Сочинения в трех томах. Том 2

Леблан Морис

— У меня нет предубеждения против мадемуазель, — категорическим тоном заявил префект, — но я обязан спросить ее о том, что ее сюда привело. И обязанность выполню.

Он предложил Флоранс сесть и сам подсел к столу. Было ясно, что появление девушки произвело на него впечатление, как иллюстрация к аргументам дона Луиса. Несомненно, появление нового лица, имеющего права на наследство, — это появление преступника, который сам уличил себя. Дон Луис угадал мысли префекта и с той минуты не спускал с него глаз.

Это было загадкой.

Красивые черные глаза как всегда были спокойны. Она переменила костюм сиделки на простое платье, подчеркивающее изящную линию талии. Она была, по обыкновению, строга.

— Объясните, мадемуазель, — сказал ей префект.

— Я к вам по поручению, которое выполняют, не вполне уясняя его смысл.

— Что это значит?

— Лицо, которому я вполне доверяю и которое глубоко уважаю, поручило мне передать вам некоторые документы, имеющие, по-видимому, отношение к вашему сегодняшнему собранию.

— К вопросу о наследстве Космо Морнингтона?

— Да, господин префект.

— И вам известно, почему вам вручили эти документы? Какое они имеют к вам отношение?

— Они никакого отношения ко мне не имеют.

Демальон улыбнулся и отчеканил, не спуская глаз с Флоранс.

— Судя по письму, к ним приобщенному, они имеют к вам прямое отношение: они устанавливают ваше родство с семейством Гуссель, а, следовательно и ваши права на наследство.

— Мои права?

Крик удивления и протеста. Затем она заговорила:

— Мои права… на это наследство. Да я никогда и не встречала господина Морнингтона. Тут недоразумение.

Она говорила оживленно и с глубокой искренностью, которая на всякого другого произвела бы впечатление. Но префект не мог забыть аргументов дона Луиса.

— Позвольте документы.

Она вынула из мешочка незапечатанный голубой конверт, из которого префект достал несколько пожелтевший, вытертый по сгибам листок бумаги. При полном молчании, посмотрев документы самым внимательным образом, он заявил:

— Документы, очевидно, подлинные, печати казенные.

— Итак, господин префект? — спросила Флоранс дрожащим голосом.

— Итак, трудно допустить, мадемуазель, чтобы вы не были осведомлены.

Он повернулся к нотариусу:

— Я изложу вкратце содержание документов. Как вам известно, у Гастона Саверана, наследника Космо Морнингтона по четвертой линии, был старший брат Рауль, живший в Аргентине. Последний перед своей смертью отправил в Европу со старушкой няней девочку пяти лет, свою дочь, но удочеренную француженкой-гувернанткой, мадемуазель Девассер. Вот акт рождения. Вот документ об удочерении. Показания трех друзей, видных коммерсантов Буэнос-Айреса и, наконец, свидетельство о смерти отца и матери. Все документы вполне законны и снабжены печатью французского консула. Нет оснований сомневаться в их подлинности, и я не могу не рассматривать Флоранс Девассер как дочь Рауля и племянницу Гастона Саверана.

— Племянница Гастона Саверана…

его племянница… — прошептала девушка, и слезы полились у нее из глаз при мысли о человеке, к которому она была нежно привязана, даже не подозревая, что их связывает тесное родство.

Искренние ли это были слезы? И действительно ли содержание документов стало ей известно лишь сейчас?

Эти вопросы задавал себе дон Луис Перенна, не спуская в то же время глаз с лица Демальона. И вдруг он прочел на нем, что арест Флоранс дело решенное.

Он подошел к девушке.

— Флоранс, — тихо сказал он.

Она подняла на него полные слез глаза и не протестовала.

Он медленно проговорил:

— Флоранс, вы должны защитить себя. Сами того не ведая, вы очутились в таком положении, когда надо защищаться. Вы должны хорошенько отдавать себе отчет в том, куда завели вас обстоятельства. Флоранс, логика событий привела господина префекта к убеждению, что человек, который придет сюда и предъявит неоспоримые права на наследство Морнингтона — будет человеком, который убил всех остальных наследников. Вошли вы. И вы, безусловно, наследница Космо Морнингтона.

Флоранс задрожала всем телом, и смертельная бледность покрыла ее лицо, но ни одного слова не вырвалось у нее.

Он продолжал:

— Вы не протестуете против обвинения?

Она долгое время молчала, потом проговорила устало:

— Что мне сказать? Я ничего не понимаю, все так темно…

Дон Луис в свою очередь содрогнулся.

— И только? Вы соглашаетесь? — шепнул он.

— Вы хотите сказать, что, не защищаясь, я тем самым признаю себя виновной? — вполголоса спросила она.

— Да.

— А это поведет?..

— К аресту…

— Тюрьма!

Страдание исказило ее лицо. Тюрьма для нее — это муки, выстраданные Мари-Анной, Савераном. Это отчаяние, позор, смерть, все то, чего не избежали Мари-Анна и Саверан, и что выпадет и ей на долю.

Совсем подавленная, она простонала:

— О, я так устала! Для меня ясно, что спасения нет! Мрак окружает меня! О, если бы я поняла, увидела…

Наступило долгое молчание. Нагнувшись к ней, Демальон внимательно изучал ее, но так, как она продолжала молчать, он положил руку на кнопку звонка и нажал три раза.

Дон Луис не шевелился, устремив на Флоранс полный отчаяния и любви взгляд. В нем шла борьба между любовью и ненавистью, побуждением верить девушке и рассудком, склонным отнестись скептически. Невинна? Виновна? Он не мог сказать.

Все против нее. А между тем он не может не любить ее.

Вошел Вебер со своими людьми.

Демальон сказал ему несколько слов, указывая на Флоранс.

Вебер направился к ней.

— Флоранс, — окликнул ее дон Луис.

Она взглянула на него, посмотрела на Вебера и его спутников и, вдруг поняв, что должно сейчас произойти, пошатнулась и, почти теряя сознание, упала на руки дона Луиса.