Сочинения в трех томах. Том 1

Леблан Морис

— У вас очень довольный вид, — спустя некоторое время заметил Вильсон.

— В этом письме содержится довольно интересное предложение. Вы так просили какого-нибудь дела, так вот оно. Читайте.

Вильсон стал читать:

«Месье, зная о Вашем опыте, прошу Вас о помощи. Я оказался жертвой весьма крупной кражи, и все предпринятые до сих пор поиски не привели пока к ожидаемому результату.

Посылаю Вам с этой почтой газеты, из которых вы узнаете все об этом деле, и если соблаговолите взять расследование

на себя, предоставляю в Ваше распоряжение свой особняк. Прилагаю подписанный мною чек, в который по своему усмотрению прошу Вас вписать сумму, необходимую Вам на дорожные расходы.

Не откажите в любезности телеграфировать свой ответ и примите, месье, уверения в моем глубоком к Вам уважении.

Барон Виктор д'Имблеваль.

Улица Мюрильо, 18».

— Ха-ха! — захихикал Шолмс. — Все складывается как нельзя лучше… маленькое путешествие в Париж, а почему бы и нет? Со времени того самого поединка с Арсеном Люпеном у меня так и не было случая съездить туда. Вовсе не откажусь поглядеть на столицу мира в несколько более спокойной обстановке.

Он разорвал чек на четыре части, и, пока Вильсон, чья рука не приобрела еще былой гибкости, довольно резко высказывался по поводу Парижа, надорвал второй конверт.

В тот же миг он, не сдержавшись, раздраженно хмыкнул, лоб его прорезала морщина, не исчезавшая все время, пока Шолмс читал письмо, а потом, смяв, скатал в шарик и зашвырнул в угол.

— Что? Что такое? — в ужасе вскричал Вильсон.

Он подобрал шарик, развернул его и со все нарастающим удивлением начал читать:

«Мой дорогой мэтр,

Вам известно, с каким восхищением я к Вам отношусь и насколько дорожу Вашей репутацией. Прошу Вас поверить мне и не заниматься делом, об участии в котором будут Вас просить. Ваше вмешательство причинит большие неприятности, все усилия приведут лишь к жалкому результату, и придется Вам публично заявить о своей несостоятельности.

Искренне желая избавить Вас от подобного унижения, заклинаю, — во имя связывающей нас дружбы, спокойно оставаться возле Вашего камина.

Мои наилучшие пожелания господину Вильсону, а вы, дорогой мэтр, примите уверения в уважении от преданного Вам

Арсена Люпена».

— Арсен Люпен, — в смятении повторил Вильсон.

Шолмс принялся колотить по столу кулаком.

— Он уже начинает мне надоедать, этот звереныш! Потешается надо мной, как над каким-нибудь мальчишкой! Публично заявить о своей несостоятельности! Не я ли заставил его отдать голубой бриллиант?

— Он просто боится, — предположил Вильсон.

— Вы говорите глупости! Арсен Люпен никогда ничего не боится, и доказательство тому — эта провокация.

— Как же он узнал о письме к нам от барона д'Имблеваля?

— Откуда мне знать? Вы задаете дурацкие вопросы, мой дорогой!

— Я думал… предполагал…

— Что? Что я колдун?

— Нет,

но я видел своими глазами, как вы творили такие чудеса…

— Никто не может творить чудеса… ни я, ни кто-либо другой. Я размышляю, делаю выводы, заключаю, но никак не могу догадываться. Только дураки догадываются.

Вильсон согласился со скромной ролью побитой собаки и постарался, чтобы не быть дураком, не догадаться, почему Шолмс вдруг раздраженно забегал по комнате. Но когда тот, позвонив, приказал слуге принести его чемодан, Вильсон посчитал себя вправе поразмышлять, сделать выводы и заключить, что хозяин собирался отправиться в путешествие.

Вследствие той же самой работы мысли он и позволил себе утверждать, не опасаясь впасть в ошибку:

— Херлок, вы едете в Париж.

— Возможно.

— Вы едете туда, скорее, чтобы принять вызов Люпена, нежели оказать любезность барону д'Имблевалю.

— Возможно.

— Херлок, я еду с вами.

— Ах, старый друг, — воскликнул Шолмс, прекратив свои хождения, — а вы не боитесь, что левая рука разделит участь правой?

— Что может со мной случиться? Ведь вы будете рядом.

— В добрый час, мой храбрец! Покажем этому господину, что он очень ошибается, полагая, что можно безнаказанно с такой наглостью бросить мне перчатку. Живее, Вильсон, встречаемся у первого же поезда.

— А вы не будете дожидаться газет, которые посылает вам барон?

— Зачем?

— Тогда, может быть, послать ему телеграмму?

— Не нужно. Арсен Люпен узнает о моем приезде. А я этого не хочу. На этот раз, Вильсон, мы будем осмотрительнее.

После полудня друзья сели в Дувре на пароход. Поездка оказалась весьма приятной. В экспрессе Кале — Париж Шолмс позволил себе часа три крепко поспать, а Вильсон тем временем, на страже у дверей купе, задумался, рассеянно глядя перед собой.

Шолмс проснулся в хорошем настроении. В восторге от перспективы нового поединка с Арсеном Люпеном, он довольно потирал руки, будто готовился отведать все новых и новых радостей.

— Наконец-то, — воскликнул Вильсон, — представляется случай поразмяться!

И тоже стал потирать руки с точно таким же довольным видом.

На вокзале Шолмс взял пледы и в сопровождении Вильсона, тащившего чемоданы (каждому — своя ноша), предъявил билеты и радостно сошел с поезда.

— Чудесная погода, Вильсон! Какое солнце! Париж празднует наш приезд.

— Ну и толпа!

— Тем лучше, Вильсон! Так нас не смогут заметить. Никто не узнает меня среди такого множества людей.

— Если не ошибаюсь, господин Шолмс?

Возле них стояла женщина, даже, скорее, девушка, чей простой костюм подчеркивал изящную фигуру. Лицо ее выражало тревогу и страдание.

— Ведь вы господин Шолмс? — повторила она свой вопрос.

И поскольку он не отвечал, скорее растерявшись, нежели в силу обычной осторожности, она спросила в третий раз:

— Я имею честь говорить с господином Шолмсом?