Сочинения в трех книгах. Книга вторая. Роман. Повести. Рассказы
Шрифт:
После поддерживающих выступлений восьмерых депутатов прения прекратили, спросили, кто против, кто воздержался, кто за, и единогласно выбрали.
Причем если бы эта часть заседания была записана на магнитофон, то она прозвучала бы примерно так:
«Ктопротиввоздержалсянет. Кто за – единогласно».
В этот же день Лизов подписал целую папку документов. В этой папке были и характеристики, и анкеты, и выписки из… Чего только в папке не было, была даже справка об участии в обороне Белого дома, а завершала всё рекомендация-ходатайство на назначение Коротова заместителем председателя Комитета по внешнеэкономическим связям при Совете Министров
На председателя сторговаться с московскими революционерами Коротову не удалось. Но и эта должность была предметом вожделения, зависти и, следовательно, лютой ненависти многих и многих. В ее выторговывании принимал участие одно-оборонщик Лизов, и его участие оказалось для Коротова весьма полезным.
А великий советский народ, особенно та часть, которая называлась интеллигенцией, завороженно следил по телевизору за новым политическим действом. Разинув рты, поддерживая и одобряя, слушал народ речи вождей, демонстративно прикрытых бронежилетами, хотя никто в них стрелять не собирался. Глядели провинциальные граждане на пляшущих возле танков парней и танкистов, которые толком не знали, зачем им сюда приказали прибыть, и пили водку, пиво, откупоривая бутылки о крышки железных ящиков для ЗИПа.
Восхищались отчаянным усатым полковником-вертолетчиком с автоматом наперевес, прилетевшим с несколькими помощниками в Крым на правительственном пассажирском самолете, чтобы освобождать неизвестно от кого первого президента СССР. Сочувствовали люди семье этого президента, правда, и сами не знали, в чем именно сочувствовали.
Глядел народ, глядел, да и не заметил, как перестал быть и великим, и советским. Не заметил, что проиграл в этой мыльной и дешевой политической опере именно он да возглавлявший и вдохновлявший его на перестройку и гласность Президент СССР – первый и последний.
А выиграл пострадавший, как некогда Чичиков, за правду бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. Выиграл усатый, пахнущий дорогим коньячком и одеколоном, полковник, ставший после шоу с освобождением президента генералом. Выиграли все, кто был около них, играл в эту игру, кто поставил на эту лошадку. Тот не ошибся.
Еще какое-то время растерянного президента и его семью показывали по телевизору. Он по инерции повторял слова про то, что надо «углубить», с ударением на второе у, процесс перестройки, построить «социализм с человеческим лицом», но народ уже переставал «в едином порыве одобрять решения родной партии и правительства», превращался в электорат, и вообще, мода на лысых президентов уже закончилась. Как и говорили пророки из юмористов-сатириков, после лысого президента пришел волосатый. В моду входило выражение «панимаш», в смысле «понимаешь» с долгой паузой, чтобы все поняли, и «вот такая загогулина». Позднее «ваучер», «приватизация», прозванная еще позднее «прихватизацией». Новые ребята расхватывали, вырывали друг у друга куски, продавали и перепродавали всё, что было построено, слеплено на поте и крови этого самого вечно безмолвствующего свободолюбивого на словах, а на деле тысячелетнего раба – народа.
А в остальном все шло своим чередом. Показывали латиноамериканские сериалы. Женщины после работы рыдали над несчастной судьбой миллионерш и варили щи. Мужчины забивали козла и в длинных очередях за пивом и едой обсуждали политические события.
Бедный и любимый мой народ! Что Moiy дать тебе я? Ты меня родил, выучил, выкормил. Вправил мне мозги, научил быть добрым и честным, а если некуда деться, то и приврать, и сплутовать, в общем, научил
Прости меня, читатель. И сам не знаю, как вырвались эти слова. Вырвались и всё. После хотел вычеркнуть, да не посмел. Потому что навряд ли еще когда напишу. Постесняюсь. А уж если вылетело слово, то его, как воробья из пословицы – уже не воротишь…
Татьяне было спокойно. Вчера начался отпуск.
Она хотела получить его осенью. Чтобы отдохнуть от суеты завода. Именно осенью, когда заканчивается летняя истерия с бетоном.
Еще из детства, когда ей было лет шесть или семь, а отец с матерью жили вместе, Татьяна помнила, что в начале осени по воскресеньям они надевали парадные одежды и после обеда шли гулять в заводской парк.
Парк был огромный, с духовым оркестром, аттракционами, продавщицами, торговавшими с лотков на развес разноцветными шариками мороженого. Таня всегда шла посредине, родители держали ее за руки, она подпрыгивала, повисала на руках, поджимала ноги, отец и мать раскачивали ее, как на качелях, и все вместе смеялись. Все это сложилось в детской голове, как счастье, да так и осталось навсегда. Поэтому и начало осени Татьяна воспринимала, как надежду на встречу со счастьем. Нет, не конкретным, как говорят, поздравляя с днем рождения на работе, «счастьем в личной жизни», а вообще, просто счастьем.
Выспавшись до полудня после года работы с подъемами в половине шестого, с уходом на работу в семь часов, не спеша позавтракав, Татьяна отправилась в тот самый парк.
Она не была здесь лет десять. Парк оказался не таким уж большим. Оркестра давно не было. Мороженщиц тоже. Возле старого, с обшарпанными и давно не крашенными колоннами заводского дворца культуры стояло маленькое, уцелевшее с семидесятых годов стеклянное кафе, из которого время от времени выходили полупьяные мужики.
Заходить в него Татьяне не захотелось, она прошла дальше, вышла на центральную аллею с редкими скамейками, увидела на одной забытую кем-то толстую тетрадь, присела, наугад открыла страницу и прочитала: «Законы Мерфи».
Еще со времен института, когда Татьяна впервые услышала загадочное тогда для нее название «Физтех», в который ездили поступать лучшие медалисты из их школы и проваливались, а потом легко поступали на престижные факультеты других вузов, она составила представление о физиках, как о людях из иного, более высокого, почти нереального мира. Все, что как-то касалось того мира, было ей интересно, притягивало, вызывало уважение и немного страшило.
Тогда же кто-то из ребят их класса, приехав на каникулы, дал почитать книжку «Физики шутят». Книжка понравилась. Потом она много раз хотела ее перечитать, но книжка затерялась.
Увидев знакомое по той книжке название, Татьяна продолжила читать:
«Закон Мерфи
Если какая-нибудь неприятность может случиться, она случается.
Следствия
Из всех неприятностей произойдет именно та, ущерб от которой больше.
Предоставленные самим себе события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему.
Первый закон Чизхолма
Все, что может испортиться – портится.