Сочинения

Брюсов Валерий Яковлевич

1 марта 1922

Молодость мира

Нет! много ли, мало ли, чем бы ты вымерил Все, что в тысячелетия, как в пропасть упало, — Материки, что исчезли, расы, что вымерли, От совета Лемуров до совета в Рапалло? Имена персеидами падают в памяти, Царей, полководцев, ученых, поэтов… Но далеко ль еще по тем же тропам идти, Набирая в ненужный запас то и это? На пути библиотеки стоят цитаделями, Лагерями – архивы, загражденьем – музеи… Вдребезги грудь о песни к Делии, Слеп от бомб риккертианства, глух от древних Тезеев. Но океаны поныне кишат протоплазмами, И наш радий в пространствах еще не растрачен, И дышит Земля земными соблазнами, В мириадах миров всех, быть может, невзрачней. А сколько учиться, – пред нами букварь еще! Ярмо на стихии

наложить не пора ли, Наши зовы забросить на планету товарищу, Шар земной повести по любой спирали? Человек! свои мерки опять переиначь! а то Уронишь афишу, озадаченный зритель! Человечеством в жизни ныне не начата ль Лишь вторая глава там, в Санта-Маргарите?

1 мая 1922

Минуты

Там, в днях…

Где? – в детстве, там, где ржавый пруд Кренил карвеллы в муть Саргассо, Чтоб всполз на борт надонный спрут, — Там вновь Персей познал Пегаса! Там, в дни, где солнце в прорезь лип Разило вкруг клинком Пизарро, — Все звенья логик что могли б? Сны плыли слишком лучезарно! Потом, в дни, где медяный строй Звенел и пели перья шлема, — Не всюду ль ждал Ахей иль Трои, Пусть буквы в ряд слагались: лемма! И в дни, где час кричал: «Дели ж Миг на сто дрожей непрестанно!» Кто скрыл бы путь меж звезд, – где лишь Бред, смерть Ромео иль Тристана? Там, в днях, – как знать? в руде веков, В кровь влитых, гимном жгущих вены, — Там – взлет и срыв, чертеж стихов, Копье ль Афин, зубцы ль Равенны?

22 марта 1922

Весенняя песня о любви

Тосковать в снег весны, – о, банальные Песни праотцев, скок чрез огонь: С тигром крыться под своды бананные, Догонять с рыжей пумой вигонь! Март морочит морозная оттепель; К печкам лепятся тени Мюрже… Что ж плеснуло? груз тел, – не на отмель ли К ласкам вешним две пары моржей? Ночью вскрыть бы (проделки Лесажевы) Потолки: лоб на лоб, рот ко рту, — Сколько спаянных в дрожь! Иль рассажены В них твои паладины, Артур? Волны бьют с пустыря миоценова, Чтоб, дрожа, грудь теплела в руке: Древних дебрей слеза драгоценная — Вздох табачный ловить в мундштуке. Верб заветных где пух? – Не равно ли им, Здесь, где страсть – на прилавок товар, Лед и гейзеры, ель и магнолии… А Джон Фич, темя вниз, в Делавар!

22 марта 1922

С Ганга, с Гоанго…

С Гаага, с Гоанго, под гонг, под тимпаны, Душны дурманы отравленных стран; Фризским каналам, как риза, – тюльпаны; Пастбищ альпийских мечта – майоран. Тяжести ль молота, плуговой стали ль Марбургство резать и Венер ваять? С таежных талостей Татлиным стать ли? Пановой песни свирель не своя. Вьюга до юга докинет ли иней? Прянет ли пард с Лабрадорских седин? Радугой в пагодах клинопись линий, Готика точит извилины льдин. В бубны буди острозубые бури — Взрыхлить возмездье под взвихренный хмель! Зелья густить, что Локуста в Субурре, Пламя, слепящее память, – умей! Гонг к вьолончели! тимпаны к свирелям! Тигровый рык в дрожь гудящих жуков! Хор Стесихора над русским апрелем, В ветре, – приветствии свежих веков!

28 декабря 1921

Годы в былом

Наискось, вдоль, поперечниками Перечеркнуты годы в былом, — Ландкарта с мелкими реченьками, Сарай, где хлам и лом. Там – утро, в углу, искалеченное; Там – вечер, убог и хром; Вот – мечта, чуть цела, приналечь на нее, Облетит прогорелым костром. Цели, замыслы, – ржа съедающая Источила их властный состав, С дней, растерянных дней, тех, когда еще я Верил вымыслам, ждать не устав. И они, и они, в груду скученными, Ночи клятв, миги ласк, тени губ… Тлеть в часах беспросветных не скучно ли им, Как в несметном, метельном снегу? Конквистадор, зачем я захватываю Город – миг, клад – часы, год – рубеж? Над долиною Иосафатовою Не пропеть пробужденной трубе.

11 февраля 1922

Лишь миги

Не шествия, где в гул гудят знамена, Не праздник рамп, не храмовой хорал, — Туда,

в провал, из правды современной, С морского дна излюбленный коралл; Нет! – милые обличья жизни нежной: Вдвоем над Гете светом тень спугнуть, Вдохнуть вдвоем с созвездий иней снежный, У ног любимых ботик застегнуть; Лишь миги, те, – сознанья соль живая, — Что пресный ключ включают в океан, И жгут из мглы дней и надежд, всплывая, — Киприды лик, весь пеной осиян; И там, за гранью памятей и пеней, Впивая в я не взором кругозор, Не вопль вражды, не прелесть песнопений, Победный терн иль лавровый позор, Но час, где ночь, где за стеклом бесцветным С промерзлых камней оклики колес, Где узость плеч под простыней, в заветном Последнем споре под наитьем слез.

18 ноября 1921

В прятки

Ночь уснула, дождем убаюкана, Спит старуха, младенца крепче, Теперь не расслышит ни звука она, Что любовник-месяц ей шепчет. Ветер улицы яростно вылизал, Всюду рыщет, косматый и серый, Веселится в роскошном обилии зал, Скачет с мокрыми ветками в скверах. Тучи, побитое войско, разомкнуты, Вскачь бегут, меж звезд, без оглядки: Иссекли их, щелкая, громы кнута, Молний пляс истомил игрой в прятки. Стены все – упорные странницы, Ходят грузно по лунной указке: Свет мигнул, – церковь старая кланяется, Тень нашла – к дому дом льнет по-братски. Без присмотра все силы кинуты, Развинтилась в них каждая гайка. Эх, доверилась Сумраку-сыну и ты, Ночь-карга, земная хозяйка! Он же рад сам трунить над месяцем, Распустил стихии; при свете Радостно раскуролеситься им, — Разошлись тучи, камни и ветер!

18 мая 1921

От виска и до виска

Ветер гонит искры снега Мимо окон, застя свет; В свисте вьюги взрывы смеха; Чутко плачет печь в ответ. Здесь за дверью – остров малый, Вихри волн – за рифом там. Мгла причалы мачт сломала, Мгла примчала нас к мечтам. Лапой лампу пальма ль валит? Зной с каких морских песков? Ночь причудней. Пью в овале Грустных губ вино веков. Рыщут тигры; змеи свиты; Прямо прянет вниз боа… Что все страхи! лишь зови ты Грот, где бред наш, – Самоа. Мглами слеп, втеснюсь во мглу я, Где прически прядь низка, Чтоб вдохнуть сон снов, целуя От виска и до виска!

27 января 1922

Кто? – мы? Иль там…

Моя рука – к твоей святыне, На дрожь мою – ладонь твоя; Сан-Марко два жгута витые Колени жгут, мечту двоя. Длить сон предчувствий; первый трепет Впивать в сухом агате глаз: Следя добычу, смотрит стрепет, Ждет искр Франклинов а игла. Кто? – мы? иль там, в веках воспетых, Мимнерм, Тибулл, Петрарка, все! Ur-Mensch, в его слепых аспектах, Две птицы, слитые в овсе? Чудовищ, тех, эпохи ранней, Вздох в океан, громовый всхлип, Где в ласке клык смертельно ранит, Где рот рычать от крови слип? Уже двух рук сближенье жутко, Дождь тысяч лет гудит в ушах, — В бред, в хаос, в тьму без промежутка, Все светы, правд и лжи, глуша!

8 марта 1922

Под зимним ветром

Додунул ветер, влажный и соленый, Чуть дотянулись губы к краю щек. Друг позабытый, друг отдаленный, Взлетай, играй еще! Под чернью бело, – лед и небо, — Не бред ли детский, сказка Гаттераса? Но спущен узкий, жуткий невод, Я в лете лет беззвучно затерялся. Как снег, как лед, бела, бела; Как небо, миг завешен, мрачен… Скажи одно: была? была? Ответь одно: вавек утрачен! Кто там, на Серегу, во тьму Поник, – над вечностями призрак? Века ль стоять ему В заледенелых ризах? Достигнут полюс. Что ж змеей коралловой На детской груди виться в кольцах медленно? Волкан горит; в земле хорала вой, В земле растворены порфир и медь в вино. Додунул ветер с моря, друг отвергнутый, Сжигает слезы с края щек… Я – в прошлом, в черном, в мертвом! Давний, верный, ты Один со мной! пытай, играй еще!