Сочинения
Шрифт:
– Сударь, – начал маленький человечек своим невыносимо слащавым голоском, – мы столь поспешно состряпали наше соглашение, что вы позабыли поставить на нем свою подпись.
Бирото взял контракт, чтобы исправить упущение. Вошел архитектор; он поздоровался с парфюмером и стал вертеться вокруг него с дипломатическим видом.
– Сударь, – шепнул он наконец Цезарю на ухо, – вы знаете, как трудно приходится всякому начинающему; вы мной довольны, и я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы со мною рассчитались.
Бирото,
– Как мне повезло, что вы обязались внести квартирную плату за вашего соседа, – со скрытой насмешкой проговорил Молине. – Привратник предупредил меня нынче утром, что Кейрон сбежал и мировой судья наложил печати на имущество этого молодчика.
«Не попасться бы мне на пять тысяч франков!» – подумал Бирото.
– А ведь все считали, что дела у него идут превосходно, – сказал Лурдуа, который вошел в это время, чтобы вручить парфюмеру счет.
– Коммерсант застрахован от превратностей судьбы, только удалившись от дел, – изрек маленький Молине, тщательно складывая контракт.
Архитектор оглядел старикашку с тем удовольствием, какое испытывает любой художник при виде карикатуры, подтверждающей его мнение о буржуа.
– Когда над головой зонт, обычно думают, что дождя бояться нечего, – сказал Грендо.
Молине посмотрел с подчеркнутым интересом не в лицо архитектору, а на его усы и эспаньолку и преисполнился к Грендо таким же презрением, какое тот испытывал к нему; старикашка задержался в лавке с тем, чтобы, уходя, запустить в архитектора когти. Живя среди своих кошек, Молине многое у них позаимствовал: нечто кошачье было и в его повадках, и в выражении глаз.
Вошли Рагон и Пильеро.
– Мы говорили о нашем деле с судьей, – сказал Рагон на ухо Цезарю, – он утверждает, что при спекуляциях такого рода требуется расписка продавцов и ввод во владение, чтобы всем нам стать законными совладельцами…
– А, вы участвуете в деле с покупкой земли в районе церкви Мадлен? – заинтересовался Лурдуа. – Об этом много толков, – говорят, там будут строиться дома!
Подрядчик-маляр, явившийся, чтобы получить по счету, решил, что ему, пожалуй, выгодней не торопить парфюмера.
– Я вам представил счет, потому что год кончается, – шепнул он Цезарю на ухо. – Но мне не к спеху.
– Да что с тобой, Цезарь? – спросил Пильеро, заметив удивление племянника, который так был огорошен счетом, что не отвечал ни Рагону, ни Лурдуа.
– Ах, пустяки! Я согласился взять у соседа, торговца зонтами, на пять тысяч франков векселей, а он прогорел. Если он подсунул мне негодные векселя, я попался, как олух.
– Ведь я давно вам говорил, – воскликнул Рагон, – утопающий для своего спасения способен схватить за ногу родного отца и топит его вместе с собой. Уж я-то насмотрелся на банкротства! Когда человек
– Это верно, – заметил Пильеро.
– Если я попаду когда-нибудь в палату депутатов или приобрету какое-либо влияние в правительственных кругах… – начал Бирото, приподнимаясь на носки и опускаясь на пятки.
– Что же вы сделаете? – спросил Лурдуа. – Ведь у вас – ума палата.
Молине, которого интересовало любое обсуждение вопросов права и законности, задержался в лавке; а так как, заметив внимание других, и сам становишься внимательней, – Пильеро и Рагон, знавшие взгляды Цезаря, слушали его так же сосредоточенно, как и трое посторонних.
– Я предложил бы учредить трибунал несменяемых судей с участием прокурора, как в уголовном суде, – сказал парфюмер, – По окончании следствия, во время которого обязанности нынешних агентов, синдиков и присяжного попечителя выполняет непосредственно сам судья, купец может быть признан несостоятельным должником с правом реабилитацииили банкротом. Несостоятельный должник с правом реабилитации обязан уплатить все полностью; он становится хранителем как своего имущества, так и имущества жены; а все права его, включая право наследования, принадлежат с этого момента кредиторам; он продолжает вести свои дела в их пользу и под их наблюдением, подписываясь при этом «несостоятельный должник такой-то»– вплоть до полного погашения долга. Банкрот же присуждается, как встарь, к двухчасовому стоянию у позорного столба в зале Биржи с зеленым колпаком на голове. Все его имущество, равно как и имущество его жены, и все его права переходят к кредиторам, а его самого изгоняют из пределов королевства.
– Торговля стала бы надежней, – заметил Лурдуа, – каждому пришлось бы хорошенько подумать, прежде чем заключить какую-либо сделку.
– Существующий закон не соблюдается, – с раздражением сказал Цезарь. – Из ста купцов более пятидесяти так расширяют торговые обороты, что на семьдесят пять процентов не могут покрыть свои обязательства или же продают товары на двадцать пять процентов ниже настоящей цены и этим подрывают торговлю.
– Господин Бирото прав, – поддержал Цезаря Молине. – Действующий закон слишком мягок. Банкрот должен выбрать одно из двух: либо полный отказ от своего имущества, либо бесчестие.
– Черт побери! – воскликнул Цезарь. – Если так будет продолжаться – купец скоро станет заправским вором. Пользуясь своей подписью, он может запускать руку в любую кассу.
– Вы не слишком-то снисходительны, господин Бирото, – заметил Лурдуа.
– Он прав, – сказал старик Рагон.
– Все несостоятельные должники подозрительны, – изрек Цезарь, раздраженный денежной потерей, ошеломившей его, как первый клич охотника ошеломляет преследуемого оленя.