Сочинения

Брюсов Валерий Яковлевич

Орфей

Выше! выше! все ступени, К звукам, к свету, к солнцу вновь! Там со взоров стают тени, Там, где ждет моя любовь!

Эвридика

Я не смею, я не смею, Мой супруг, мой друг, мой брат! Я лишь легкой тенью вею, Ты лишь тень ведешь назад.

Орфей

Верь мне! верь мне! у порога Встретишь ты, как я, весну! Я, заклявший лирой – бога, Песней жизнь в тебя вдохну!

Эвридика

Ах, что значат все напевы Знавшим тайну тишины! Что весна, – кто видел севы Асфоделевой страны!

Орфей

Вспомни, вспомни! луг зеленый, Радость песен, радость пляск! Вспомни, в ночи – потаенный Сладко-жгучий ужас ласк!

Эвридика

Сердце –

мертво, грудь – недвижна. Что вручу объятью я? Помню сны, – но непостижна, Друг мой бедный, речь твоя.

Орфей

Ты не помнишь! ты забыла! Ах, я помню каждый миг! Нет, не сможет и могила Затемнить во мне твой лик!

Эвридика

Помню счастье, друг мой бедный, И любовь, как тихий сон… Но во тьме, во тьме бесследной Бледный лик твой затемнен…

Орфей

– Так смотри! – И смотрит дико, Вспять, во мрак пустой, Орфей. – Эвридика! Эвридика! — Стонут отзвуки теней.

1903, 10–11 июня 1904

Медея

На позлащенной колеснице Она свергает столу с плеч И над детьми, безумной жрицей, Возносит изощренный меч. Узду грызущие драконы, Взметая крылья, рвутся ввысь; Сверкнул над ними бич червленый, — С земли рванулись, понеслись. Она летит, бросая в долы Куски окровавленных тел, И мчится с нею гимн веселый, Как туча зазвеневших стрел. «Вот он, вот он, ветер воли! Здравствуй! в уши мне свисти! Вижу бездну: море, поле — С окрыленного пути. Мне лишь снилось, что с людьми я, Сон любви и счастья сон! Дух мой, пятая стихия, Снова сестрам возвращен. Я ль, угодная Гекате, Ей союзная, могла Возлюбить тщету объятий, Сопрягающих тела? Мне ли, мощью чародейства, Ночью зыблившей гроба, Засыпать в тиши семейства, Как простой жене раба? Выше, звери! хмелем мести Я дала себе вздохнуть. Мой подарок – на невесте, Жжет ей девственную грудь. Я, дробя тела на части И бросая наземь их, Весь позор последней страсти Отрясаю с плеч моих. Выше, звери! взвейтесь выше! Не склоню я вниз лица, Но за морем вижу крыши, Верх Ээтова дворца». Вожжи брошены драконам, Круче в воздухе стезя. Поспешают за Язоном, Обезумевшим, друзья. Каждый шаг – пред ним гробница, Он лобзает красный прах… Но, как огненная птица, Золотая колесница В дымно-рдяных облаках.

Октябрь 1903, 1904

Бальдеру Локи

Светлый Бальдер! мне навстречу Ты, как солнце, взносишь лик. Чем лучам твоим отвечу? Опаленный, я поник. Я взбегу к снегам, на кручи: Ты смеешься с высоты! Я взнесусь багряной тучей; Как звезда сияешь ты! Припаду на тайном ложе К алой ласковости губ: Ты метнешь стрелу, – и что же! Я, дрожа, сжимаю труп. Но мне явлен Нертой мудрой Призрак будущих времен. На тебя, о златокудрый, Лук волшебный наведен. В час веселья, в ясном поле, Я слепцу вручу стрелу, — Вскрикнешь ты от жгучей боли, Вдруг повергнутый во мглу! И когда за темной Гелой Ты сойдешь к зловещим снам, — Я предам, со смехом, тело Всем распятьям! всем цепям! Пусть в пещере яд змеиный Жжет лицо мне, – я в бреду Буду петь с моей Сигиной: Бальдер! Бальдер! ты в аду! Не вотще вещали норны Мне таинственный обет. В пытках вспомнит дух упорный: Нет! не вечен в мире свет! День настанет: огнебоги Сломят мощь небесных сил, Рухнут Одина чертоги, Рухнет древний Игдразил. Выше радуги священной Встанет зарево огня, — Но последний царь вселенной, Сумрак! сумрак! – за меня.

Ноябрь 1904

Тезей Ариадне

«Ты спишь, от долгих ласк усталая, Предавшись дрожи корабля, А все растет полоска малая, — Тебе сужденная земля! Когда сошел я в сень холодную, Во тьму излучистых дорог, Твоею нитью путеводною Я кознь Дедала превозмог. В борьбе меня твой лик божественный Властней манил, чем дальний лавр… Разил я силой сверхъестественной, — И пал упрямый Минотавр! И сердце в первый раз изведало, Что есть блаженство на земле, Когда свое биенье предало Тебе –

на темном корабле! Но всем судило Неизбежное, Как высший долг, – быть палачом. Друзья! сложите тело нежное На этом мху береговом. Довольно страсть путями правила, Я в дар богам несу ее. Нам, как маяк, давно поставила Афина строгая – копье!» ______ И над водною могилой В отчий край, где ждет Эгей, Веют черные ветрила — Крылья вестника скорбей. А над спящей Ариадной, Словно сонная мечта, Бог в короне виноградной Клонит страстные уста.

1–2 июля 1904

Ахиллес у алтаря

Знаю я, во вражьем стане Изогнулся меткий лук, Слышу в утреннем тумане Тетивы певучий звук. Встал над жертвой облак дыма, Песня хора весела, Но разит неотвратимо Аполлонова стрела. Я спешу склонить колена, Но не с трепетной мольбой. Обручен я, Поликсена, На единый миг с тобой! Всем равно в глухом Эребе Годы долгие скорбеть. Но прекрасен ясный жребий — Просиять и умереть! Мать звала к спокойной доле… Нет! не выбрал счастья я! Прошумела в ратном поле Жизнь мятежная моя. И вступив сегодня в Трою В блеске царского венца, — Пред стрелою не укрою Я спокойного лица! Дай, к устам твоим приникнув, Посмотреть в лицо твое, Чтоб не дрогнув, чтоб не крикнув, Встретить смерти острие. И, не кончив поцелуя, Клятвы тихие творя, Улыбаясь, упаду я На помосте алтаря.

27 января 1905

Клеопатра

Нет, как раб не буду распят, Иль как пленный враг казнен! Клеопатра! – Верный аспид Нам обоим принесен. Вынь на волю из корзины, Как союзницу, змею, Полюбуйся миг единый На живую чешую. И потом на темном ложе Дай припасть ей нам на грудь, Сладким холодом по коже В быстрых кольцах проскользнуть. Не любовь, но смерть нам свяжет Узы тягостные рук, И, скрутясь, меж нами ляжет Наш последний тайный друг. Губы в губы, – взгляд со взглядом, — Встретим мы последний суд. Два укуса с жгучим ядом Сжатых рук не разомкнут. И истома муки страстной Станет слабостью конца, И замрут, дрожа согласно, Утомленные сердца. Я как раб не буду распят, Не покорствуй как раба! Клеопатра! – Верный аспид — Наша общая судьба.

1905

Антоний

Ты на закатном небосклоне Былых, торжественных времен, Как исполин стоишь, Антоний, Как яркий, незабвенный сон. Боролись за народ трибуны И императоры – за власть, Но ты, прекрасный, вечно юный, Один алтарь поставил – страсть! Победный лавр, и скиптр вселенной, И ратей пролитую кровь Ты бросил на весы, надменный, — И перевесила любовь! Когда вершились судьбы мира Среди вспененных боем струй, — Венец и пурпур триумвира Ты променял на поцелуй. Когда одна черта делила В веках величье и позор, — Ты повернул свое кормило, Чтоб раз взглянуть в желанный взор. Как нимб, Любовь, твое сиянье Над всеми, кто погиб, любя! Блажен, кто ведал посмеянье, И стыд, и гибель – за тебя! О, дай мне жребий тот же вынуть, И в час, когда не кончен бой, Как беглецу, корабль свой кинуть Вслед за египетской кормой!

Апрель 1905

Пaтмос

Единый раз свершилось чудо: Порвалась связь в волнах времен. Он был меж нами, и отсюда Смотрел из мира в вечность он. Все эти лики, эти звери, И ангелы, и трубы их В себе вмещали в полной мере Грядущее судеб земных. Но в миг, когда он видел бездны, Ужели ночь была и час, И все вращался купол звездный, И солнца свет краснел и гас? Иль высшей волей провиденья Он был исторгнут из времен, И был мгновеннее мгновенья Всевидящий, всезрящий сон? Все было годом или мигом, Что видел, духом обуян, И что своим доверил книгам Последний вестник Иоанн? Мы в мире времени, – отсюда Мир первых сущностей незрим. Единый раз свершилось чудо — И вскрылась вечность перед ним.