Сочинения
Шрифт:
«Итакъ, любезный братъ! укрепляй себя о имени и при помощи Того, въ Кого ты веруешь, противъ злоязычія техъ, кои смеются надъ нашею верою, и устами коихъ говоритъ самъ діаволъ, стараясь осмеять паче всего нашу веру въ воскресеніе. Доказательство своего воскресенія ты имеешь въ самомъ себе, когда ты видишь, что ты, не существовавъ прежде, теперь существуешь. Где была эта масса твоего тела съ его формою и членами за несколько летъ до твоего рожденія или даже до зачатія твоего во утробе матери? Не изъ сокровенныхъ ли недръ природы, при невидимомъ действіи въ образованіи оной Господа Бога, произошла она на светъ и по прошествіи определенныхъ періодовъ достигла до такой величины и приняла такой видъ? Неужели же для Бога, который въ одно мгновеніе ока выводитъ громады облаковъ и покрываетъ оными небо, труднее воспроизвести твое тело, каковымъ оно было, когда Онъ могъ создать оное, когда его еще не было? Итакъ верь твердо и несомненно, что все, что для глазъ человеческихъ кажется какъ–бы погибающимъ, все это цело для всемогущества Божія, по которому Онъ безъ всякаго труда и замедленія можетъ воздвигнуть все, если только потребуетъ сего Его правда; воскресенія же телъ потребуетъ Его правосудіе, дабы въ техъ–же телахъ люди отдали отчетъ въ делахъ своихъ, въ какихъ они творили оныя, и въ техъ же телахъ или удостоились небеснаго нетленія за дела благочестія, или за дела нечестивыя подверглись такому состоянію, въ которомъ тела ихъ не разрушатся смертію, но будутъ матеріею вечныхъ болезней. Итакъ, возлюбленный братъ! имея непоколебимую веру, старайся пріобресть добрые нравы. Бойся того места мученія, где ни мучители не престаютъ мучить, ни мучимые не умираютъ, потому–что смерть ихъ безконечна, и они не могутъ умереть въ мученіяхъ; и воспламеняйся любовію и желаніемъ вечной жизни святыхъ, где ни дело не будетъ въ тягость, ни успокоеніе не вожделенно; где не будетъ никакой печали въ душе, никакой болезни въ теле, и никакого недостатка, который бы
По окончаніи сей речи надобно спросить оглашаемаго, веруетъ ли онъ сему и хочетъ ли все сіе соблюдать, и если онъ торжественно исповедуетъ это: то его надобно назнаменать, и поступать потомъ съ нимъ по чиноположенію церковному. Касательно таинствъ, которыя должнымъ образомъ ему преподаны, ему надобно внушить, что хотя они суть видимые знаки вещей божественныхъ, но въ нихъ надобно уважать сіи самые невидимые предметы, и не такъ надобно принимать видъ, который освящается благословевіемъ, какъ принимается въ обыкновенномъ какомъ–либо случае. Должно также сказать ему, что означаетъ и та речь, какую онъ слышалъ, что въ ней скрывается и чему она подобна. Потомъ по сему случаю надобно вразумить его, что все, что въ Священномъ Писаніи изложено подъ чувственнымъ покровомъ, имеетъ духовное значеніе и относится къ святой и будущей жизни. Вообще надобно кратко сказать ему, что все, что читаетъ онъ въ каноническихъ книгахъ, имеетъ целію истину, святость и вечность, и ту любовь, о которой ты говорилъ ему, заметивъ ему при семъ, что подъ именемъ ближняго разумеются не только люди, известные намъ по родству, но и всякiй, кто можетъ быть съ нимъ въ томъ святомъ граде, и чтобы онъ не отчаявался въ исправленіи техъ, коихъ Господь терпитъ среди своей пшеницы, яко благость Божія, по слову Апостола (Рим. 2, 4), на покаяніе ихъ ведетъ.
Но если тебе эта речь кажется слишкомъ длинною, чтобы сказать оную при оглашеніи человека необразованнаго: то можно сказать и короче; но во всякомъ случае не надобно говорить длиннее ея, хотя бы и самый предметъ, о которомъ говорится, и слушатели требовали того. Но когда дело надобно произвести скоро: то смотри, какъ въ краткихъ чертахъ можно преподать все наставленіе. Положимъ, что пришелъ также кто–нибудь, желающій сделаться Христіаниномъ, — который на предложенный вопросъ ответитъ или не ответитъ то самое, что прежній: въ такомъ случае ты можешь составать речь свою следующимъ образомъ.
«Любезный брать! великое и истинное блаженство есть только то, которое обещано святымъ въ будущей жизни; а все видимое преходитъ, и все блаженство века сего, все утехи и пріятности минуютъ, и любящихъ оныя увлекутъ съ собою въ погибель. Отъ таковой погибели, т. е. отъ вечныхъ наказаній, милосердый Богъ, желая спасти людей, если только они сами не будутъ себе врагами и не воспротивятся милосердію Творца своего, послалъ въ міръ единороднаго своего Сына, т. е. Слово свое, равное Ему, чрезъ котораго Онъ сотворилъ все и который, оставаясь въ своемъ Божестве и не отступая отъ Отца, и ни въ чемъ не взменясь, но чрезъ воспріятіе человечества, въ смертной плоти пришелъ къ людямъ, дабы, какъ однимъ человекомъ, который первый былъ созданъ, т. е. Адамомъ, смерть вошла во весь родъ человеческій (Рим. 5, 12. 14. 18), потому–что человекъ тотъ согласился съ обольщенною діаволомъ женою преступить заповедь Божію, такъ и чрезъ одного человека — Iисуса Христа, который есть также истинный Богь, все верующіе въ Него, улучивъ прощеніе во всехъ грехахъ, вступили въ жизнь вечную».
«Все, что происходитъ ныне въ Церкви Божіей, и что во имя Христово делается во всемъ міре, все это за несколько вековъ уже предвозвещено было, и какъ предвозвещено, такъ и исполняется, дабы мы утверждались въ вере. Былъ некогда по всей земле потопъ для истребленія грешниковъ, и те, кои спаслись въ ковчеге, предъизображали судьбу будущей Церкви, которая ныне плаваетъ въ волнахъ века сего и древомъ Креста Христова спасается отъ потопленія. Аврааму, верному рабу Божію, изъ всехъ людей одному предвозвещено было, что отъ него произойдетъ народъ, который одинъ между всеми идолопоклонствующими народами будетъ почитать единаго истиннаго Бога, и все, что должно было по предреченію случиться въ семъ народе, такъ и исполнялось, какъ предречено было. Этому же самому народу предсказано было, что въ немъ явится Царь всехъ святыхъ и Богь, Iисусъ Христосъ, который по плоти будетъ происходить отъ семени Авраамова, дабы все те были чадами Авраама, кои будутъ подражать вере его: — такъ и исполнилось; Христосъ родился отъ Девы Маріи, которая была изъ рода же Авраамова. Пророки предсказали, что Онъ піострадаетъ на кресте отъ того–же Іудейскаго народа, взъ котораго Онъ происходилъ
«Веруя всему этому, бойся искушеній, дабы врагъ твой діаволъ, старающійся всякаго увлечь съ собою въ погибель, не соблазнилъ тебя или чрезъ техъ людей, кои находятся вне православно–кафолической Церкви, каковы или язычники или еретики, или даже чрезъ техъ, кои внутри оной ведутъ непотребную жизнь, каковы чревоугодники, сластолюбцы, волхвователи, любители зрелищь и демонскихъ наукъ, и вообще все сребролюбцы и гордецы, или ведущіе какой–либо другой образъ жизни, воспрещенный закономъ. Не подражай таковымъ людямъ, но ищи сообщества съ людьми добрыми, которыхъ ты легко найдешь, если самъ будешь таковымъ, — дабы вамъ всемъ совокупно почитать и любить своего Господа, который самъ составляетъ все наше сокровище, и благостію и красотою коего мы и въ той вечной жизни будемъ наслаждаться. Любить же Его надобно не такъ, какъ мы любимъ какой–либо видимый предметъ, но какъ любимъ премудрость, истину, святость, правду, любовь или что–либо подобное, и притомъ не каковы оне бываютъ въ людяхъ, но каковы въ самомъ источнике вечной и неизменной премудрости. Итакъ, если ты увидишь какихъ–либо людей, кои любятъ это; то и пристань къ ихъ обществу, дабы чрезъ Iисуса Христа, Ходатая Бога и человековъ (1 Тим. 2, 5), ты могъ войти въ примиреніе съ Богомъ. О людяхъ же развратныхъ, хотя бы они и были въ пределахъ Церкви, не думай, чтобы они вошли въ Царствіе Небесное, потому–что въ свое время они отделены будутъ, если въ сей жизни не сделаются лучшими. Такимъ образомъ добрымъ людямъ последуй, злыхъ терпи, но всехъ люби, потому–что не знаешь, какимъ завтра будетъ тотъ, кто ныне былъ злымъ; не люби только ихъ неправды, но ихъ самихъ люби, дабы они познали правду, потому–что намъ заповедана не только любовь къ Богу, но и любовь къ ближнему, и въ сію обою заповедiю весь законъ и пророцы висятъ (Матф. 22, 40). Закона сего никто не можетъ исполнить, какъ только принявшій дары Святаго Духа, равнаго во всемъ Отцу и Сыну; ибо Богъ троиченъ, и на сего Бога должно быть возложено все наше упованіе. На человека нельзя возлагать онаго, каковъ бы онъ ни былъ; ибо иное Тотъ, кемъ мы оправдываемся, и иное те, съ коими оправдываемся. Но не чрезъ одне похоти діаволъ искушаетъ насъ, но и страхомъ гоненій, болезней и самой смерти, и если все это человекъ перенесетъ за имя Христово въ надежде живота вечнаго, онъ удостоится великой награды; если же уступитъ діаволу, то съ нимъ осудится. Но делами милосердія во смиреніи сердца можно умолить Господа, да не оставитъ Онъ рабовъ своихъ искуситися паче, еже можемъ, но сотворитъ со искушеніемъ и избытіе, яко возмощи намъ понести (1 Кор. 10, 13)».
Печатается по изданiю: Блаженнаго Августина, епископа Иппонійскаго О томъ, какъ оглашать людей необразованныхъ. // Журналъ «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». — 1844 г. — Часть III. — С. 3–77.
О порядке
Книга 1
1
Исследовать и познавать порядок вещей свойственно, Зиновий, всякому; но, в то же время, постигнуть и разъяснить тот общий порядок, которым держится и управляется этот мир, дело весьма трудное и редко осуществимое. К тому же, если даже кто–то и достигает этого, то не может достигнуть другого, а именно: найти для столь божественных и таинственных предметов слушателя достойного как по добродетельной жизни, так и по некоему складу своих научных занятий. Тем не менее, некоторые лучшие умы ничего так страстно не доискиваются, а наблюдающие с возможным мужеством своего рода скалы и бури этой жизни — ничего с большим усердием не стараются узнать и изучить, как то, каким образом так бывает, что Бог о делах человеческих печется, а, между тем, в этих человеческих делах всюду и всегда такая превратность, какую трудно приписать не то что божественному, но даже и рабскому управлению, если, конечно, дать такую власть рабу. Посему принимающим близко к сердцу этого рода вопросы остается, как бы по необходимости, прийти к заключению, что божественное провидение не простирается до этого дальнего и дольнего, или что все это зло в действительности совершается волею Божьей. И то, и другое нечестиво, но особенно — последнее. Хоть, впрочем, прийти к тому мнению, будто что–либо оставлено Богом, равно и невежественно, и в высшей степени опасно для души. Никто, однако, не станет никого винить за то, что тот сделать не в силах. Да и хула в пренебрежении гораздо извинительней, нежели хула в злости и жестокости. Поэтому разум, не чуждый благочестия, как бы вынужден полагать, что божество не может управлять этим земным миром, или — что оно скорее пренебрегает и презирает его, чем управляет им так, что всякая жалоба на Бога была бы еще жалобою кроткой и не заслуживающей порицания.
Но кто настолько слеп умом, что усомнится приписать божественному действию и управлению все то разумное в движении тел, что происходит независимо от человеческого распоряжения и воли? или, быть может, припишет случайности образование так точно и тонко соразмеренных членов каких–либо самых малейших животных? а если отвергнет случай — должен будет признать в этом дело разума. Да и во всей совокупности природы, разве осмелимся мы, руководствуясь какими–нибудь бреднями суетного мнения, представлять чуждым таинственному волению Верховного Правителя то, что в каких–либо отдельных предметах удивляет нас своим устройством, нисколько не нуждающимся в искусстве человеческом? Напротив, это–то и поражает, что члены блохи расположены и организованы удивительнейшим образом, а человеческая жизнь, между тем, вращается и течет в непостоянстве бесчисленных превратностей. Но ведь это то же самое, как если бы кто–нибудь, имея до такой степени слабое зрение, что взор его на мозаичном полу не мог бы охватить пространство, большее одного квадратика, стал бы укорять художника за неумение давать этим квадратикам порядок и известное расположение. Разве виноват художник в том, что его критик не способен воспринимать его мозаичные работы, сливающиеся во всей своей совокупности в одно прекрасное целое? Но ведь именно это и происходит с теми недалекими людьми, которые, не будучи в силах своим слабым умом объять всю совокупность и гармонию вещей, если что–нибудь причиняет им вред, и, по их мнению, этот вред велик, считают, что и во всем прочем царит великая мерзость.
2
Важнейшая причина этого заблуждения заключается в том, что человек не знает самого себя. Чтобы познать себя, нужна большая привычка отвлекаться от чувств, сосредоточивать душу и удерживать ее саму в себе. А этого достигают лишь те, кто всякие раны мнений, наносимые течением обыденной жизни, или прижигают уединением, или излечивают, занимаясь свободными на уками. Возвращенная таким образом самой себе душа постигает, в чем состоит красота вселенной (universitatis), правильно названной так от слова «единство» (abuno). Подобная красота недоступна душе, которая обращена на множество отдельных предметов, с жадностью гоняется за нищетой и не знает, что ее можно избежать простым удалением от толпы. Под толпой же я понимаю не людскую толпу, а толпу всего, что действует на чувства. И неудивительно, что душа терпит тем большую нищету, чем большее количество старается охватить.
Как бы ни был обширен круг, в нем есть одна средняя точка, к которой склоняется все, называемая геометрами центром, и хотя части его окружности могут быть делимыми бесконечно, в круге нет другой такой точки, от которой бы все прочие находились на равном расстоянии и которая господствовала бы над всеми, словно по некоему праву уравнения. Выйди отсюда в какую–либо часть круга, и потеряешь все, чем множество держится в единстве. Так и душа, вылившись из самой себя, рассеивается в некоторой беспредельности и истощается до полной нищеты, поскольку ее природа принуждает ее во всем искать одного, а множество находить его мешает.