Социализм как явление мировой истории
Шрифт:
«Дорогой Энгельс! Только что получил твое письмо, которое открывает очень приятные перспективы торгового кризиса»
«Теперь хорошо бы еще в будущем году иметь плохой урожай на зерно, и тогда начнется настоящая музыка»
«Amerikan crash великолепен и далеко еще не миновал. Торговля теперь снова на три-четыре года расстроена, nous avons maintenant de la chance»
«Со мною то же, что и с тобою. С тех пор, как в Нью-Йорке начался спекулятивный крах, я не мог себе найти покоя в Джерсее и чувствую себя превосходно при этом general downbreak. Кризис будет так же полезен моему организму, как морские купанья, я это и сейчас чувствую»
«…на рынке улучшение настроения. Будь проклято это улучшение!»
«Здесь могут помочь только два-три очень плохих года, а их-то, по-видимому, не так легко дождаться»
«Наше отечество являет крайне тяжелое зрелище. Без побоев извне с этими собаками ничего не поделаешь»
Ленин же писал о войне (и во время войны):
«Если теперь война вызывает у реакционных христианских социалистов, у плаксивых мелких буржуа только ужас и запуганность, только отвращение ко всякому употреблению оружия, к крови, смерти и пр., то мы должны сказать: капиталистическое общество было и всегда является ужасом без конца. И если теперь этому обществу настоящая реакционнейшая из всех войн подготовляет конец с ужасом, то мы не имеем никаких оснований приходить в отчаяние»
Поразительно, что очень часто, обличая несправедливость, эксплуатацию, угнетение народа, социалистические мыслители отзываются об этом народе с презрением и даже злобой. Мелье на обложке своего завещания писал:
«Я познал заблуждения, злоупотребления, тщеславие, глупость и низость людей. Я ненавидел и презирал их».
Описывая страдания крестьян, он говорит:
«О нем справедливо сказать, что нет ничего более испорченного, более грубого, ничего более достойного презрения и убогого…»
Фурье называет тех же французских крестьян «живыми автоматами» и добавляет:
«по своей крайней грубости они сейчас более сродни животным, чем роду человеческому»
Энгельс называет немецких крестьян мужичьем
(«верхнегерманское мужичье»
французских же —
«варварской расой»:
«…ничего иного нельзя было ожидать от этой варварской расы. Их нисколько не интересует форма правительства и т. д. и прежде всего они стремятся разрушить дом сборщика податей и нотариуса, изнасиловать его жену, а его самого избить до смерти, если удастся изловить»
О рабочих он пишет:
«массы ужасающе
Маркс же, говоря о несправедливых контрактах, которые некий предприниматель заключает с рабочими, добавляет:
«…контракты, на которые мог согласиться только совершенно опустившийся сброд»
В другой раз он восклицает:
«Черт бы побрал эти народные движения и в особенности, если они еще pacifique (мирные)… На этом чартистском движении O’Коннер сошел с ума (читал ли ты его последнюю речь перед судом?), Гарни поглупел, а Джонсон обанкротился. Voila le dernier but de la vie dans tous mouvements populaires» (вот конечный итог всех народных движений).
Можно придумать различные логические объяснения подобных высказываний, но психологически совершенно неправдоподобно считать, что их породило сострадание к людям, сочувствие жертвам голода и войны. Да мы и видим, что основные достижения в направлении социальной справедливости, достигнутые в последнее столетие на Западе: сокращение рабочего дня, социальное страхование, необычайное повышение жизненного уровня рабочих — все это было достигнуто при очень незначительном участии социалистических движений. Основными факторами были: борьба профсоюзов (осуждавшаяся социалистами как «экономизм»), повышение производительности труда, вызванное техническим прогрессом, и моральное воздействие «буржуазной филантропии».
Как же связана социалистическая идеология с идеей борьбы за социальную справедливость? По-видимому, мы имеем здесь два совершенно различных отношения к жизни, которые, однако, в определенной области пересекаются. Их пересечение состоит в осуждении социальной несправедливости окружающей жизни, обличении тех страданий, которые она несет. Из этой основы они развиваются в разные стороны, указывают два пути. Один — это исправление социальной несправедливости, борьба с конкретным злом сегодняшнего дня. На другом пути социальная несправедливость воспринимается как абсолютное зло, знак того, что современный мир проклят и подлежит полному уничтожению. Сострадание к жертвам несправедливости все более оттесняется неутолимой ненавистью ко всему окружающему укладу жизни.
7) Социализм — это особая религия. Вот как, например, формулирует эту мысль С. Булгаков:
«Ибо социализм в наши дни выступает не только как нейтральная область социальной политики, но, обычно, и как религия, основанная на атеизме и человекобожии, на самообожествлении человека и человеческого труда и на признании стихийных сил природы и социальной жизни единственным зиждущим началом истории»
Булгаков характеризует социализм даже более точно — как возрождение иудаистского мессианизма:
«В этом смысле современный социализм представляет собой возрождение древнеиудейских мессианских учений, и К. Маркс, вместе с Лассалем, суть новейшего покроя апокалиптики, провозвещающие мессианское царство»
Об этом более подробно в его работе «Апокалиптика и социализм» в сборнике «Два Града», т. II. Также и С. Л. Франк называет «революционный социализм» — «религией абсолютного осуществления народного счастья», «религией служения материальным интересам», указывает на