Социальная мифология, мыслительный дискурс и русская культура
Шрифт:
Аналогичный порядок существовал и в предреволюционной России, где устав 1884 г. ввел приват-доцентуру, а также гонорары за преподавание. Для получения звания приват-доцента необходимо было получение звания доктора наук (то есть звания, которое следовало за более низким званием магистра). Приват-доценты играли в России роль резервуара, из которых университеты черпали независимых и оригинальных преподавателей — исследователей и мыслителей. Откроем русский перевод известной книги Дж. Ст. Милля «Система логики» (1914 г.); на титульном листе значится: «Перевод с английского под редакцией приват-доцента Императорского Казанского университета В.Н. Ивановского». Приват-доцентом того же университета был и известный новатор в области логики Николай Александрович Васильев — создатель концепции «воображаемой логики», провозвестницы современных
Подобно нацистскому перевороту, «пролетарская революция» 1917 года поломала традиции университетской свободы. На высшую школу опустился идеологический пресс. Спустя 16 лет нечто похожее произошло и с германскими университетами. Вейль, рассматривая в упомянутой статье судьбы немецкого университетского образования, отмечает пагубные последствия их нацификации. Проявилось это прежде всего в падении уровня научных работ в гуманитарных областях. Психология, история, социология, экономика стали в университетах проводниками нацистской идеологии. Правда, это не успело существенно сказаться на точных и технических науках. Но, говорил Вейль, нет сомнения в том, что «в конце концов упадок наступил бы и здесь. Ибо система, основанная на равновесии между авторитетом университета как сообщества независимых мыслителей и авторитетом правительства, полностью попирается тоталитарным правительством, не признающим законов и не чувствующим ответственности перед своим народом». [18]
18
Там же. С. 326.
Чем же пагубно удушение исследовательской свободы, отчуждение ученого от истины? В конечном счете — спадом научно-исследовательского уровня. В этом проявляется, так сказать, «негативный выход» результатов действия идеологии. Но это только общая констатация. Следует задаться вопросом, какова та социально-психологическая атмосфера, которая к этому приводит. Как представляется, атмосфера эта складывается из двух компонент, об одной из которых уже шла речь. Первая компонента — это искажение мотивации лиц, работающих в науке и занятых подготовкой специалистов в высшей школе. Отчуждая от истины, идеология одновременно ориентирует членов научных и преподавательских сообществ на замену мотивов, связанных объективным исследовательским поиском, результаты которого только и могут создать подлинный научный авторитет тому, кто его ведет, — мотивами приспособления своих выводов к требованиям идеологии, стремлением продвинуться по служебной лестнице на основании вненаучных критериев, погоней за званиями, вненаучными привилегиями, деньгами и, как высшая ценность, включением в один из слоев элитарной структуры типа «академий наук», комитетов «по делам науки и техники» и пр.
К искажению мотивации добавляется вторая компонента идеологизированного социально-психологического климата в научной сфере. Компонента эта заключается в снижении общекультурного горизонта носителей ученых степеней и званий — тема, в России ныне постоянно звучащая. Ее можно обозначить двумя словами: резкое понижение интеллигентности. Это явление — как реальная данность — уже достаточно освещено в нашей печати. То, что нас будет в дальнейшем интересовать — это моральные факторы, оказывающие тормозящее влияние на динамику науки.
12. От «аристократии чести» — к «аристократии духа»
Революция уничтожила традиционные для России этические нормы, двумя главными устоями которых были, с одной стороны, православие, а с другой — кодекс дворянской чести. Конечно, при этом не следует сбрасывать со счета неписаные нравственные представления и правила иных сословий — «обычных правил» этики, содержавших в качестве неявной составляющей чувство сословной гордости купца, крестьянина, казака. Но все же дворянская мораль имела для России особое значение: на ее принципах в конечном счете сложились моральные установки русской интеллигенции, в своей лучшей части воспринявшей традиции дворянского долга служения государю, государству, обществу, отечеству. [19]
19
Автор этих строк не принимает стенаний
Здесь следует подчеркнуть обстоятельство, на которое у нас до сих пор не принято обращать внимания. Заключается оно в следующем: величие русской культуры зиждилось на том, что она сложилась как дворянская культура. Все великие русские писатели — и многие ученые, деятели искусства и культуры в «золотом» для России XIX веке были дворянами. Только на излете столетия, да и, конечно, в XX веке в нашей стране появляются крупные литераторы, деятели культуры и науки недворянского происхождения. Но их духовное развитие происходило в атмосфере дворянской культуры, да и сами они, получив университетское образование, приобретали личное дворянство.
Почему же именно дворянство сыграло такую роль? Потому что в России оно явилось тем сословием, в котором созрела и нашла реализацию идея свободы. Достаточно сказать, что законченное реально-вещевое воплощение она получила еще в XVIII веке. Речь идет о «вольностях», дарованных служилому сословию русского государства российскими императорами — Петром III (1762) и Екатериной Великой («Жалованная грамота дворянству» 1785).
Примечательно, что уже манифест Петра III, даровавший дворянам «вольность» служить или не служить на государевой службе по их желанию; в манифесте вместе с тем выражалась уверенность, что дворяне и впредь не будут уклоняться от службы, и указывалось на их долг обучать своих детей «благопристойным наукам». Екатерина Великая, подтвердив в своей «грамоте» свободу дворянина от обязательной службы государству, присовокупила к этому свободу от податей, от рекрутской повинности; дворянина отныне нельзя было подвергнуть телесным наказаниям, его мог судить только дворянский суд, то есть суд равных ему по сословному положению. Дворянское звание передавалось жене (если она до брака была дворянкой) и детям. Лишить дворянства мог только сенат по суду и после утверждения приговора Государем. «Жалованная грамота дворянству» утверждала полное право дворянина на его недвижимую собственность, право торговли и промышленной деятельности. Как нетрудно заметить, что все это были те права, которые вносят в стандартный набор «прав человека», включая неприкосновенность личности, право на объективный суд и на собственность.
Конечно, надо помнить, что дворянские права — до «великих реформ» во всяком случае — были сословными правами, что сосуществовали они со своей противоположностью — крепостным правом. Но сам факт существования в обществе социального слоя, состоявшего из свободных личностей, к тому же личностей, материально независимых, поскольку они, как правило, были земельными собственниками, то есть имели независимый доход, сыграло огромную роль в развитии русской культуры (литературы, искусства), а потом и науки.
Если в Германии источником независимого интеллектуального духа служили университеты, а социальными его носителями являлись члены университетских корпораций, то в России духовная свобода питалась дворянскими сословными соками — университетское свободомыслие было лишь ответвлением и зачастую наиболее четким выражением духа дворянской свободы. Дух это, однако, не противоречил дворянскому долгу служения государю, государству, отчеству. Дворянин, который не вступал на службу — военную, дипломатическую, гражданскую — был в каком-то смысле, говоря в терминах социологии XX века, маргинальной личностью. Читатели пушкинского «Евгения Онегина», как правило, не подозревают, что герой романа был именно такой личностью: Онегин нигде не служил (на это обстоятельство обратил внимание Ю.М. Лотман).
Очень ярко роль дворянства как фактора, под действием которого «аристократия чести» порождала «аристократию духа», выступает в творениях А.С. Пушкина. Сам Пушкин принадлежал к одному из древнейших дворянских родов России и этим гордился; он много размышлял о культурной роли дворянства. Делал он это, сравнивая русскую литературу с французской словесностью. Русскую культуру создавали дворяне, учителями которых очень часто были гувернеры-французы, недворяне. Их дворянский статус снимал с них, говоря по-современному, «комплекс неполноценности» по отношению к их учителям-иностранцам.