Сочинения
Шрифт:
\\340//
Впрочем, не следует думать, что падение человека происходит внезапно: сперва он или обольщается каким–либо злым внушением, или от продолжительной невнимательности к самому себе теряет мало–помалу душевную силу, а страсти постепенно растут, и он подвергается бедственному падению. Погибели предшествует гордость, и падению — надменность (Притч 16, 18). Дом никогда не разрушается внезапным падением: до того или повреждается его основание, или ветшает его кровля, в которую сперва, от продолжительного пренебрежения живущих, проникают малейшие капли дождя, а потом, когда он в большей мере раскрывается и распадается, льется дождь уже ручьями из многоводных туч. От лености обвиснет потолок, и когда опустятся руки, то протечет дом (Еккл 10, 18). То же самое в духовном смысле бывает и с душою; прекрасно сравнивается невнимательность души с оставленной в пренебрежении кровлею. Ибо через эту невнимательность сперва проникают в душу малейшие капли страстей, которыми по незначительности их сначала пренебрегли; они повреждают здание добродетелей, и тогда льется в него обильный дождь пороков, через которые душа, во время постигающего ее дьявол искушения, будет изгнана из жилища добродетелей, где некогда утверждала свое пребывание и как в собственном доме обретала покой свой.
Узнав это, мы вкусили беспредельную сладость духовной
7. собеседование аввы Серена (первое) о непостоянстве души и о злых духах
Желая представить вниманию усердных подвижников аввы Серена, мужа, отличавшегося высшей святостью и воздержанием, зеркало своего [69] имени, которому мы особенно удивлялись, думаем, что можем исполнить свое желание не иначе, как если постараемся собеседования его записать в наших книжках Ему свыше всех добродетелей, которые не только в его поступках или движениях, но и в самом лице сияли по благодати Божией, сообщен был по особенному благодеянию Божию такой дар целомудрия, что даже и во сне не чувствовал естественных возбуждений (похоти) Впрочем, считаю необходимым сначала пояснить, как он при помощи благодати Божией достиг особенной чистоты плоти, потому–то она кажется выше природы человеческой.
69
Серен значит ясный, светлый, вид его соответствовал его имени.
Итак, он, для внутренней чистоты сердца и души неутомимо пребывая в ночных и дневных молитвах, посте и бдении, когда увидел, что получил желаемое по своим молитвам и весь жар плотской похоти в его сердце
\\342// погас, усладившись как бы приятнейшим чувством чистоты, с большей силою воспламенился ревностью к целомудрию и стал предаваться более строгому посту и молитве, чтобы умерщвление этой страсти, которое по дару Божию дано было его внутреннему человеку, перешло и к чистоте внешнего человека настолько, чтобы ему не чувствовать даже того простого естественного движения (похоти), которое возбуждается и в детях по благодати Божией, а не своими трудами, получив дар сердечной чистоты, он сильнее воодушевился к получению и телесной чистоты, будучи уверен, что если Бог по Своей благодати даровал ему чистоту душевную, которая выше телесной и которую невозможно приобрести человеческим трудом или старанием, то также может совершенно истребить похоть плоти и даровать чистоту телесную. Когда он в постоянной молитве со слезами неутомимо умолял Бога об этом, то пришедший к нему ангел в ночном видении, как бы раскрыв его чрево, из чресл его вырвал какой–то огневик, желвак мяса, и, все внутренности уложив на своих местах, как были, сказал: вот похотник твоей плоти отсечен. Знай, что ты в этот день получил постоянную чистоту тела, которую с верою просил. Мы сказали коротко о благодати Божией, которая упомянутому мужу особенным образом была дарована. Впрочем, о тех общих добродетелях, таких же, как у прочих высоких мужей, думаю, излишне что–нибудь упоминать, чтобы это частное повествование о нем не отняло у других того, что было бы сказано в особенности о нем. Итак, воспламенившись сильным желанием наставления, мы постарались увидеть его в дни Четыредесятницы. Когда он совершенно спокойным тоном спросил нас о качестве наших помыслов и о состоянии внутреннего человека, или что доставило для чистоты его пребывание в пустыне столько времени, то мы начали высказывать ему такие жалобы.
\\343//
Продолжительное пребывание в пустыне, в которой нам следовало бы созерцанием, как ты думаешь, достигнуть совершенства внутреннего человека, доставило нам только то, что мы узнали, чем мы не можем быть. Мы не сделали того, чтобы стать тем, чем стараемся, ибо сознаем, что не приобрели ни твердого постоянства желаемой чистоты, ни силы воли и знания, а только умножение смущения и стыда. Во всякой науке с усердием ежедневно упражняются и совершенствуются для того, чтобы, от слабых начал переходя к верному и постоянному искусству, овладеть тем, что сначала сомнительно знали или вовсе не знали, и чтобы, постепенно преуспевая в этой науке, овладеть ею совершенно. Напротив, я нахожу, что трудясь в подвиге душевной чистоты, я только то осознал, чем я не могу быть; чувствую, что из этого ничего другого не вышло для меня, кроме плача с таким сокрушением сердца, что никогда не будет недостатка о чем плакать; однако я не перестаю быть тем, чем не должен быть. И потому что пользы узнать о самом главном, если нельзя достигнуть познанного? Ибо когда мы попытались устремить сердце свое к определенному созерцанию, то дух, неприметно уклонившись, с быстрым стремлением впадает в прежнюю рассеянность и, ежедневно находясь в развлечении, непрестанно отводится в плен, так что мы почти уже отчаиваемся в желаемом исправлении, и это наблюдение за собою оказывается излишним, так как душа ежеминутно развлекается непостоянными помыслами. Когда она приводится к страху Божию или духовному созерцанию, то прежде чем утвердится в нем, опять вскоре развлекается. И когда как бы проснувшись, заметим, что мысли наши уклонились от предпринятого намерения, и, приводя их к тому созерцанию, от которого уклонились, хотим более напряженным вниманием сердца, как бы некоторыми узами связать, то и при самом усилии нашем они быстрее угря выскальзывают из святилища
\\344// духа Поэтому, тревожась такими ежедневными наблюдениями и не видя, чтобы какая–нибудь сила постоянства прибывала в нашем сердце, мы, сокрушаемые отчаянием, приходим к тому мнению, что такие блуждания души бывают в роде человеческом не по нашей вине, а по испорченности природы.
Серен. Это опасное предубеждение — не исследовав правильно предметов, не найдя верной причины, делать предположение, определение о свойстве какой–либо вещи и из рассмотрения своей слабости делать догадку, а не на основании состояния и качества самой науки или опыта других произносить мнение. Ибо если кто, не умея плавать и зная, что вода не может поднимать тяжесть его тела, по опыту своего неуменья захочет утверждать, что никто, имеющий тяжелую плоть, не может поддерживаться жидкой стихией, то поэтому нельзя еще считать истинным его мнение, которое он высказал по своему опыту, тогда как это не только не невозможно, но и очень легко делается другими Итак, ум всегда бывает подвижен и многозаботлив. В книге премудрого Соломона о нем написано так: земная храмина подавляет многозаботливый ум (Прем 9, 15). Он по состоянию природы своей никогда не может быть праздным, и если кто намеренно не будет упражнять его известными действиями и постоянно занимать его, то разум обязательно будет рассеиваться и повсюду летать, пока долговременным упражнением и употреблением не узнает, какие предметы следует запечатлевать в своей памяти какими непрестанно заниматься,
\\345// человека правым, а люди пустились во многие помыслы (Еккл 7, 30). Следовательно, от нас зависит качество помыслов. Ибо помысел добрый, говорится, приближается к знающим его, и человек благоразумный найдет его. А все, что может быть найдено, подлежит нашему благоразумию и тщательности; если же не будет найдено, то, без сомнения, это надо вменить нашей беспечности или неблагоразумию, а не пороку природы. Согласно с этой мыслью и Псалмопевец говорит: блажен человек, которого сила в Тебе и у которого в сердце стези направлены к Тебе (Пс 83, 6). Видите, что в нашей власти положить в сердцах своих или восхождения, т. е. помыслы, устремляющиеся к Богу, или нисхождения, т. е. ниспадающие к земному и плотскому. Если бы помыслы не состояли в нашей власти, то Господь не порицал бы фарисеев: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших? (Мф 9, 4). И через пророка повелел: удалите худые помыслы ваши от очей Моих (Ис 1, 16). Доколе будут гнездиться в тебе злочестивые мысли? (Иер 4, 14) И в день суда не потребовался бы от нас отчет в качестве помыслов, как и дел, как через пророка Исайю угрожает Господь: ибо Я знаю деяния их и мысли их; и вот, приду собрать все народы и языки, и они придут и увидят славу Мою (Ис 66, 18). Также во время страшного и ужасного испытания мы не заслуживали бы ни осуждения, ни оправдания свидетельством помыслов, по изречению блаженного апостола, который так говорит: свидетельствует совесть и мысли их то обвиняющие, то оправдывающие одна другую, в день, когда, по благовествованию моему, Бог будет судить тайные дела человеков (Рим 2, 15, 16).
Итак, этот совершенный ум прекрасно представляется в образе евангельского сотника. Его сила и постоянство, по которому он не увлекается всякими приходящи-\\346//ми помыслами, но по своему суждению или допускает добрые, или прогоняет противные без всякого затруднения, представлены в этом переносном значении. Ибо я и подвластный человек; но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет, и другому: приди, и приходит, и слуге моему: сделай то, и делает (Мф 8, 9). Итак, если бы и мы, также мужественно сражаясь против возмущений и пороков, могли подчинить их своей власти и рассуждению и, воинствуя, подавить страсти в своей плоти или непостоянную толпу наших помыслов покорить власти разума и спасительным знамением креста Господня прогонять от пределов нашего сердца свирепые полки противных властей; то за заслуги таких побед мы были бы возведены в чин этого духовного сотника, которого Моисей таинственно изображает так. поставь их тысяченачальниками, сто начальниками, пятидесятиначальниками и десятиначальниками (Исх 18, 21). Так и мы, поднявшись на высоту этого достоинства, будем иметь власть повелевать и силу, по которой не будем увлекаться теми помыслами, какими не хотим, но сможем пребывать в тех или заниматься теми, какими духовно услаждаемся, а худым внушениям приказывать: отойдите, и отойдут; а добрым скажем придите, и придут; также и слуге нашему, т. е. телу при кажем то, что принадлежит к целомудрию или воздержанию, и оно без всякого прекословия будет повиноваться уже не производя в нас противных возбуждений похоти но оказывая всякую покорность духу. А какое оружие этого сотника или к каким упражнениям для сражения они приготовляются, слушай, что проповедует блаженный апостол: оружия воинствования нашего не плоmские, но сильные Богом (2 Кор 10, 4). Он сказал, какое оружие, т. е. не плотское, не слабое, но духовное и сильное Богом. Потом последовательно внушает, для каких сражений необходимо употреблять его: на разрушение твердынь: ими ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия и пленяем всякое помышление в послушание Христу
\\347// и готовы наказать всякое непослушание, когда ваше послушание исполнится (Там же, 4–7). Теперь хочу показать вам свойства и виды оружия, препоясавшись которым, мы постоянно должны ходить, если хотим вести войну Господню и вместе с евангельскими сотниками сражаться. Возьмите, сказано, щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого (Еф 6, 16). Следовательно, вера есть щит, который, отражая раскаленные стрелы похоти, умерщвляет ее страхом будущего суда и верованием в Царство Небесное. И облекитесь в броню любви (в русском переводе — праведности, ст. 14). Она, окружая и ограждая важнейшие части нашей груди, противостоя смертоносным ранам страстей, отражает удары противников и не допускает стрелам дьявола проникать до внутреннего нашего человека. Ибо она все покрывает, все терпит, все переносит (1 Кор 13, 4–7). И шлем спасения возьмите. Шлем есть защита головы. Поскольку голова наша есть Христос, то мы должны всегда ограждать ее надеждою будущих благ, как несокрушимым шлемом, во всех искушениях и гонениях, и сохранять веру в Него ненарушимой, неповрежденной. Ибо у кого отняты другие члены, тот хотя и слаб, однако может еще как–нибудь жить, а без головы никому нельзя и краткого срока прожить. Возьмите и меч духовный, который есть слово Божие (Там же, 17). Ибо слово Божие острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные (Евр 4, 12), именно отделяя и отсекая все то, что найдет в нас плотского или земного. Кто будет вооружен этим оружием и всегда защищен от стрел и нападений врагов, тот не будет отведен, как пленник покоренный, в неприятельскую землю помыслов, будучи связан путами грабителей, и не услышит от пророка: для чего состарился в земле чужой? (Вар 3, 10). Но как торжествующий победитель останется в той стране помыслов, в какой захочет. Хочешь ли узнать саму силу и мужество этого сотника, с которыми он носит эти вышесказанные виды оружия, не
\\348// плотские, но сильные Богом? Слушай самого царя, собирающего храбрых мужей на духовную войну, который избранных назначает и ободряет: слабый пусть говорит: я силен (Иоил 3, 10). Итак, видите, что войну Господню могут вести только терпеливые и немощные, с той, без сомнения, немощью, о которой тот евангельский сотник с надеждою говорил: когда я немощен, тогда силен (2 Кор 12, 10). Об этой немощи один из пророков говорит: самый слабый между ними в тот день будет как Давид (Зах 12, 8). Также и терпеливый будет вести эту войну, именно имеющий то терпение, о котором говорится: терпение нужно вам, чтобы, исполнив волю Божию, получить обещанное (Евр 10, 36).