Сочинения в двух томах. Том второй
Шрифт:
Гвинни покачала головой.
— Уже шесть месяцев, Тэкс, ты, знаком с нею и не знаешь даже, что она никогда не ест шоколада. — Она продолжала, взяв желтый конверт. — А что у тебя тут за глупость? Быть может, ты хочешь подарить ей свою фотографию? Она, конечно, будет очень рада!
Тэкс взял конверт у нее из рук.
— Это фотография Вашингтона. Лучшее и самое благородное, что произвела Америка! — сказал он торжественно. — Нон плюс!
— А ты, Тэкси, — ответила она с глубокой убежденностью, — знаешь,
Он ничего не ответил и только радовался, что она не разорвала его конверт.
Гвинни и Тэкси спускались по лесенкам…
— Ради чего, собственно, она едет в Европу? — спросил он.
— Этого ты никогда не поймешь, — сказала она с состраданием. — А когда все будет сделано и ты ее снова увидишь, то разинешь рот от удивления, будешь смотреть, как на чудо, и — увы! — все-таки ничего не поймешь!
— Если кто-то другой может понять, — парировал он, — то пойму и я. И, конечно, так же хорошо, как ты. Мне и так казалось, что с нею что-то творится, и это неправильно, что ты мне не говоришь ничего определенного.
— Но я не могу ничего определенного сказать, — крикнула она. — Во-первых, это великая тайна, и еще ни один человек не знает, что должно произойти и как оно произойдет. Одно достоверно: предстоят тяжелые операции.
Он испугался:
— Операции? Значит, она больна?
— Нет, нет, — ответила Гвинни. — Она нисколько не больна. Речь идет скорее о систематическом новообразовании мужского принципа — вот, теперь ты знаешь…
Она была очень рада, что нашла такие красивые слова, и величественно прибавила:
— Мисс Войланд будет пышнейшим цветком, нет, пышнейшей жертвой науки.
— Что? — крикнул он. — Жертвой… чего?
Гвинни разозлилась. Этого она не хотела сказать.
Она думала что-то, но еще не знала, что именно.
— Это отвратительно с твоей стороны, Тэкс, — возмущалась она, — ты не понимаешь настоящего смысла слов. Ты не должен всегда цепляться за буквальное значение слова, а должен больше читать между строк.
— А, что там! — ответил он. — Я лучше спрошу саму мисс Войланд. Она умнее тебя, у нее не надо читать между строк.
Но Гвинни уже знала, чем его взять.
— Тэкс, — сказала она, — я многое доверяю тебе, но ты не можешь быть настолько бестактным. Есть вещи, о которых дам не спрашивают.
Паром остановился. Они вскочили в свой автомобиль и поехали к докам Ллойда. По мостовым взошли на палубу. Там стояла Эндри Войланд. Рядом с ней — Паркер Брискоу с большим букетом роз в руке.
Они говорили о безразличных вещах. О великолепной солнечной погоде, о новом пароходе, о предстоящей прекрасной поездке.
Толстая дама с двумя дочерями громко зажужжала:
— Мистер Брискоу! — воскликнула она радостно. —
Тем временем обе барышни набросились на Гвинни.
Тэкс Дэргем воспользовался случаем и быстро передал Эндри большой конверт.
— Пожалуйста, мисс Войланд, прочтите, как только отойдет пароход. То, что говорится там о пралине, более не имеет силы. Гвинни отняла их у меня и подарила кому-то на пароме. Их было двадцать пять фунтов.
— Ах, — сказала она, — всего-то? Во всяком случае, Тэкс Дэргем, очень вам благодарна!
Он покосился по сторонам — Гвинни еще не могла отделаться от барышень.
— Мисс Войланд, — начал он, — Гвинни только что сделала мне несколько намеков. Тут тайна, сказала она, но предстоят тяжелые операции. Если, быть может, дело идет о слепой кишке, то ради этого вам не надо ехать в Европу. Я знаю врача, который превосходно оперировал мою сестру. Через десять дней она уже могла бегать. Было бы лучше вам остаться здесь ради Гвинни. Ну и ради других…
Она посмотрела на него и улыбнулась:
— И ради других, Тэкс!
Он покраснел, застыдился и с раздражением сказал:
— Да, и ради других!
Подошел Брискоу и сейчас же следом Гвинни. Эндри взяла букет, дала каждому по розе, а третью — Тэксу. Стюард пробежал по палубе, изо всех сил звоня большим колокольчиком.
— Нам надо уходить, — заметил Брискоу.
Эндри сняла свою перчатку и протянула ему руку.
— До свидания!
— До свиданья там! — ответил он.
— Я скоро приеду, — сказала Гвинни.
— Я тоже, — пробурчал Тэкс.
Эндри обняла Гвинни и легко поцеловала дрожавшую девушку в обе щеки.
«Она как игрушка, — подумала Эндри, — раскрашенный фарфор. И такой ломкий!..»
Напряженной, кукольной вышла радостная улыбка у Гвинни. Широко раскрыла она свои голубые глаза, затем закрыла их длинными ресницами и, не говоря ни слова, упала без сознания.
Отец подхватил ее. Эндри открыла свою сумку и вытерла куколке лицо одеколоном. Свежие краски сошли, перепачкали платок. Гвинни стала совсем бледной. Но радостная улыбка осталась на ее губах. Она медленно открыла глаза.
Тэкс Дэргем взял ее на руки и, как ребенка, снес с мостков. Она вынула свой платок и махала им, пока могучий пароход отходил по Гудзону.
Эндри разорвала конверт. В нем оказался другой конверт, адресованный Тэксу Дэргему, с приложением ее собственной фотографической карточки и короткого письмеца. В письме — сначала два-три слова о пралине и пожелание хорошего пути, затем просьба подписать фотографическую карточку и передать лоцману, когда тот у Сэнди-Гука сойдет с парохода. Она пошла в специальную каюту для пишущих письма, подписала фотографию, вложила ее в конверт и передала через стюарда лоцману.