Сочинения в трех томах. Том 1

Леблан Морис

Он раскрыл страницу с заглавными буквами. А внизу шел ряд цифр. Девять букв и три цифры были тщательно вырезаны.

Шолмс записал их в блокнот в том порядке, как они шли в букваре. Вот что у него получилось:

АВЕЙКОТЧЭ 237

— Вот черт! — пробормотал он. — Сразу и не разберешь.

Можно ли было, использовав все эти буквы, переставив их, составить одно, два или три полных слова?

Шолмс попытался сделать это, но тщетно.

Тогда он подумал, что

единственное верное решение — то, что без конца писал он в блокноте карандашом, и в конечном итоге оно показалось ему бесспорным, потому что отвечало логике событий и к тому же прекрасно согласовывалось с известными обстоятельствами.

Поскольку на странице букваря каждая из букв алфавита воспроизводилась лишь один раз, логично было заключить, что буквы с этой страницы составляли неполные слова, которые затем дополнили, вырезав буквы с других страниц. Взяв такое рассуждение за основу, можно было воспроизвести слово следующим образом:

ОТВЕЧАЙ — ЭК 237

Первое слово казалось вполне ясным: «ОТВЕЧАЙТЕ», не хватало «Т» и «Е», так как эти буквы были уже задействованы в слове.

Что касается второго незаконченного слова, оно, вместе с числом 237, бесспорно, составляло адрес, сообщаемый получателю отправителем письма. Сначала предполагалось назначить дело на субботу, а потом просили дать ответ по адресу ЭК 237.

Или ЭК 237 означали индекс почтового отделения, куда нужно было послать письмо до востребования, или буквы ЭК являлись частью какого-то слова. Шолмс снова перелистал букварь — на других страницах вырезок не оказалось. Значит, приходилось, пока не удастся узнать что-либо еще, придерживаться вышеописанных выводов.

— Забавно, правда?

Анриетта вернулась. Он ответил:

— Еще бы! Только… нет ли у тебя еще и других бумаг? Или вырезанных слов, которые можно было бы наклеить?

— Бумаг? Нет. И потом, мадемуазель будет недовольна.

— Мадемуазель?

— Да, она уже меня отругала.

— Почему?

— Потому, что я вам кое-что рассказала… а она говорит, нельзя никогда рассказывать такие вещи о людях, которых любишь.

— Ты совершенно права.

Анриетта пришла в восторг от его одобрения и вытащила из маленького полотняного мешочка, приколотого к платью, какие-то лоскуты, три пуговицы, два кусочка сахару и, наконец, квадратик бумаги, который и протянула Шолмсу.

— На, вот все-таки даю.

Это был номер фиакра: 8279.

— Откуда у тебя этот номер?

— Выпал у нее из кошелька.

— Когда?

— В воскресенье, после службы, когда она собиралась подать милостыню.

— Отлично! А теперь я скажу, как сделать, чтобы тебя больше не бранили. Не говори мадемуазель, что виделась со мной.

Шолмс отправился к господину д'Имблевалю и принялся дотошно расспрашивать его о мадемуазель.

Тот даже вскинулся от возмущения.

— Алиса Демен? Вы что, думаете… Этого не может быть!

— Сколько времени

она у вас на службе?

— Только год, но я не знаю человека спокойнее. Никому не стал бы доверять так, как ей.

— Как получилось, что я до сих пор ее не видел?

— Ее не было два дня.

— А теперь?

— Она, как только приехала, пожелала быть сиделкой у вашего больного. У нее есть для этого все качества: мягкая, предупредительная. Господин Вильсон от нее в восторге.

— Ага! — протянул Шолмс, и не думавший до сих пор справляться о здоровье товарища.

И, поразмыслив, спросил:

— В воскресенье утром она куда-нибудь ходила?

— Да.

— Ведь это было на следующий день после кражи.

Барон позвал жену и задал ей тот же вопрос. Та ответила:

— Мадемуазель, как обычно, ходила с детьми к одиннадцатичасовой службе.

— А раньше?

— Раньше? Нет… Или, может быть… Ах, я так была взволнована из-за этой кражи… Теперь припоминаю, что накануне она просила разрешения отлучиться утром в воскресенье, чтобы увидеться с кузиной. Та, кажется, проездом была в Париже. Но, я думаю, вы не станете ее подозревать?

— Конечно, нет… Однако хотел бы с ней увидеться.

Он поднялся в комнату Вильсона. Над постелью больного, подавая ему напиться, склонилась женщина, одетая, как все сиделки, в длинное серое полотняное платье. Когда она выпрямилась, Шолмс узнал девушку, заговорившую с ним на Северном вокзале.

Объяснения не последовало. Алиса Демен, нисколько не смутившись, кротко улыбнулась, глядя на него своими очаровательными, серьезными глазами. Англичанин хотел было заговорить, но произнес нечто нечленораздельное и умолк. Тогда она снова стала заниматься своими делами, спокойно расхаживая под удивленным взглядом Шолмса, переставляла на тумбочке флаконы, размотала и смотала бинты и снова поглядела на него со своей светлой улыбкой.

Англичанин повернулся на каблуках, вышел и, заметив во дворе автомобиль господина д'Имблеваля, сел в него и приказал отвезти себя в Леваллуа, к стоянке фиакров, адрес которой стоял на бланке, подобранном Анриеттой. Кучер Дюпре, работавший в воскресенье утром на фиакре № 8279, еще не вернулся, и, отослав автомобиль, он остался ждать до конца смены.

Кучер поведал, что и в самом деле «взял» какую-то даму неподалеку от парка Монсо, молодую девушку в черном, в густой вуали. Она казалась очень взволнованной.

— А был у нее в руках какой-нибудь пакет?

— Да, длинный такой сверток.

— Куда вы ее повезли?

— На авеню Терн, что на углу площади Сен-Фердинан. Там она отошла минут на десять, а потом снова поехали к парку Монсо.

— Вы смогли бы узнать дом на авеню Терн?

— А как же! Отвезти вас туда?

— Чуть погодя. Сначала отвезите меня на Кэдэз-Орфевр, к дому 36.

В полицейской префектуре ему повезло: он сразу встретился с главным инспектором Ганимаром.

— Господин Ганимар, вы сейчас свободны?