому, что власти, к которым они обращались, считали подобный образ действий преступным, и сами рабочие, боясь каждого неосторожного выражения, особенно опасались таких слов, как «le serment», «l’arr^et'e» и так далее, указывавших на организацию.
Настойчиво отрицая за муниципалитетом право какого бы то ни было вмешательства в пользу рабочих, хозяева с самого начала стачки, как мы видели, не переставали упорно домогаться и требовать усмирения бастующих и энергичной в этом смысле помощи. И чем дольше тянулась стачка, тем раздражительнее становились хозяева. Наконец, они подали прошение председателю бюро «комитета конституции» Национального собрания, в котором
Инициатива исходила от представителей хозяев кузнечных Мастерских, но документ имеет характер общего протеста предпринимателей [75] . Заявляя о «восстании рабочих», о стачке, охватившей 80 тысяч парижских рабочих разных промыслов, они просят защиты от «тирании рабочих». Интересно их заявление о стачечниках: «… собрание огромной массы людей, которые считают, что должны быть по своим интересам и принципам отделены от остальных сограждан». Они хотели этими словами выразить наибольший упрек, но самая мысль совершенно не верна: сознание обособленности своих интересов еще не владело умами рабочих и их «принципы», как мы видели, в общем не отличались от принципов всей массы буржуазии, приверженцев нового режима. Хозяева опять-таки подчеркивают, что рабочие уже ведут пропаганду в провинции, в деревне, и ввиду предстоящей уборки хлебов и вызываемого ею большого скопления «другой части граждан» в деревнях это может породить большие беспорядки. Под «другой частью граждан», занятых уборкой хлебов, понимаются, конечно, сельскохозяйственные рабочие, и призраком стачки среди них петиционеры рассчитывают испугать Собрание. Затем, «как им ни жаль», но они не желают скрыть от Собрания, что муниципалитет «по незнанию своих обязанностей или, скорее, по слабости» является причиной всех этих беспорядков. Муниципалитет покровительствовал собраниям рабочих, терпел эти собрания, а когда «всеобщий крик» заставил его сознать свою вину, то было уже поздно, и рабочие ответили «презрением» на заявления, обращенные к ним. Не только от своего имени, но «от имени всех ремесл и промыслов» петиционеры просят об ограждении свободы.
75
Нац арх. XXVIII. D. IV-51, pi`ece 17, 1488. Dix-Sept. Adresse `a Monsieur le pr'esident du Bureau du Comit'e de constitution de l’Assembl'ee Nationale (см. приложение XXVIII к настоящей книге).
Мы обращаем внимание читателя на то обстоятельство, что этот документ был направлен непосредственно в «комитет конституции»; подобные петиции, если они не направлялись опытной рукой, всегда адресовались просто в Национальное собрание или президенту Национального собрания, а уже когда попадали в Собрание, то на них делалась соответствующая приписка (сверху или на полях), в какой именно комитет их подлежит отправить. Но когда вмешивались лица, знакомые с порядками и делопроизводством, то бумага адресовалась самими петиционерами прямо по принадлежности. Когда, например, лица, хлопотавшие в 1790 г. об уничтожении корпорации «du devoir», обратились с этой бумагой к Дюпон де Немуру, то он ее прямо и отправил в «комитет конституции». А теперь тоже ясно, что хозяевам было указано, куда надлежит эту их бумагу направить; «комитет конституции» спустя несколько дней и внес на обсуждение Собрания законопроект, докладывать который пришлось Ле Шапелье. Почти в то же время в этот же «комитет конституции» решил обратиться все по поводу стачек и сам муниципалитет, «чтобы узнать о принципах, которые должны руководить администрацией» в ее образе действий по этому поводу [76] .
76
Actes de la commune de Paris, t. IV, стр. 346: Le corps municipal a charg'e les m^emes commissaires de se rendre au Comit'e de constitution, de lui exposer les faits et de prendre son avis sur les principes qui doivent diriger la conduite de l’administration.
Слово было за народными представителями.
6
Ле Шапелье, с именем которого в истории связан закон от 14 июня 1791 г., был влиятельным и заметным членом Национального Учредительного собрания [77] . Это был типичный представитель той еще тогда всецело господствовавшей тенденции, согласно которой буржуазия, сохраняя королевскую власть, тем не менее должна была зорко следить за ней, а с другой стороны, и столь же зорко следить за социальными низами. Король бежал из Парижа, двор раскрыл свои карты, владычеству буржуазии грозит опасность со стороны приверженцев старого режима, и Ле Шапелье идет вечером 21 июня в якобинский клуб, он готов на решительную борьбу: произошла манифестация 17 июля, выступила демократическая масса, манифестанты расстреляны национальной гвардией, и Ле Шапелье борется против горсти депутатов демократического оттенка, раздраженных расстрелом и отброшенных в оппозицию.
77
Его иногда называют кратко — Шапелье; но форма Ле Шапелье, принятая Оларом и другими, правильнее уже потому, что так называл себя он сам и так называют его в официальных документах.